Так и живем

Так и живем

У "МК" день рождения.

11 декабря нам стукнет 81 год.

Но и в этом возрасте в нашей семье случилось прибавление.

В "МК" пришел новый журналист. В третий раз. Имя его - известно. Поступки его - ужасны (снял с постов ряд высоко... очень высокопоставленных особ).

Но такого Минкина, как сегодня, вы вряд ли читали. Минкин учится заново видеть, говорить, чувствовать - глазами своего ребенка, Александра Минкина-младшего. И похоже, что устами этого младенца кто-то хочет сказать нам, взрослым, нечто очень важное.

Знакомьтесь - Александр Минкин, четыре с половиной года.

* * *

Маленькие дети рыдают отчаянно.

Когда Сашонок, совсем еще крошечный, плакал, то сквозь рыдания просил:

- Хочу, чтобы было всё хорошо!

Маленький человек запоминает всё сразу и с какой-то ужасной точностью.

Он помнит всех людей, хотя бы раз увиденных. Помнит деревья, помнит каждую консервную банку (под каким кустом лежит). Помнит, когда какой был гром, помнит жуков и шмелей.

Ему не было двух, когда он понял, что со встречными надо здороваться. И - распространил это правило на весь мир. Прогулка выглядела так:

- Привет, Банка!

Потом немножко поиграем ею в футбол, забьем под куст и уходим. Он (оглядываясь):

- Пока, Банка! Жди! Мы еще придем!.. Привет, Облака! Здравствуй, Маленькая Туча! Как поживаешь?

Судя по его физиономии и паузам, они все ему отвечают. Только я не слышу - что.

Он помнит запахи, сует нос в банки, тюбики, чтобы "нанюхаться нового", помнит звуки, машины, города, имена всех котят, давно уже пристроенных... И, конечно, он помнит книжки.

Дословно. До буквы. Он помнит все "охи" в "Винни-Пухе"; и попробуйте нарочно вместо "ох" прочесть "ух" или "ах" - из кроватки раздастся строгое:

- Папа!

- Что?

- Читай как написано!

Если сказка понравилась, он ее разыгрывает. Прочли мы "Лисичку-сестричку", пошли гулять.

Зима, бульдозер чистил дорогу, по обочинам - здоровенные куски смерзшегося снега.

- Папа, давай ты будешь дед, а это - рыба.

Наловили мы рыбы, нагрузили комья снега на санки, он забежал вперед, лег на дороге, свернулся клубочком (лисичка, значит). Я его подобрал, положил на санки, прямо на рыбу. Везу не оглядываясь. Он рыбу сбросил, сам тоже свалился на ходу, зовет:

- Теперь ты волк.

Я послушно:

- Кумушка, это у тебя что?

- Рыбка.

- Дай мне.

- Налови сам да и ешь.

- Я не умею.

- Эка! Ведь я же наловила. Ты пойди на речку, опусти хвост в прорубь...

На следующий день игра повторяется. Нагружаю на санки рыбу, сверху кладу лисичку, превращаюсь в волка:

- Кумушка, это у тебя что?

- Рыбка.

- Дай мне.

- На, куманек, кушай на здоровье, - и протягивает тяжеленный ком, с конскую голову, глаза сияют: - Это карп! Ты смотри, осторожнее, там кости.

Я оторопел. Я ожидал традиционного канонического отказа, собирался уже идти хвост отмораживать... Забыть, ошибиться он не мог. Значит, сознательно переделал! А сказка - это вам не пластилин. Сказка - архетип; сказка в литературе, в языке - все равно что алмаз: тверже ничего быть не может. А тут мелочь пузатая без всяких усилий смял и вылепил совсем другое. Принципиально другое. Он же конфликт снял.

Рыбку я, конечно, поел; снег грязный, с мазутом, но ничего, держу у рта, произношу фальшивое "ням-ням" (волк, конечно, должен рычать или хоть урчать, а не нямнямкать), а сам думаю...

...Это ведь очень жестокая шутка - послать товарища, который не сделал тебе ничего плохого, чтоб приморозил хвост. Лисичка не просто пожадничала, рыбки не дала (а ведь целый воз сперла), но еще и обманула, отправила чуть ли не на верную смерть. Его же избили до полусмерти, хвост оторвался.

И ведь в сказке эта подлость никак не осуждается. Порок не наказывается. Сказка любуется лисичкиным умом. Лисичка - явный победитель. И искалеченный дурак вдобавок сажает ее себе на спину, а она едет на нем с издевательской песней "Битый небитого везет".

И все это малец легко отверг, исправил, устроил всеобщее счастье.

* * *

- Папа, давай я тебе расскажу про Сороку-Ворону.

- Давай.

Историю эту я, конечно, знаю. Сперва мне ее рассказывали, потом я ее рассказывал... Текст канонический, жесткий. Этому дала, этому дала, а этому (раздатчица доходит до мизинца), самому маленькому, самому тощенькому, не дала. Ты дров не рубил, ты воды не носил, тебе нет ничего. Воспитательно.

...Но когда маленькое картавое существо в свои два с половиной впервые предлагает тебе "сооку-воону" - это примерно как орден "За заслуги" (покуда не получал, но думаю, что по уровню удовольствия "соока" не уступит).

Он берет в лапки мою ладонь и начинает (точно соблюдая все движения, ритм и интонации; в этом смысле он формалист и бюрократ):

- Этому дала, этому дала, а этому, самому маленькому, самому тощенькому... тоже дала!

Я уставился на него, он - на меня. Ждет реакции. Я молчу.

- Папа, дай другую руку.

И повторяет свою версию, морда лукавая и победоносная. Он знает, что не так, но идет на это. Нарушает гранитный канон ради мира и спокойствия. Ну Бог с ним, что не колол, не носил, не пахал. Слушайте, ведь и мне всегда было жалко этого самого маленького. Может, он еще не в силах колоть дрова, а его уже лишают пайки. Почему я не догадался его накормить?

И почему этот - догадался?

Врожденное? Может быть. Но если все дети рождаются гуманистами, то рождаются они в мир очень жестокий. Мир полон зла, насилия, жадности, жестокости. Ребенок входит в этот мир, как непривитый - в ясли, и тут же подхватывает всю заразу.

Известно, что дети очень жестоки. Отроду? Или к трем-четырем годам они уже успели подцепить всю эту злую дрянь и сами стали носителями, разносчиками...

Нет, они очень разные. Летом, после теплого дождя, наша скорость падает до ста метров в час, потому что Сашонок усердно спасает всех червяков, выползших на дорожку, всех улиток. Каждого подберет, отнесет в траву:

- Иди, ищи своих деток.

А соседский малец с тем же усердием топчет и давит все, что ползает и шевелится, улиткины домики так и хрустят. Когда это происходит на глазах у Сашки, он смотрит с таким недоумением... Иногда - и всегда безрезультатно - пытается заступиться...

* * *

...Когда я был театральным критиком, приходилось и на детские спектакли ходить. Говорю "приходилось", потому что удачи были крайне редки. Советская власть обязывала все взрослые театры иметь в репертуаре детские утренники, и чаще всего это была халтура, и актеры играли с отвращением (особенно если в трехсотый раз и особенно 1 января - то есть после пьянки и бессонной ночи). И с бодуна затевали артисты разговоры с детьми, это называлось "общаться с публикой". И вот - уж не помню, что это была за сказка, - Лиса обидела Зайчика, и актер (Добрый Гном) обратился к тысяче ангелочков:

АКТЕР: Ну, что будем делать с Лисой?

ДЕТИ: Убей! Убей!

Добрый Гном ужасно растерялся, ибо по сюжету Лиса была нужна до самого финала. Он затоптался на сцене, дожидаясь, чтобы вопли стихли.

АКТЕР: Может, накажем ее как-нибудь? Она исправится.

ДЕТИ: Убей! Убей!

Делать было нечего: Лису убили, доиграли без нее. Так врожденные гуманисты откорректировали пьесу.

* * *

А этот - стойкий оловянный солдатик, ничто его не берет. И видно, что миротворец от Бога.

В три с половиной пошли мы в Большой на "Щелкунчика". Восторг полный. Особенно в конце.

- Папа, видишь, Мышиный Король стал хорошим! Его победили, потом он образумился и стал со всеми дружить. Видишь?

На самом деле Мышиный Король провалился в ад; из люка сверкнуло пламя, дым повалил.

Но потом-то он со всеми вместе вышел на поклоны. Это мы понимаем, что кланяются артисты, а для него это же персонажи.

...Только не сочтите, что парень - маньяк и ни о чем, кроме миротворства, не думает.

Рассказал я ему как-то "У Лукоморья..." - леший, русалка, царевна, волк, ступа с Бабою Ягой, царь Кощей над златом чахнет, там русский дух, там Русью пахнет...

Через месяц внезапно (внезапно для меня, но у него-то, значит, процесс идет постоянно):

- Папа, поедем на Лукоморье.

- Ладно, летом поедем.

- Вот нанюхаемся Русью!

- Это уж точно.

А сам думаю: это ему обеспечено. Даже и ездить никуда не надо.

Ваш Александр Минкин