Я работаю менеджером, но я не менеджер

В последнее время эпохи меняются довольно быстро, и то, что было лет 30–35 назад, воспринимается как допотопная эра. Трудно представить себе мир, где не было рекламы, мобильной связи и Интернета, зато было много Брежнева. Где можно было 6–7 лет копить на холодильник, параллельно стоя за ним в очереди. Или, скажем, гречка и шпроты входили в продуктовый заказ, выдаваемый в месткоме. А доллар стоил 60 копеек, но купить его было преступлением.

Те, кто помоложе, это время не помнят по понятным причинам. Самые пожилые вспоминают неточно и избирательно, в зависимости от настроения то идеализируя, то демонизируя поздний СССР. Вся надежда, казалось бы, на мое поколение — полтинник плюс-минус несколько лет, но чья надежда? Кому нужен искусственный опыт выдуманной страны? Разве что по контрасту с сегодняшним положением дел, чтобы в сравнении отчетливее различить то, что можно воспринять как само собой разумеющееся, сливающееся с фоном.

Вот, например. В СССР человек, как правило, после школы оканчивал институт, после него по распределению попадал куда-либо на три года на работу — да так, плавно меняя места работы на подобные им места, дорастал до какого-то карьерного и имущественного уровня, а там и пенсия. То есть мог по ходу дела уверенно идентифицировать себя как металлург, или инженер, или учитель. Конечно, были исключения. Более того, из этих тысяч исключений в многомиллионной стране тоже можно было составить типовые истории — когда сорокалетний мужчина в понятном кризисе вдруг бросает все и уходит в лесники. Или вспоминает, что в детстве мечтал стать музыкантом. Но сегодня мы говорим о правиле, о доминанте, хотя исключения тоже любопытны.

Когда СССР рухнул во всех отношениях, выяснилось, что около 90% производимых товаров неконкурентны, все эти отраслевые НИИ и НПО избыточны и убыточны, а миллионы инженеров никому не нужны. Так как это все ж таки не сказка, вряд ли карета в одночасье превратилась в тыкву. Логичнее предположить, что она и была тыквой — и за год, и за десять до окончательного расчета, только называлась каретой. Что миллионы умных, порядочных и профессиональных людей в закрытых НИИ дублировали друг друга и тысячи раз производили один и тот же продукт, что в отношении носков — норма, а в отношении идей — дикость. Подводя итог: ни система образования, ни карта занятости населения не соответствовали реальной востребованности — именно поэтому их удавалось так легко соединять и состраивать.

Сегодня занятость населения — это и есть наша реальность. Данная формула не несет ни заряда одобрения, ни осуждения. Это примитивная констатация: если Вася снял офис и назвался нотариусом, значит, в этом квартале требуется лишний нотариус, а нет — тем хуже для Васи. Система образования же скорее ориентирована на спрос: вам хочется стать юристом/экономистом — почему бы нет? В итоге сплошь и рядом человек с дипломом юриста/экономиста (потому что он так хотел) работает менеджером/копирайтером (потому что это востребовано и более или менее престижно, точнее, не позорно). Так кто ты в итоге?

По образованию — см. выше. Отметим, что реально это: в прошлом, как правило, поверхностно усвоено и полузабыто. Русский язык очень богатый и емкий, очередной раз спасибо ему за изумительную формулировку: есть корочка. Работаю менеджером в отделе готового белья. Понятное дело, временно. Слава богу, крепостное право (в частности, профессиональное крепостное право СССР) — в угрюмом прошлом. Кем и где я буду через 6–7 лет, можно только гадать. Правильно? Как говорит один мой хороший знакомый, и да, и нет. Опыт наблюдения дает: до сих пор обстоятельства складывались вокруг молодого человека, девушки в том числе. Его (ее) активность носила скорее ответный характер: согласиться/отказаться. С той же вовлеченностью он (она) может практически бесконечно менять шило на мыло и обратно — устраиваться менеджером в другой отдел или все-таки копирайтером. Может обзавестись умеренно экзотичным и общественно безвредным хобби. И в этом смысле летуче-карнавальный характер нового времени вполне себя проявляет.

Но парадоксальным образом сегодняшние тридцати-сорокалетние, реализовавшие какой-то личный, авторский жизненный проект, по крайней мере в моем поле зрения, образуют тот же процент от общего поголовья, что и 30 лет назад пресловутые лесники-священники-режиссеры80-х. Не то чтобы вовсе ничего не изменилось. Сегодня авторские проекты более индивидуальны; по-хорошему, каждый конкретный случай — отдельная история и чуть ли не отдельное слово. Но, как и тогда, это личное и прекрасное не разлито в воздухе, оно требует специальных направленных усилий. Впрочем, было бы странно, если бы оказалось иначе.

Леонид Костюков