Легенда

Легенду рождает желание уединиться, неготовность явить себя миру в идеальном состоянии.

Новогоднюю ночь я решила провести дома. Но в 16.30 меня ждали автобус и друзья, чтобы ехать за город. Со вчерашнего дня я обещала им свою компанию. Потому что знала, сколько упреков, обвинений, нудных причитаний и уговоров обрушится, если сознаюсь, что все решила не так, как хочется им. Ведь их занудство означает лишь заботу о собственном удобстве. Им хорошо, если я буду рядом, в коллекции. Мою потребность не спросят.

И я затаилась. Мысленно придумав оправдание на день их возвращения: упала по дороге к ним и разбила ногу. Вдребезги. Я знала, что перед отъездом они позвонят. И когда звонок раздался, точно в момент назначенной встречи и моего на ней отсутствия, я не сняла трубку. Не рассчитала, что спустя час они меня поймают. Этот второй звонок никак не должен был связать меня с ними — по времени. Но они позвонили с дороги. И я прокололась — сняла трубку, чтобы обмануть раньше намеченного срока. Легенда начала жить. Осложнив ситуацию возможностью вмешательства и исправления. Я сочиняла на ходу, что на правой ноге, в память о правой руке, сломанной весной при падении, содрала достаточно много — для крови и боли — кожи. Случилось это у самого метро, из-за гололеда вынудило меня ползком вернуться домой, забинтоваться и залечь. Для одинокой встречи нового года. Я, видимо, переборщила с надрывом, так растрогала друзей, что спустя два часа, доехав до места, они позвонили с отчаянным предложением — найти машину, пригнать за мной и доставить в их компанию. Я испугалась. И пришлось использовать весь интонационный материал, чтобы нащупать спасительный тон отказа-приказа. В подтексте содрогалось желание: оставьте меня в покое. Меня не поняли, но пообещали не мешать — не ехать, не звонить. Получилось, что остаться одинокой сложнее, чем найти компанию. Меня можно либо взять силой в момент моей слабости, либо никак. Подруга так и сказала: надо было утром заманить тебя ко мне под предлогом помочь готовить салаты, но я постеснялась навязываться. Она предчувствовала со свойственным ей пессимизмом, что я могу продинамить и меня стоит привязать как можно раньше.

Ночью они звонили. Пока не напились и не увлеклись своими индивидуальностями, чтобы наконец-то забыть о моей. Я будто видела, как там все происходит. Их рассказ после возвращения совпал с моими фантазиями.

Вернувшись, они опять звонили, уточняя мое самочувствие. И на следующий день я описывала состояние ноги. Положив трубку после очередной порции вдохновения, я подумала, что легкомыслие может меня подвести: плохо представляю себе ощущения человека с разбитой ногой. Легенда требует поверхностной правды. Я стала фантазировать. То есть постаралась увидеть, как упала, как добиралась домой, что чувствовала при падении, много ли крови пролила… Задумалась: должна ли чуть прихрамывать? И решила, что это излишне, много внимания потребует. Я вжилась в забинтованную ногу, пройдя все стадии боли.

Перед встречей с друзьями, еще раз проверив свою готовность и верность легенде, мысленно ответив на возможные вопросы, я поняла, что травмированная нога по-хозяйски обосновалась в моей голове ноющим, взращенным мною же отростком судьбы: забинтованная легенда в оплату одиночества.

Ваша Алла Витальевна Перевалова