В мире начался показ седьмого сезона "Игры престолов" — ключевого сериала десятилетия. Почему же мрачное средневековое фэнтези стало любимым зрелищем планеты в ХХI веке?
Когда создателей сериала "Игра престолов" Дэвида Бениоффа и Д.Б. Уайсса (сценаристов, никогда прежде не работавших на ТВ) спрашивают, как они делят между собой серии, оба улыбаются: "Мы просто рубим сезон пополам". Но потом выясняется, что одна половина интереснее другой, товарищи начинают спорить и в итоге бросают монетку. Зрители в каждой стране при этом видят в американском фэнтези что-то свое. Кто-то проводил параллели с "Арабской весной": шоу стартовало в 2011 году, и одна из основных сюжетных линий в нем была связана с серией революций, происходящих на континенте, похожем на Африку. Кто-то — с обстановкой в России: наш национальный фатализм, несомненно, здорово способствовал популярности сериала, который в каждой сцене утверждает, что справедливости не существует. Да и порядки в вымышленном Вестеросе до жути напоминают все, что описывает в "Дне опричника" Владимир Сорокин. Ну а американцев год назад позабавило сходство Дональда Трампа с Джоффри Баратеоном и риторика кандидата в президенты по поводу стены между Мексикой и США. Дело в том, что в Вестеросе тоже есть ледяная Стена, отделяющая условно цивилизованный мир от набегов "одичалых". А рассвет религиозных фанатиков в пятом и шестом эпизодах сериала только ленивый не сравнил с экспансией "Исламского государства". Между тем писатель Джордж Мартин, на романах которого основана "Игра престолов", выпустил первую книгу еще в 1996 году. А сценаристы сериала на любой вопрос о совпадениях с реальностью отвечают примерно так: "Перечитайте "Историю Пелопоннесской войны" Фукидида — вот кто предсказал весь наш век".
И пусть каждый видит в "Игре престолов" что-то свое, но главная болевая точка, которую нащупал сериал, оказалась общей для всех. Это базовый страх современного человека, который привык существовать в комфорте и делегировать другим решения, от которых зависит его выживание. Он не добывает еду в прямом смысле этого слова и доверяет свою физическую защиту полиции. Два самых рейтинговых сериала десятилетия — "Ходячие мертвецы" (2010) и "Игра престолов" (2011) — предлагают представить ситуацию, когда цивилизация обнулится. И если одних зрителей возвращение в Средневековье и нашествие зомби пугают, то другим дают возможность фантазии о сладком реванше. Ни офисов, ни денег, ни гаджетов больше нет — остается лишь закон: побеждает сильнейший, а выживает и процветает умнейший. Выстраивать свою жизнь в соответствии с этим законом можно по-разному — в обоих сериалах достаточно и рыцарей, и мерзавцев, и идеалистов, и плутов.
В отличие от "Ходячих мертвецов", из года в год рассказывающих об одной и той же группе людей, сталкивающихся в каждом сезоне с новым врагом, который неизбежно будет повержен, "Игра престолов" устроена иначе. В ней симпатичные герои вынуждены годами сосуществовать рядом с источниками угрозы, будь то садист и насильник Рамси Болтон или безумная королева Серсея. И нет никакой гарантии, что добро победит — ровно как и критериев отделения добра от зла. В этом принципиальное отличие "Игры престолов" от традиционного эскапистского фэнтези: оказавшись в сказке, мы не получаем от нее привычную терапевтическую помощь. Это ровно та же реальная жизнь, где не выбирают ни соседей, ни начальство, ни друзей, ни врагов. В "Трудно быть богом" нас предупреждали, что "там, где торжествует серость, к власти всегда приходят черные". В "Игре престолов" к власти стремятся и черные, и серые, и красные, и даже зеленые — последних, правда, довольно быстро убили.
Феномен сериала еще и в том, что это самое децентрализованное эпическое произведение из когда-либо выходивших на телевидении. Поклонникам книг не привыкать иметь дело с сотнями персонажей, но и в "Одиссее", и в "Анне Карениной", и во "Властелине колец" всегда был один герой, притягивающий или отталкивающий всех остальных. Романы Джорджа Р.Р. Мартина — цикл, в котором читатели десятилетиями не могут понять, за кого вообще болеет автор. В телеверсии этот парадокс превратился в издевательскую пытку. Тот, кто казался главным героем в первом сезоне, бесславно погиб — и очень символично, что сыгравший Неда Старка актер Шон Бин был связующим звеном "Игры престолов" и "Властелина колец". В третьем сезоне случилась знаменитая Красная свадьба, и ряды положительных персонажей поредели в считанные секунды. Зрители, заранее прочитавшие книгу, тайком записывали на телефоны реакцию своих непосвященных друзей: те плакали, охали и кричали — сериал выбивал у них почву из-под ног.
"Игра престолов" — это обращение к внутреннему средневековью, живущему в каждом из зрителей
Бениофф и Уайсс говорят, что сочиняют шокирующие сцены только тогда, когда это действительно необходимо для развития героев. Тем не менее именно "Игра престолов" разрушила многие табу на телевидении. Первые сезоны вовсю эксплуатировали наготу (как правило, женскую); в последних сезонах, благодаря выросшим бюджетам, на первый план вышли батальные сцены, которые превратились в кровожадную и натуралистичную псевдодокументалистику. Пика своей жестокости авторы достигли, добавив в сюжет скандальный эпизод, который существенно отличался от аналогичного в книге: брат силой берет сестру в храме, рядом с телом их мертвого сына. На сценаристов после этого ополчилась чуть ли не вся американская блогосфера, в то время как в России зрители почти не возмущались. Но вместо того чтобы сбавить обороты, авторы отметили для себя интересную вещь. Когда они заранее показывают серии критикам, те или одобряют, или рукоплещут самым жестоким сценам. Но когда уже после премьеры начинается волна общественного порицания, никто из этих журналистов не заступается за сценаристов. И даже наоборот: некоторые пытаются оседлать общую волну.
"Игра престолов" — сериал еще и об этом: о том, как сильно мы зависим от окружающих, и о том, как незавидна участь одиночек. И о том, как далеко мы готовы зайти, прощая "своих", потому что в конце шестого сезона сериала среди его героев не осталось тех, кто кого-либо не убил бы. Ведь теперь к палачам присоединились даже маленький калека Бран Старк и его несчастная сестра Санса. В конечном счете "Игра престолов" — это обращение к внутреннему средневековью, живущему в каждом из зрителей. Психологический реализм, достоверность характеров и удивительная злободневность превращают аудиторию из сторонних наблюдателей в действующих лиц. Смотреть — значит, поощрять и участвовать. Не смотреть — невозможно.
Экспертиза
В фэнтези можно все
Алексей Гусев, кинокритик, историк кино (СПбГУКиТ)
Лет 10-15 назад, когда начался настоящий бум телесериалов, индустрия стала нащупывать и вырабатывать наиболее оптимальные сериальные жанры — процесс вполне "органический". Одним из таких жанров оказалось фэнтези. Объяснение простое: в фэнтези можно позволить себе все, будь то запретный секс или чрезмерное насилие, без оглядки на табуированность тем.
Еще одна важная особенность: сериалы по сути своей опираются на базовые сюжеты, чем и объясняется их интернациональная популярность. В принципе, эти истории внятны всем. Показательна судьба другого сериала — "Дедвуда", который, по задумке авторов, должен был рассказать, как из хаоса рождается цивилизация. Изначально действие происходило в Древнем Риме, но пока писался сценарий, на экраны вышел очень успешный сериал — о той же самой эпохе. Тогда Рим в "Дедвуде" легким движением авторского пера превратился в Дикий Запад... Так вот, как авторы "Дедвуда" без проблем преодолели 19 веков, сохранив нужную им идею, так и сериалы сегодня преодолевают границы стран за счет универсальности этих самых идей и драматургических схем.
В "Игре престолов" никогда не знаешь, что произойдет дальше и кого там еще убьют
Впрочем, опора на универсальные схемы имеет и обратную сторону: их не так уж много. И потому зритель довольно быстро учится предугадывать повороты сюжета. Какие у создателей варианты? Нужно либо делать ставку на разработку деталей или на личную харизму приглашенной звезды, либо нарушать зрительские ожидания. По последнему пути и пошла "Игра престолов", заодно совершив маленькую революцию: в этом сериале никогда не знаешь, что произойдет дальше и кого там еще убьют. То есть мы видим, как индустрия постепенно нащупывает новые каноны: например, что будет, если убить главного положительного героя? И сколько можно позволить себе таких убийств? Ведь сериальный формат — со времен Шехерезады — строится на постоянном, потенциально бесконечном удержании зрительского внимания...
Можно ли спрогнозировать, к чему это приведет и какими будут сериалы будущего? Я бы делал это с осторожностью. Мало кто помнит, что 100 лет назад, в 1910-х, мир уже переживал похожий сериальный бум: каждый год выходило несколько десятков сериалов (самыми знаменитыми были французские — "Фантомас" и "Вампиры"), в каждом было по 5, 10, а то и 15 серий, и залы были полны. Как результат — тогдашние сериалы повлияли на драматургию большого кино. Приведет ли нынешний бум к этому же? Возможно, нет, а возможно, к чему-то противоположному. Слишком уж тесно он связан с новой аудиовизуальной культурой, с интернетом, онлайн-просмотрами. Благодаря этим технологиям, например, появилось новое разделение — пока одни, как и раньше, смакуют по серии в неделю, другие приучились смотреть весь сезон целиком за пару дней. Нет зрителя в единственном числе: зрителей много, все они разные, каждый ищет что-то свое, и сериалы научились удовлетворять желания каждого...
Авторы: Егор Москвитин и Кирилл Журенков
