Круглосуточная трансляция из офиса Эргосоло

Счастливый Анатолий Григорьевич

Это сейчас у Анатолия Григорьевича есть любимая красавица жена Зоюшка, любимый сын-полиглот Федя и наилюбимейшая, наикрасивейшая, наиполиглотнейшая собака по кличке... Нет, не по кличке — по имени Киля. Это сейчас Анатолий Григорьевич уважаемый человек с кучей уважаемых друзей, среди которых есть один видный фотокорреспондент, один писатель и один наиумнейший кинокритик, не говоря уж об одном математике.

А ведь было время, когда ничего подобного у Анатолия Григорьевича не было, кроме жены, которая поначалу была просто Валей, а уж потом, проживя с Анатолием Григорьевичем годы, под его влиянием, обаянием и аппетитом, превратилась в писаную красавицу, равной которой не было ни у фотокорреспондента, ни у писателя, ни у видного кинокритика, ни тем более у математика, который вообще страдал полным отсутствием вкуса и, прежде чем жениться, долго вычислял качества и параметры будущей супруги.

Так вот. Шестнадцать лет назад женился Анатолий Григорьевич на жгучей брюнетке по имени Валя, с фигурой не то чтобы самой плохой, но и не то чтобы самой хорошей. Женился по большой, негасимой любви, когда понял, что на другое ему рассчитывать не приходится...

По утрам брюнетка Валя подавала ему чай, не такой холодный, чтобы его не хотелось подогреть, но зато и не такой крепкий, чтобы после него не тянуло в сон. После работы она угощала Анатолия Григорьевича супом без названия, без имени — из свиного вымени. На второе готовила она ему пельмени из магазина «Диета» по пятьдесят копеек пачка, но варила их по-своему: мясо отдельно, а тесто отдельно. Так что на второе Анатолий Григорьевич всегда ел мясо, а на третье, вместо сдобных пирожков, — пельменное тесто, посыпанное сахаром.

Желая держать мужа в стройности, брюнетка Валя говаривала: «Завтрак съешь сам, обедом поделись с другом, а ужин отдай врагу». Но поскольку врагов у Анатолия Григорьевича не было, то ужинали они ежедневно у разных друзей...

Хотел было Анатолий Григорьевич от такой жизни наложить на себя руки, но понял, что человек сам кузнец своего счастья, и стал его ковать... Брюнетку Валю начал звать Зоюшкой, величая красавицей, считал блондинкой и, ужиная обычно у своего друга-фотокорреспондента, говорил: «А уж как моя красавица Зоюшка делает индейку!..»

Конечно, это становилось известно другому его другу — писателю, и он приглашал Анатолия Григорьевича на индейку, чтобы не ударить лицом в грязь.

В этой счастливой безмятежной жизни родился у Анатолия Григорьевича сын Федя, который к двенадцати годам вырос в остроумного, незаурядного мальчика. Мальчик был очень жизнерадостным, имел склонность к шуткам и юмору.

Жене фотокорреспондента, которая в гостях всегда спала в кресле или на диване, он любил вливать в ухо холодную воду из маленькой клизмочки, видному кинокритику вставлял в стул кнопочку, или гвоздик, или кусочек стекла, в зависимости от того, что было в доме... При этом после очередной шутки он заливался счастливым детским смехом и говорил «Пардон».

По этой именно причине Анатолий Григорьевич считал сына прирожденным полиглотом и пригласил к нему преподавателя французского языка, который родился и вырос на островах Фидам, владел немецким со словарем и почти ничего не понимал по-русски, кроме «обедать будете?..».

На один из дней рождения красавицы Зоюшки, устроенный Анатолием Григорьевичем в складчину — по принципу: кто что с собой принесет, тот это и будет есть, — его друг-писатель подарил ему собаку. Это была всем собакам собака. С первого взгляда она никак не напоминала спаниеля, но зато при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что она абсолютно не спаниель, а вялая, меланхолически настроенная дворняга, поминутно справлявшая свои естественные надобности. Анатолий Григорьевич полюбил ее и относился к ней, как к спаниелю.

Целыми днями собака грызла мебель, спала в помойном ведре, но была удивительно чистоплотной и беспрерывно чесалась на нервной почве, так как не переносила блох.

Друзей из ветеринаров у Анатолия Григорьевича не было, и он позвал к собаке знакомого психиатра, который предложил немедленно отдать ее собачникам на мыло, но если те откажутся, то сделать всей семье прививки от бешенства.

Спаниеля две недели выдерживали в растворе тиофоса, посыпали ДДТ и другими азотно-туковыми удобрениями. В конце концов, знакомый психиатр заявил, что эти блохи имеют наследственное происхождение, прописал красавице Зоюшке седуксен и, почесываясь, ушел...

Больше всех своих друзей Анатолий Григорьевич обожал наиумнейшего кинокритика, который до того, как стал кинокритиком, работал лиллипутом в цирковой программе «Мечте навстречу». Но однажды, посмотрев четвертую серию «Ну, погоди!», он сказал задумчиво: «Это, конечно, не Феллини, но...» После этого Анатолий Григорьевич нарек его кинокритиком.

Чуть меньше, но тоже больше всех обожал Анатолий Григорьевич видного фотокорреспондента, который питал слабость к публичным процессам, ввязывался в любую драку и в два счета мог превратить самое замечательное лицо в портрет артиста Михаила Пуговкина. Поэтому-то Анатолий Григорьевич и считал своего друга фотокорреспондентом.

Еще чуть меньше, но тоже больше всех обожал Анатолий Григорьевич писателя, который на каждом торжестве тешил общество колкими эпиграммами-шутками на виновника торжества: «Ах, милый Толя! Ясный свет! Тебе сегодня двадцать пять лет!» И так было ежегодно... «Ах, милый Толя! Ясный свет! Тебе сегодня двадцать шесть лет!..» «Ах, милый Толя! Ясный свет! Тебе сегодня двадцать семь лет!»...

Гости, которые потоньше, обычно смеялись и аплодировали, а отдельные завистники, кривясь, находили несовпадение размера. «Вот приходите на мое тридцатилетие, — говорил им Анатолий Григорьевич, — тогда услышите!»

И когда на тридцатилетие писатель зачитал новую шутку-эпиграмму: «Ах, милый Толя! Ясный свет! Тебе сегодня тридцать лет!» — тут уж самые явные злопыхатели признали, что перед ними настоящий писатель.

Таким вот образом Анатолий Григорьевич собрал вокруг себя в высшей степени рафинированное, интеллигентное общество...

...Лично я прихожу в гости к Анатолию Григорьевичу не часто. По делу или когда совсем грустно.

Уже в дверях полиглот Федя стреляет в меня из самострела, выстрел которого совершенно несмертелен и безобиден. Остаются только ожоги, но и они через месяц-другой исчезают бесследно, оставляя после себя лишь буроватые рубцы... Красавица Зоюшка спит, покрыв лицо журналом «Работница». Из кухни доносится запах сгоревшего супа пополам с раскаленным алюминием. Анатолий Григорьевич сидит на стуле и слушает передачу цветного телевидения. Телевизор, правда, не цветной, но это не важно, потому что трубка все равно вышла из строя полтора года назад. Левым ухом он приник к экрану, а правое методично жует спаниель...

Увидев меня, Анатолий Григорьевич радушно улыбается и спрашивает, достал ли я билеты на французского певца. Я отдаю ему свои четыре билета, на всю семью, и выхожу на улицу, волоча за собой собаку, вцепившуюся мертвой хваткой в мою икроножную мышцу. Ухожу и думаю: «Везет же людям! Ведь вот как счастливо живет Анатолий Григорьевич!.. У меня же, казалось бы, — трехкомнатная квартира, пятилетний сын решает дифференциальные уравнения, жена — лауреат Международного конкурса имени Жака Тибо и Маргариты Лонг, теща — шеф-повар ресторана „Узбекистан“, а я — несчастнейший человек...»

Аркадий Михайлович Арканов

1219


Произошла ошибка :(

Уважаемый пользователь, произошла непредвиденная ошибка. Попробуйте перезагрузить страницу и повторить свои действия.

Если ошибка повторится, сообщите об этом в службу технической поддержки данного ресурса.

Спасибо!



Вы можете отправить нам сообщение об ошибке по электронной почте:

support@ergosolo.ru

Вы можете получить оперативную помощь, позвонив нам по телефону:

8 (495) 995-82-95