20 февраля 1976 года — 17 июня 1976 года

20.II.76

Когда вышел на экраны фильм «Чапаев»[1], братья Васильевы не ожидали такого успеха. В беседе с товарищем Сталиным они признались: «Если бы мы знали, что народ так примет нашу картину, мы бы сделали ее значительно лучше». На что товарищ Сталин ответил: «Если бы мы знали, что революция нам удастся, мы бы ее тоже лучше сделали».

У Нины в газете работает некий Кацнельсон. Товарищ спрашивает у него: «В каком жанре сейчас работаешь?» — «В жанре контрпропаганды», — отвечает Кацнельсон.

22.II.76

Когда я собирал материал к «Дочери стиляги» («Взрослой дочери молодого человека»), я беседовал с Галей Погожевой[2], чтобы выяснить, какие они, современные студенты. Их основное качество Галя определила так:

«ВОИНСТВУЮЩАЯ НОРМАЛЬНОСТЬ».

22.II.76

Гельману[3] («Премия») в докладе посвящен абзац, Гребневу[4] — три слова, кому-то еще — слово, а кому-то буква. Мне, я считаю, посвящена запятая. Перед «что».

Все изречения великих людей — это мысли состоявшихся личностей. А где почитать мысли людей несостоявшихся, неудачников? Пьеса «Неудачник».

Однажды Михалков явился в выплатной день в Москонцерте. Стояла длиннющая очередь из бедных жонглеров, куплетистов, барабанщиков. Михалков подошел сразу к кассе, ему тотчас выдали кирпич денег, он обернулся к притихшей очереди и сказал: «Думаете, Михалков нахал? Да? Ошибаетесь!» И ушел.

7.III.76

Галке Галкиной пришло письмо от девочки Наташи Трофимовой. В письме были стихи:

Слоняюсь обалдевшая, немного одичавшая

По улицам, простуженным осенним сквозняком,

И знаю, что найду тебя в кафе или троллейбусе,

Такого же лохматого и тоже босиком.

Над гробом Ардова Ленч[5] произнес такие слова: «Смерть Виктора Ефимовича пробила брешь в рядах сатириков. Утрата невосполнимая. Заменить Ардова никто не сможет. Но учитывая, что наступающая пятилетка  — пятилетка качества, мы все повышенным качеством своих произведений постараемся залатать брешь».

9.III.76

Почему я должен следить за малейшими изменениями в стиле, манере катания и фигуре Пахомовой и Горшкова, Родниной и Протопопова[6], а в праве следить за развитием Феллини, Питера Брука[7], Гарольда Пинтера мне отказывают?

Сегодня в настроении крайней депрессии я ехал в метро, глядя в пол, в одну точку. Вдруг женщина, тетка, сидевшая около меня, вскочила со своего места со словами: «Садитесь около него… Он наркотиков наглотался… Марихуаны…» — и убежала.

О Сезанне: «Если погода солнечная, он недоволен и мало работает. Ему нужен с е р ы й день».

     Морис Дени[8].

Рассказывают, что Левитан[9] в Одессе гастролировал с чтением приказов Верховного Главнокомандующего. Пока его не накрыли.

12.III.76

Лев Шестов[10]:

«В драме будущего обстановка будет совсем иная, чем в современной драме. Прежде всего будет устранена вся сложность перипетии. У героя есть прошлое — воспоминания, но нет настоящего: ни жены, ни невесты, ни друзей, ни дела. Он один и разговаривает только с самим собой или с воображаемыми слушателями. Живет вдали от людей. Так что сцена будет изображать либо необитаемый остров, либо комнату в большом многолюдном городе, где среди миллионов обывателей можно жить так же, как на необитаемом острове. Отступать назад к людям и общественным идеалам герою нельзя. Значит надо идти вперед к одиночеству, абсолютному одиночеству».

«Множественность миров, множественность людей и богов среди необъятных пространств необъятной вселенной,  — да ведь это (да простится мне слово) идеал!»

Эти цитаты я бы мог поставить эпиграфами: первый  — к пьесе «Мороз», второй — к «Картине».

Три советских кинорежиссера: Хичкарь, Фелин, Антонионов.

Ко мне в редакцию приходил Саша Гербер рассказывать про мою пьесу «Дочь стиляги» («Взрослая дочь молодого человека»). «Молодые не должны предъявлять список претензий, а только примеры». «Вот хотя бы то, в чем мы с вами можем не сойтись. Не выпаливать сокровенное, а привести избранные мысли, для меньшей многозначительности. И эти избранные мысли они излагают с у с т а л о й  у х м ы л к о й. Не бить себя в грудь и говорить: «“Этот — тот, а этот – тот”. Петушиный тон уже не свойствен молодежи. Каждый знает свою правду и не стремится доказать другому. Внутри университета, например, четкое расслоение по “классам”. Одна группа, как мы с Хмелик, другая — в дубленках, с чемоданчиками “дипломат” культурно разговаривают. Другие в тех же дубленках, с теми же атташе-кейсами, но т ы к а ю т. Девочки обращаются друг к другу: “Тань, а Тань!” Четвертые т ы к а ю т, но без дубленок. Первые, очевидно, дети творческой интеллигенции, вторые  — технической, третьи  — партийной элиты, а четвертые — из народа».

На дне рождения у Борьки Цетлина Лилька Сырцова говорила, что вся эта наша студенческая борьба за джаз, за левое искусство — все ерунда. Ей теперь не хочется ни Армстронга, ни Пикассо. «А тебе?» Я: «Да мне тоже сейчас не очень это нужно…» Лилька: «А что же, что тебе хочется?» Я (показывая на вертящуюся пластинку Армстронга): «Мне туда хочется» — «Туда?!.» — «Да. Я хотел бы нырнуть в эту музыку, примоститься где-нибудь между фа и фа диез и прожить там остальную часть своей жизни».

Нина рассказывала о монологе Войтехова[11], когда он был главным редактором «Р.Т.»: «Я встаю утром, думаю — сегодня наконец начну новую жизнь. Я делаю зарядку, умываюсь, бреюсь, завтракаю, надеваю чистую рубаху, чищу туфли, ну, думаю, сегодня наконец покорю мир, выхожу на улицу — и ни х*я!»

21.III.76

Интересно, что Евгению Шварцу[12] было позволено в своих пьесах выводить министров только потому, что у нас тогда министров не было — были наркомы. Этому мы обязаны, что сейчас пьесы Шварца звучат острее, чем раньше. Министры были принадлежностью буржуазных государств. Представляете, если бы в пьесе «Тень» действовал нарком!..

22.III.76

Марк написал заявку на музыкальный спектакль «Убивец» по «Преступлению и наказанию». Мы сидели в баре ЦДЛ, мимо проходил Андрон Михалков-Кончаловский, и Марк сунул ему заявку, которую для него и писал. Андрон прочитал и разговаривал с Марком. «Во-первых, — сказал он, — они этого не стоят. Ты тратишь много сил и слов, чтобы доказать, что по Достоевскому можно писать мюзикл, приводишь цитаты Бахтина, философствуешь — не надо! Я уже договорился. Уже Сизов[13] звонил в театр и ругал их, что до сих пор нет заявки. Наивней, пиши наивней, не употребляй слов «абстрагированным», «сублимируется» — они не поймут, я понимаю, а они… Они этого не стоят. Потом вот тут… “В мире сегодня льется много крови…” Не надо!.. Ведь льется много и справедливой крови. Напиши о терроризме как политическом явлении, экстремизме…» — И вдруг обратившись ко мне: «Он великий режиссер! Он великий режиссер! Я специально ездил смотреть его «Холстомера». Вместе с Симоновым». Марик: «С Евгением?»[14] Андрон: «Нет, с Симоновым, членом ревизионной комиссии ЦК»[15]. Слова «Он великий режиссер!» он сказал голосом Натана Злотникова, про которого Леопольд однажды сказал: «Не верьте Натану… Он может войти в кабинет, увидеть вешалку и ему ничего не стоит сказать, что это лучшая вешалка в мире».

Виктор Розов, который в каждой своей пьесе выступает с проповедью моральных устоев, нравственных позиций, за то, чтобы в каждой ситуации преследовать не свою выгоду, а поступать согласно совести, в интересах не личных, а других людей — этот самый Виктор Розов строит в кооперативе «Московский драматург» квартиры двум своим детям… школьного возраста, по причине чего депутатская комиссия вынуждена была пресечь эти незаконные действия.

В конце концов мы все получаем  — квартиры, машины, успех, известность, предметы вожделения наших юношеских лет… Но все поздно! Когда этого всего уже почти не хочется. Мы принимаем все это вялыми руками. Все это попадает в наши ВЯЛЫЕ РУКИ. Так можно назвать пьесу. (Пример: Ося Эппель, который купил машину и не испытал по этому поводу сильных эмоций, потому как ПОЗДНО!)

Пьеса «КОММЕНТАТОР». Человек, который комментирует все — футбольные матчи, фильмы из жизни животных, кинопутешествия, политические приемы, конкурсы красоты, репортажи о весеннем севе… Комментарий на любой случай. Пару слов по поводу в с е-г о.

23.III.76

• Выступают артисты Театра имени Сатиры!
• Почему имени?
• В память…

Телевизионная передача «9-я студия»[16]. Международный комментатор читает письмо одного телезрителя. «Правильно ли мы делаем, что торгуем с Западом, этим помогая ему, оживляя его экономику?»

Н28.III.76

Нина спрашивает Борю Цетлина:

• С кем же дружить?
• С Богом.
• А еще с кем?
• А больше никого и нет.

Думается, что на народ вид свежайшего мяса, отборных помидоров, ярких бутылок, банок с растворимым кофе, пакетов, наполненных крупной икряной воблой, будет производить не менее сильное впечатление, чем шедевры мирового искусства.

История каждой дубленки или покупки «Жигулей» рядовым инженером — сюжет для пьесы. Стоять у эскалатора метро и спрашивать: «Расскажите, пожалуйста, откуда у вас дубленка?» За каждой дубленкой — история.

12.IV.76

Ушац рисует халтуру — плакаты по криминалистике. Миша: «Вчера нарисовал отрубленную руку… Картинка получилась  — пальчики оближешь!..»

Женя Голубовский из «Вечерней Одессы» купил за пятерку «Справочник управдома» издания 1941 года. Толстая книга. Собственно, справочный материал, нужный управляющему домами, начинается с 98-й страницы. А ранее — «Глава I — Великие русские полководцы», «Глава II — Великие русские философы», «Глава III — Мысли великих русских писателей» и т. д.

21.IV.76

А вот история века!

Ехала удочеренная внучка Хрущева, и ее остановил милиционер. Подошел к машине, попросил предъявить права, открыл и увидел: «Юлия Леонидовна Хрущева» — «О!.. Вы дочка Леонида Ильича! Проезжайте, проезжайте…»

3.V.76

Нина видела, как грузили пьяного в милицейскую коляску.

• Куда тебя везти? — спрашивал милиционер.

Пьяный, развалившись в коляске:

• Везите меня во Дворец съездов!

Нина рассказала мне историю одной семьи. Она вышла замуж за нелюбимого человека, чтобы иметь ребенка. Родила девочку. Девочка выросла избалованной и, кончив по настоянию мамы химический институт и положив маме на стол диплом, стала манекенщицей и отселилась от родителей, сказав, что их нелюбовь всегда травмировала ее. Родители сразу же развелись, потому что жить им друг с другом было бессмысленно. Единственный человек, который был каждому из них дорог,  — это бабушка. И вот бабушка умирает, и на ее поминках, собравшись вместе, все плачут в жилетку друг другу, все страдают, живя в одиночку, и решают они назавтра съехаться. И съезжаются. Но прожить вместе они смогли только один день. И снова разъехались.

Если делать из этого пьесу, то все ее действие должно происходить в один день, и поначалу зритель должен наблюдать обычное утро хорошей, дружной семьи. Но что-то в их отношениях должно казаться странным. («Я забыла, крепкий ты чай любишь или слабый?»). Потом рассказывается (в разговоре) история, приведшая к сегодняшнему дню. К обеду растет напряжение, к ужину скандал, и они разъезжаются.

«Театральные встречи»[17] по телевизору. Символический кадр — Михалков, Миронов, Ахмадулина. Михалков  — цитатку из Брежнева, Миронов  — юмор, Ахмадулина  — изысканное завывание. Все на месте. Сосуществование. Плучек навязчиво говорил Михалкову «ты», ему надо было зафиксировать приятельские отношения с гигантом, прилепиться. А Арбузова, с которым в юности делали студию, Плучек называл на «вы». Что Арбузов. Михалков Плучеку — «вы».

Фридрих (Горенштейн): «И пусть твой Горин очень не радуется. Пусть помнит, что его фамилия Офштейн. А знаешь, что по-русски значит Офштейн — встать. И вот ты скажи твоему Горину, что в один прекрасный день к нему придут и скажут: «Офштейн!» И он встанет. Никуда не денется — встанет!».

В неком журнале может быть рубрика «И как это пропустили?!.» В ней будут печатать острые вещи. И еще рубрика «Рассказы с приветом».

19.V.76

Рассказ может начинаться так: «Сын убил Ивана Грозного. Дездемона задушила Отелло. Волга выпала из Каспийского моря». Придумано во сне.

3.VI.76

Марик долго с массой нужных и ненужных подробностей рассказывал, как артистку кордебалета Климову гоняли по политике перед польскими гастролями. После того, как он кончил, Климова двумя пальчиками взяла крупинку какой-то еды, положила ее в ротик и сказала: «Так было».

Киряли с Мариком в Доме кино, и вдруг пришли бывший сек. горкома комсомола Валерий Ш. и Чеботарев, ныне ответственные работники горкома партии. Мы подсадили их к себе (было позднее время), и пошла жуткая пьянка. Молодые горкомовцы разошлись, Валера хватал официантку Валечку и говорил нам: «Ох, я ее трахну сегодня в уборной». Они пересыпали свою речь английскими фразами: «I am sorry», «It’s impossible for us». Марик стал просить, чтобы они дали ему театр. На что Валера, на момент протрезвев, сказал: «Я все для тебя сделаю, но если ты меня подведешь, я буду первым, кто тебя уничтожит».

«Хотят продаться?» — «Хотят 98%, но теперь уже просто продаться мало, теперь покупают тех, кто продается красиво, талантливо, с душой».

5.VI.76

Веселовский[18] не раз попадался пьяный на работе, однако Чаковский[19] его не увольняет. Мы с Васей говорили, что он даже, наверное, испытывает к нему слабость, а может быть, Чаковскому как шефу большой газеты и импонирует, что у него такие лихие сотрудники, — пьют на работе, е*ут баб в кабинетах, матерятся… И вот видится такой сюжет. Приезжает в «Литературку» Херст[20], Чаковский хочет показать, что у него лихие ребята, а сам он демократический шеф, и вообще у нас свобода политическая, сексуальная и какая хотите. И вот Чаковский дает указания, чтобы в определенное время один редактор был вусмерть пьяный, другой с третьим дрался, четвертый пятую е*ал на рабочем столе и т. д. Чаковский водит Херста по редакционным коридорам, заглядывает в отделы и застает там пикантные ситуации. «Такие у меня ребята…» — «Русский карашо!» — и, приехав в Америку, Херст, восхищается современностью и раскованностью советской журналистской интеллигенции. Сюжет может носить название «Д е т и  р а з р я д к и».

Ося Эппель: «Я не завтракал, не обедал, не ужинал — я отпрашивался на весь день, садился на площади святого Марка и плакал!»

«Ты знаешь, в Италии нет некрасивых баб. Все красавицы! Там такие крокодилы по улицам не ходят. Там на таких не женятся, и они вымирают».

Генсек[21] обратил внимание на фельетон Надеина в «Известиях» о преступном отношении со стороны некоторых руководителей предприятий к импортной технике. Приказал вызвать героев фельетона и автора. Автор на всякий случай уехал в отпуск. Фельетон полностью подтвердился, героев наказали, а автору выдали премию — месячный оклад. Надеин на радостях предложил новый острый фельетон, на что редактор сказал: «Пока фельетонов печатать не будем». — «Почему?» — воскликнул сбитый с толку Надеин. «Чтобы не испортить впечатление», — ответил редактор.

То, что в литературе, в частности драматургии, делали в свое время искренние бездарности, теперь делают талантливые циники. Конечно, при этом общий уровень литературы повысился. Еще бы!

17.VI.76

В одном доме танцуют под уроки английского языка на пластинках. М. б. начало пьесы. М. б., в гости приходит англичанин, ему ставят эту пластинку, полагая, что ему будет приятно услышать родную речь. Сами ни слова по-английски. Целый вечер пьют чай и слушают пластинку. Или то же под «Голос Америки». «Это музыка, — они говорят. — Под нее так и хочется танцевать».

Рассказ «Пытка». Я еду в электричке. Напротив меня сидят двое, разговаривают.

• А помнишь этого знаменитого артиста?
• Какого?
• Ну, еще в довоенных кино снимался.
• Кто, кто?
• Ну этот, такой здоровый, в «Трактористах» еще?..
• Крючков?
• Нет, второй. Ну, еще в «Падении Берлина». Голос у него такой, басовитый. Его еще пародирует Дудник.
• Не знаю, о ком ты.
• Да такой здоровый, глазки-щелочки.
• Борисов?
• Нет, но тоже фамилия от имени.
• Старик, я не знаю.
• Он еще в телеспектакле недавно директора сыграл.

Мне хочется сказать им, что это Борис Андреев[22], но и вмешиваться не хочется. Я вообще не люблю заговаривать в поезде. Некоммуникабелен. Но это пытка. М. б., рассказ называется «Некоммуникабельность». Я в результате вмешиваюсь. А они, оказывается, меня провоцировали. М. б., психологический эксперимент. М. б., киносоциология. Для «С.Э.» («Советского экрана»).

Было время, когда все увлекались оригинальничаньем. У каждого было свое хобби. Но любая мода проходит. И вот прошла мода на оригинальность, на хобби. Стало модно быть как все. Тускло одеваться, никаких увлечений, подчеркну — это обывательский образ жизни. Процесс изживания индивидуальности — рассказ.