23 мая, пятница. Уехал рано утром — надо поработать над фрагментами Австрии, а потом вроде бы готовы на дачу поехать С. П. и Володя. Значит, обратно из Обнинска машину тоже поведет Володя.
Володя — это всегда шашлык, разговоры о простой жизни, всегда что-то празднично-неожиданное. Володю я не видел с начала декабря, когда мы в прошлом году ездили на дачу.
Выехали довольно поздно, потому что заезжали в «Ашан», ребята пошли делать закупки, а я читал в машине очередной диплом. Пробки в Москве становятся все больше и больше. Водители поделились на две категории: одни со всем примирились и тупо выстроились один за другим, как получится. Другие виляют, стараются кого-то подрезать и обогнать, успешных не пропускают, удивляются, что их природная, всегда ранее срабатывавшая нахрапистость и предприимчивость здесь не помогает. Много аварий, владельцы дорогих белых и черных машин едут с недоуменными лицами — почему их, богатых и успешных, не пропускают, почему они страдают тем же страданием, как и все?
Приехали что-нибудь около одиннадцати часов, и все равно после московского душного ада здесь — рай. Володя сел пить пиво.
Вечером — слушал радио в машине — рассказывали про Мединского. О присуждении почетного доктора одним из университетов Венеции. В Италию министр культуры, дескать, не рискнул приехать, потому что в академическом сообществе поднялись волнения. Диплом и мантию — цитата одного итальянского журналиста — как готовую пиццу доставили на дом, вручили в тиши уютного кабинета. Проректор, которая вручала диплом, из университета уже уволена. Пархоменко утверждает, что премия вручена по инициативе одного из итальянских фондов, который существует за счет бюджета Минкульта. Вот тема для следующего романа! Сергей Пархоменко взялся за Мединского крепко и уже не впервые.
Парень хват, чуть ли не в детском возрасте защитил первую кандидатскую диссертацию, потом была первая докторская как политолога, с моей точки зрения это почти несуществующая наука, потом защитился как историк. Плохие это диссертации, хорошие ли, к ним формально претензий мало. Но вот что оказалось с кандидатской, которая, собственно, и давала право защищать потом диссертации докторские. В ней оказалось, как говорит Пархоменко, 72 или 82 страницы — брал со слуха, — принадлежащих его руководителю. Дело в том, что защита руководителя и его аспиранта проходила с разницей что-то около двух недель. Пархоменко считает, что здесь сговор. Какие шустрые люди делают нашу отечественную политику!
Дочитал небольшой диплом Ольги Михайловой «Механизмы», рассказы. Руководитель — Королев. Это старая и много раз существовавшая в литературе попытка представить человека и его деятельность как некий механизм, заведенный не нами. Этому и посвящены четыре рассказа, которые с трудом можно вставить в рамки заявленной концепции «эссе о себе». Как и многое у учениц Королева, построено на приеме. Самый интересный второй рассказ «Мой дедушка ку-ку», здесь жизнь родни в виде коллекции часов. Первый рассказ со знакомым мне антуражем Пресни и района возле кинотеатра «Баррикады» — о карательной медицине и мальчике-диссиденте. Мама с отчеством Абрамовна, здесь какой-то намек. Есть также рассказ о переживаниях робота в электричке. Последний, не очень понятный рассказ, кажется, тут какие-то уговоры гомосексуалистов будущего, некие переживания сознания. Средне. Очень средне.
24 мая, суббота. Жара началась с утра, будто не ослабевала ночью. Не вставал, пока минут пятнадцать не позанимался английским. Для меня это просто интересно, но абсолютно бессмысленно, ни говорить, ни читать на английском не буду. Это дело юности и обеспеченности родителей. Потом день разделился между дачным хозяйством и необходимостью читать дипломы. Никогда они не были столь иссушающе мелкими.
К моему удивлению, посеянные две недели назад в теплице огурцы все-таки начали всходить. Днем, обрадованный этим поощрением природы, снова кинулся на станцию в Обнинск покупать рассаду. Целый слой местных обывателей этим живет и промышляет. С одной стороны, много разных пожилых женщин с большими коробками, в которых ровненько, как солдаты на плацу, в стаканчиках стоит рассада. В основном огурцы, помидоры, тыква, кабачки, сладкий перец, меньше баклажанов. Много цветов. Все это довольно активно берут и местные жители, у которых вблизи дачи, и приезжие москвичи, расположившиеся в округе целыми поселками. Цены колеблются от 15 до 25 рублей за кустик.
Вот так и живу, и, кажется, поле жизни так и простирается между моими студентами, огородом и событиями на Украине. Но днем внезапно позвонила прекрасная моя знакомая Нелли Васильевна Мотрошилова — есть новости. Оказывается, вся Европа бурлит: вышли черные — по обложке — тетради Хайдеггера, некие — не дневник — личные записи, которые он сдал в архив и наказал публиковать только после того, как будет закончено в печати его полное собрание сочинений. Дальше все со слов Н. В., но, правда, так как я ее услышал.
Собственно, самих сочинений у Хайдеггера томов 5–6, остальные, всего 104 тома — вот это немецкий размах и отношение у немцев к культуре — это лекции, конспекты лекций, конспекты устных сообщений, возможно, часто записанные студентами или слушателями. Так вот, когда все это оказалось напечатано, дошло дело до «черных тетрадей». Эти три или четыре тома сейчас у Н. В., она, просматривая материалы, еще не дошла до тех конкретно слов, которыми скандализирована интеллигенция, но вот три пункта, вокруг которых разворачиваются споры.
— Размышления и записи о нацизме, которым Хайдеггер был сначала очарован, потом разочарован. Есть два национал-социализма: один — гитлеризм, но есть и другой, когда социализм с привязанностью к своему кровному.
— Высказывания по поводу евреев. Мнение о том, что Мартин Хайдеггер — антисемит, уже было. Я думаю, это не совсем так. Огромное число евреев-олигархов, ставших миллионерами и миллиардерами в смутное время 1990-х, лишь смущает русский народ, вечно готовый в случае обстоятельств спрятать своего соседа-еврея у себя в шкафу или под кроватью.
— Есть еще какие-то соображения Хайдеггера относительно очень бойких людей и их жизни, но здесь я не вполне уверен, что понял.
