Я готовился к предстоящей встрече с этим настоящим сибиряком и немного волновался. Может быть, по этой причине, а может быть, по причине моей врожденной рассеянности, я, конечно, завалился к нему в гости без подарка. Я несколько раз представлял, как он — руководитель, старший научный сотрудник, отец семейства, мужчина, у которого в жизни все состоялось — уверенно и неспешно выйдет из подобающей сибиряку и охотнику Нивы, но… Но в жизни оказалось все совсем иначе. На другой стороне дороги, резко клюнув носом, остановилась, как вкопанная, белая машина. Из нее выпрыгнул и резво побежал навстречу мне мужчина. Я смог узнать его разве что по совершенно седой голове и белым, как пепел, «михалковским» усам до нижней губы.
Побросав мое многочисленное оборудование в машину, завез меня домой, покормил и сразу увез в свои владения, где он охотится, ловит рыбу, но главное — фотографирует.
По московским меркам дикая природа начинается сразу за городом, не более получаса езда от дома. Два дня мы колесили по окресностям, где была снята добрая половина его известных работ. И эти два дня я не уставал удивляться его цепкому взгляду на вроде бы обыденную природу. Мы проезжали танковый полигон. Мы были там, где сходились тьма и свет, мы были на «зигзаге», мы были на реке Кайон… И каждый раз я одновременно узнавал эти места по его фотографиям, и одновременно не узнавал, не понимал, как можно было это снять так, как снял он.
В жизни он очень интересный собеседник. Вообще всегда интересно беседовать с человеком, который имеет свои взгляды, убеждения, позицию. А он имеет позицию и умеет говорить — весомо, убедительно… Вот поэтому мы и сидели с ним до поздна у потухшего костра (не хотелось отвлекаться от разговора на колку дров) и без света на кухне (вроде, начинали говорить, было светло, а когда закончили, так лица уже было не видно).
