Меня часто спрашивают: «Много ли больных вылечил? А правда ли, что в „психушке“ лежат и здоровые люди?». Некоторых интересует, сколько вообще психически больных людей. Многие уверены, что психически здоровых людей в принципе нет...
Периодически, общаясь с друзьями, рассказываю им интересные случаи из своей практики, благо их немало. Повествую им, как лечу, общаюсь с больными, провожу различные экспертизы. И часто мне они задают вопросы:
— А бывают у тебя такие больные, что совсем не больные?
— Это как? — удивляюсь я.
— Ну, здоровые люди у тебя в отделении лечатся?
— Нет, здоровых в психиатрических больницах не лечат, — отвечаю.
— А бывает, что симулянты? И как ты понимаешь, что они симулируют, шизофрению, например? — любопытствуют они.
На что я отвечаю им:
— Болезнь практически невозможно симулировать. Для этого надо быть хорошим актёром, много прочитать про симптомы болезни, а ещё лучше всего пообщаться с нашими пациентами. Нет, это сложно сделать, — пытаюсь переубедить.
— А ты сможешь распознать симулянта?.. — не унимаются они.
И чтоб успокоить наконец-то своих друзей, рассказываю им случай, который произошёл в моей практике пару лет назад.
Как я уже рассказывал, приходится часто проводить военно-психиатрическое обследование ребят призывного возраста, которых к нам присылает военкомат. На самом деле сама система обследования не сложна. Во время обследования призывник находится у нас в отделении примерно около месяца (по закону на экспертизу дают месяц), где его обследуют все наши специалисты, в том числе психологи. При этом пациент описывается персоналом: как в течение дня себя вёл, с кем общался, что делал и т.д. и т.п., соответственно, и я его осматриваю также ежедневно. Фактически под пристальным нашим вниманием он находится в течение 24 часов в сутки семь дней в неделю в течение всего срока обследования. Тут становится понятным: если человек решил немного «поиграть» в психически больного, то за это время где-нибудь да проколется. Вот мы такие проколы и ищем. А если на самом деле есть патология, то обязательно проявится, тем более что периодически проводим некоторые провокации, чтоб выявить симптоматику.
Хочу сразу сказать для тех, кто напугался: дескать, психиатры издеваются над «бедными призывничками»... Ничего подобного: когда человек попадает в незнакомую обстановку, да ещё и в такую больницу, то, конечно, сначала он скован, растерян. В такие моменты мы поддерживаем, подробней рассказываем режим отделения и в общем — как проводится сама экспертиза. После нескольких дней пребывания в отделении призывник начинает осваиваться, потом с кем-то знакомится и начинает себя чувствовать как «рыба в воде». Вот тут-то и начинает либо проявляться его заболевание, либо, наоборот, «прятаться». И когда начинает «прятаться», тут мы и проводим некоторые провокации, чтобы посмотреть на реакцию. А уж, что именно делаем, тут я вам не скажу, извиняйте — медицинская тайна.
Не знаю почему, но почему-то призывники поступают чаще всего после выходных. Странная закономерность, и чем она обусловлена, я сказать не могу. И самое интересное, что часто приходят на обследование за несколько дней либо перед своим днём рождения, либо перед какими-либо праздниками... И чем только думают? Не ясно.
Как всегда, в понедельник, приходя на работу, читаю журнал наблюдений и спрашиваю у персонала, не поступал ли кто-нибудь.
— Снова призывничок поступил, Александр Иванович, но уж какой-то он странный, — сообщила мне старшая медсестра.
— А чем странный-то он? — интересуюсь я.
— Пока везли его к нам, с санитарами общался как ни в чём не бывало, словно здоровый, а как в отделение пришёл, так сразу замолчал, уставился в пол и разговаривать ни с кем не стал.
— Ладно, разберёмся, — в ответ кинул я, читая записи дежурного персонала.
Испив свою законную кружку чая, приглашаю к себе вновь поступившего призывника. Перед этим почитал запись врача приёмного покоя: ранее в психиатрических больницах не лечился, к психиатрам не обращался, во время приёма сидит, опустив голову вниз, в глаза старается не смотреть, говорит, что не может смотреть в глаза собеседнику, т.к. стесняется.
Да, думаю, тут дело, похоже, серьёзным попахивает. Ну, посмотрим.
Пока думал, санитар привёл паренька. На вид молодой парень, 19 лет, щуплый, стеснительный. В кабинет ко мне зашёл нерешительно, огляделся по сторонам, затем посмотрел на меня и остановил на какое-то мгновение свой взгляд. В этот момент мне вспомнилась запись врача, что в глаза смотреть «стесняется». Подошёл к моему столу, сел на предложенный мной ему стул. Пока шёл и садился он, мне его движения показались какими-то искусственными, театральными, что ли. Сел в позу «кучера», сгорбившись, глаза его устремились в пол, на меня не смотрел.
— Привет, — бодро с ним поздоровался. — Как тебя зовут?
— Иван.
— Ранее лечился в нашей больнице?
— Нет.
Ответы были краткими, выверенными, взвешивал каждое своё слово. Во время беседы интересуюсь, как дошёл до такой жизни парень, что в психбольницу попал. Оказывается, с его слов, конечно, была травма головы, но при этом, как ни странно нигде не зафиксирована, никто не видел, и якобы были у него судорожные приступы. Затем парень, прямо перед призывом, «понял», что у него появилась депрессия, стал «бояться смотреть» на окружающих людей. Конечно же, причину этих преобразований в себе объяснить никак не мог. В начале беседы старался говорить тихим голосом, смотрел в стороны, в пол, но только не на меня. Смотрю, постепенно, во время нашего разговора, стал выпрямлять спину, стал более уверенным, отвечал быстрее, уже меньше взвешивал свои слова, стал и на меня смотреть более часто, и взгляд стал более продолжительным.
«Ну-с, — думаю, — голубчик, что-то тут не то, не похож ты, парень, на психически больного».
А сам ему говорю:
— Да, дело серьёзное, сам понимаешь. Надо обследоваться, причём по полной программе.
— Как это по полной?! — испуганно спрашивает он.
— Как, как? Будешь тут у меня лежать месяц, как по закону положено о военной психиатрической экспертизе.
А сам за ним внимательно наблюдаю. Смотрю, у парня аж глаза из орбит вылезли от удивления, возмущения, и сказать-то он не знает что:
— Как это месяц?! — восклицает он. — Мне сказали, что всего дней десять тут пробуду!
— У тебя случай очень интересный с точки зрения психиатрии, я бы даже сказал, что редкий. За мою практику у меня такой всего второй раз встречается, надо обследовать, наверное, даже на кафедре тебя перед всеми студентами покажу с профессором, — уверенным тоном говорю ему я.
А сам снова оцениваю его реакцию. Парень прямо замер весь и при этом уставился на меня в упор.
«Вот ты и попался, мой дорогой симулянт!» — для себя решил я.
И проводил его в отделение — от «шока» приходить в себя. А сам позвонил его родителям, пригласил к себе на беседу.
Общаясь с ними, я выяснил, что травму его головы никто не видел, знают о ней только со слов. Также отец его мне рассказал, что парень дома просто не «вылазит» из Интернета, на форумах разных обитает. А сам отец стал меня прощупывать, как можно сына от армии «откосить». Это меня вновь только убедило, что парень в армию не хочет.
В отделении себя он вёл достаточно интересно: первые дни ни с кем не общался, лежал на кровати, старался ходить, смотря только в пол, причём делал это только в присутствии персонала или когда я был на обходах. В другое же время, когда считал, что за ним не наблюдают, ходил спокойно, как все обычные люди, с прямой головой. В наших беседах вначале также старался в глаза не смотреть, уверяя меня постоянно, что «давно никому в глаза не смотрит». У медсестёр иногда интересовался, что такое депрессия и как её у себя вызвать. Долго старался избегать обследования психолога. При обследовании старался говорить какие-то нелепости, считая, что тем самым показывает свою неадекватность. Всё это выглядело наигранным, театральным, неестественным.
Выждав почти месяц и дав понять пациенту, что его раскусили на одном из обходов, я его пригласил к себе в кабинет на разговор.
— Давай начистоту поговорим, — предложил я ему.
— Давайте.
— Думаю, ты уже понял, что тебя все уже раскусили. В армии служить, я вижу, ты не хочешь. Ты психически здоров и здесь просто симулируешь своё состояние. В Интернете начитался, как показаться психически больным?.. — прямо в лоб ему заявил я.
Видимо, он уже ожидал от меня такое, и ничем его не удивило:
— Да, в армии служить не хочу, поэтому и решил представиться больным. Прочитал на разных форумах в Интернете, — признался он.
— Сотрясение головы было? — уточняю я на всякий случай.
— Не было, — ответил он, понурив голову.
— Что ты хотел изобразить, когда под больного косил?
— Депрессию или шизофрению, — ответил он.
— Кто тебя надоумил такому? Родителям говорил об этом? — веду свой «допрос» я.
— На форумах один товарищ. Он меня уверял, что это легко сделать, а психиатры все глупые и ничего не понимают. Говорил мне, что сам так откосил. Родителям не рассказывал я ничего, — давал «признательные показания» «подследственный».
В конце нашей беседы немного парню решил «мозги поправить». Объяснил, чем ему грозит наш диагноз по жизни, если б я был «глупым психиатром» и поставил бы ему шизофрению. Рассказал о перспективах, о том, как всю бы жизнь себе по дури испортил, прав бы не имел, не смог бы машину водить, и многие другие прелести. Так его и выписал с диагнозом «психически здоров».
Вот такая история со мной была. Конечно, бывают великолепные актёры, которые могут провести даже опытного психиатра. Но, прежде чем это делать, надо взвесить все «за» и «против» психиатрического диагноза. Может, всё таки лучше в нашем мире жить психически здоровым?
