Творческая судьба ее связана не только с литературой, но и с театром, музейным делом, журналистикой — в газете, журнале, на радио и ТВ. Сегодня Фекла Толстая пропагандирует классическое наследие своего прапрадедушки, выискивая для этого новые неожиданные формы (хотя при слове «пропаганда» она мрачнеет). Вот и встретились мы с ней во вполне толстовском месте — на Пречистенке, в старинном особняке...
— Почему вы назначили свидание именно здесь, в Государственном музее Льва Толстого? Родное имя греет?
— Да просто я тут работаю. Возглавляю отдел развития. Занимаюсь стратегией.
— Хочу уточнить, как мне к вам обращаться. Вы все-таки Анна, как назвали вас при рождении, или Фекла, если ориентироваться на детское семейное прозвище, ставшее потом творческим псевдонимом?
— Меня все зовут Феклой. Так еще в детстве называл отец.
— Хорошо. Фекла, с именем разобрались. Насколько вам комфортно жить с такой знаменитой фамилией?
— Это вечный вопрос, который задают всем Толстым. Но у меня никогда не было опыта жизни с другой фамилией — не с чем сравнивать. Есть, конечно, и плюсы и минусы. Плюсы понятны, объяснять излишне, а минусы... Минусы тоже понятны: все-таки большая ответственность. Соответствовать нелегко, но надо стараться.
— Толстые — это огромный клан. Сохраняются ли хотя бы отчасти какие-то общие традиции?
— А что называть традициями? Добрые отношения, интерес друг к другу? Это присутствует в любой нормальной семье, и это, к счастью, сохранилось. Мы много и с удовольствием проводим время с родственниками. Но общаемся мы не только потому, что наш прапрадед — великий писатель. Скорее потому, что сам Лев Николаевич и Софья Андреевна строили так свою семью: много детей и внуков, все были очень дружны. Когда мой брат начинал делать съезды Толстых в 2000-е в Ясной Поляне, то, по сути, это и было возвращение к семейным традициям общения и взаимной поддержки. На Рождество и Пасху я получаю десятки поздравлений со всего мира.
— А съезды до сих пор проводятся?
— Каждые два года в Ясной Поляне.
— Сколько же Толстых сейчас осталось в России и мире?
— Трудно точно сосчитать. Если мы собираемся здесь в Москве или в Ясной за столом, это человек 20-30. А в мире намного больше — около 200.
— У вас, Фекла, филологическое образование. Это фамильные традиции или гены?
— Ну, во-первых, я гуманитарий по складу ума. Потом, у меня и вся семья была филологическая. Дед, отец, мама, старшая сестра — все они занимались филологией. Для меня путь на филфак был очень естествен.
— Правда, что вы знаете пять языков?
— Выпускник филфака должен знать языки, иначе непонятно, чем он там занимался столько лет. Но то, что пишут обо мне, — некоторое преувеличение. В университете я изучала славянские языки и хорошо говорю на них. Правда, сейчас это мало используется — больше приходится говорить по-английски и по-французски. Хотя все требует практики. Недавно вот разговаривала с французами и сама ужасалась своим ошибкам. Нужно совершенствоваться.
— Сейчас на канале «Культура» вы ведете программу «Наблюдатель», которой я, честное слово, восхищаюсь. Немало в вашем творческом багаже и других ТВ-проектов. А помните свое первое приближение к телевидению?
— Я была студенткой ГИТИСа, мы все искали какую-то подработку. А тогда «Авторское телевидение» Малкина и Прошутинской набирало новых ведущих в программу «ТВ-Центра» «Времечко». Я прошла кастинг и стала работать в качестве корреспондента и немножко режиссера — у меня же режиссерское образование. Потом было НТВ и другие проекты. Малкин с Прошутинской вообще немало людей для ТВ открыли. Многие из них и сейчас продолжают работать перед камерой.
— Насколько «Наблюдатель» — ваша авторская программа? Вы сами определяете тему, круг гостей?
— Мы делаем это вместе с коллегами. Я здесь ведь не единственная ведущая. Мы знаем интересы друг друга, стараемся все это сочетать. Еще важно, чтобы в программе появлялись новые лица. А то есть такая проблема на нашем ТВ — на экране без конца мелькают одни и те же эксперты из всем уже давно знакомой обоймы...
— Ваши темы не всегда связаны с литературой?
— Совсем нет. Я, например, очень люблю изобразительное искусство, архитектуру. Меньше знаю музыку. Но и позиция наблюдателя-неофита имеет свои плюсы. Как называл это мой отец, «свежий дурак с мороза». Мы же не предполагаем, что зрители канала «Культура» должны быть сплошь профессорами консерватории. Поэтому я, если чего-то не знаю, не стесняюсь и тут же в кадре задаю вопросы.
— Вы умеете разговорить собеседника. Есть ли тут какие-то профессиональные секреты?
— Никакие это не секреты, не ноу-хау. Слушать и слышать — вот что важно для работы журналиста. Правда, какие-то из этих «разогревающих» пассажей потом могут быть убраны при монтаже. Но, кстати, в «Наблюдателе» мы почти ничего не сокращаем. В эфир идут все 50 минут разговора.
— Большой отклик получил ваш телепроект «Война и мир», когда роман вашего прапрадедушки читали по всей стране...
— Это последовало за несколькими проектами, которые мы начали в 2014 году с компанией Google. Сначала я им предложила марафон с «Анной Карениной» — удалось собрать огромную аудиторию. Потом мы с МХТ сделали «Чехов жив». Потом еще Булгакова. Тогда я предложила «Войну и мир», но на сей раз Google почему-то остался в стороне. А мне показалось, что масштаб книги может хорошо соединиться с масштабом ВГТРК, у которой есть представительства по всей стране. Народный роман будет прочтен всем народом.
— И в результате он прошел по «России 1»?
— Не только. Там было три канала вещания — ТВ, интернет и радио. Я взялась в качестве ведущей обеспечивать студийные вставки, они нужны были для соединения чтения в единый поток. Это оказалось не очень просто: уже находясь в прямом эфире, мы осознали, что надо держать в голове сразу три аудитории: телевизионную, радийную и сетевую, обеспечивая переходы между ними. Хорошо, что мы не поняли это раньше, потому что могли бы испугаться и отказаться от проекта.
Зачем нужны подобного рода «большие чтения»? Мне кажется, важно напоминать, показывать, что культура — вовсе не дополнительное развлечение, как это теперь многие считают. Это основа народной идентичности, ответы на самые острые и актуальные вопросы морали и нравственности. Я далека от мысли, что если ты пойдешь в музей, то сразу станешь приличным человеком. Но музей, книга или картина дает тебе шанс воспитать в себе гармоничную личность.
— Что оценили и коллеги, давшие вам за проект ТЭФИ.
— Это приятно, но не самое главное. С помощью наших проектов мы хотели показать, что в век противоречий и конфронтации великие русские книги объединяют нас не меньше, чем государственные границы, общая валюта, единый президент, флаг или гимн. А может быть, и больше. Проект «Война и мир» потребовал оргработы огромного числа людей в регионах. И это была в большой степени волонтерская работа. Нам помогали, и никто не получал за это дополнительные деньги. А еще такие проекты открывают нам Россию, как ни пафосно это звучит. К сожалению, сегодня основная повестка федеральных каналов формируется в Москве. Москва через них дает сигналы городам и весям. А мне гораздо интереснее смотреть, что происходит в этих самых городах и весях. Во всей нашей огромной стране.
Мне очень дорога демократичность наших чтений. Каждый читал по страничке — будь то народный артист России, глава парламента, премьер-министр или школьник. Все были в одном положении. Культура ведь не для избранных, не для высоколобых, не для специально обученных. У каждого человека есть душа, и она отзывается на то, что написано в книжке.
— Как вы находили чтецов?
— Мы предложили всем желающим прислать свои заявки. Было море откликов. Список чтецов формировался из двух источников. Первый — известные люди, политики, спортсмены, артисты. Конечно, мы не заставляли Олега Басилашвили или Алису Фрейндлих проходить кастинг. Но большая часть читавших — из тех, кто просто прислал заявки на наш сайт. Это были лица со всей страны...
— Вы действительно верите, что книга может изменить жизнь человека или даже страны?
— А что значит — изменить жизнь? Это трудно отследить. Но если бы мы не прочли книг, которые прочли, мы, безусловно, были бы другими. Точно так же как если бы не видели картин, не слышали музыки, не испытали всего того, что проходит через нашу жизнь.
— Некоторые читают «Войну и мир» кусочками или адаптированную версию...
— Да уже это хорошо! Глядишь, потом у них появится желание прочитать роман целиком. Я знаю, что современный читатель не жалует толстые романы, они не вписываются в сегодняшний график. Поэтому мы с компанией Samsung сделали мобильное приложение «Живые страницы» по «Войне и миру» и другим произведениям классики. Получилась не просто электронная книга, которую можно читать с экрана планшета или телефона. Мы предложили разные сценарии входа в роман. Например, положили текст произведения на карту. Или на линию времени. Современная инфографика — мощная вещь. Идея очень проста: начни читать с любого места — и ты обязательно увлечешься.
Конечно, лучше всего начать с салона Анны Павловны Шерер и дойти до конца. Но мы стараемся пойти навстречу людям, у которых есть проблемы с чтением. Пусть начнут хотя бы так. Это такие крючочки, которые приближают книгу к читателю. Кстати, недавно на биеннале дизайна в Москве мы даже получили приз за этот проект.
— Извините за еще один стандартный вопрос, задаваемый телевизионщикам в этой рубрике: вы сами ТВ смотрите?
— Боюсь, что и отвечу я стандартно: очень мало. Сейчас мой интерес к ТВ сузился до рамок телеканала «Культура». Если честно, у меня и телевизора дома нет. Это осознанное решение — не иметь ничего общего с тем, то происходит на многих каналах. Конечно, есть мастера, настоящие профи. Посмотрите на Андрея Малахова или Владимира Познера — они потрясающе умеют разговаривать с людьми. Главное — их действительно трогают судьбы людей, которые перед ними проходят. Но в большинстве программ меня не устраивает прежде всего сам уровень разговора: что говорится и как. А стилистика многих ток-шоу вызывает откровенное отвращение. Она противоречит всему тому, чему меня учили дома, в школе, в университете. Мне кажется, она противоречит и базовым принципам культуры. Надеюсь, что жизнь переменится и кончится эта чудовищная агрессия.
— Вы имеете в виду ток-шоу на политические темы?
— Да, я это имею в виду. Очень тяжело отношусь ко всякой пропаганде. Она, как мне кажется, просто убивает журналистскую профессию, к которой я отношусь с большим уважением и тоже как к семейному делу: у меня дед был известным журналистом, «правдинцем», фронтовым корреспондентом. Поэтому я и счастлива, что работаю на канале «Культура», имею возможность разговаривать с великими музейщиками, музыкантами, художниками. С такими, как, например, Ирина Антонова или Михаил Пиотровский. Или вот недавно мы говорили с Гришей Брускиным, который сейчас представляет Россию на Венецианской биеннале: Мне кажется, это просто работа мечты.
— А кем бы вы никогда не хотели стать?
— Телевизионным начальником.
Наталья Боброва
