Владимир Владимирович Шахиджанян:
Добро пожаловать в спокойное место российского интернета для интеллигентных людей!
Круглосуточная трансляция из офиса Эргосоло

Дожила до понедельника

Школа-студия МХАТ: 1962 – 1966 годы

Ирина Печерникова

Первый спектакль

На втором курсе меня пригласили на сцену МХАТ. Репетировать в спектакле по роману Стейнбека «Зима тревоги нашей». Это случилось как раз после парикмахерской в Риге, где мне сожгли волосы. Я пришла в студию с железными пружинками. Маленькая, но с огромным шаром на голове. И меня увидел режиссер Павел Марков, который вел курс, на год старший нашего. Помню, что он замер и даже прикрыл рот рукой от ужаса:

— Что вы с собой сделали? Я хотел взять вас в спектакль, вместе с моим студентом Лешей Борзуновыи

И я чуть не плача:

— А теперь уже нельзя?

И в отчаянии побежала прочь по лестнице. Но в тот же день он оставил для меня роман Стейнбека. Я прочитала. И мы начали работать. Я играла дочку Павла Масальского. В детстве видела его в фильме «Цирк», где он плохой-плохой американец, но на самом деле это море обаяния, таланта, доброты. Его любили все женщины. Так же как и Пузырева, который в «Зима тревоги нашей» играл потерянного, спившегося человека. Вот их мне и приписали в любовники.

Перед премьерой я думала только о финале, как бы не провалить его. Моя героиня — странная девочка. Она лунатик — ночами ходит. Она противная — написала анонимку на своего брата. Но в конце, когда отец отталкивает ее и уходит на берег моря, она, что-то почувствовав, выскакивает в ночной рубашке, бежит за ним. В книге он решил утопиться, спустился в грот, а когда опомнился, прилив мешает ему выбраться. А в спектакле сделали так, что дочка все-таки спасает отца. С момента открытия занавеса я думала о последней сцене, самой главной. Остальное прошло как в тумане. Но до сих пор помню музыку из спектакля — «Голубую рапсодию» Гершвина. Могу насвистеть.

Из реакции родителей я помню только мамину улыбку и заплаканные глаза. После этого они стали относиться к моим занятиям в студии серьезнее, чем  я. Однажды мама застала меня в час ночи читающей сказки. Хотя мне надо было за семестр прочитать уйму других книг. Она воскликнула:

— Ты с ума сошла? Я у тебя в десятом классе не отнимала сказки!

— Мама, прости, сегодня трудный день, мне хотелось отвлечься.

А потом я клала на одеяло, например, историю партии, а под одеялом лежали «Волшебные сказки». И если слышала шорох, тут же опускала одеяло.

— Когда вы в первый раз ступили на сцену МХАТа?

— Нас на первом курсе водили по театру, по музею, по гримерным. И в заключении позволили выйти на сцену и посмотреть на эти святые доски, пройтись по ним.

— И каково было ощущение? Вы представили, кто по ним ходил?

— Я даже не представляла, кто по ним ходил. Со мной что-то стало делаться, как будто я иду по чему-то живому. Даже мыслей не помню, это было на уровне ощущений, но очень мощных.

Однокурсники

Москвичей на нашем курсе училось мало, большинство жили в общежитии. Мы жадные были до всего. Если кому-то что-то попадалось, то это проходило через всех. Когда тебе дают почитать книжку на ночь, она же запоминается на всю жизнь. Ну, кто такой Монтень? Француз какой-то. А дают, значит, это возможность что-то узнать. Однажды мне дали рассказ Фолкнера, и на меня он произвел невероятное впечатление, в отличие от его романов, просто полный поворот кругом, и я прибежала к ребятам с открытием:

— Я поняла, что такое Фолкнер, это не «Деревня», не «Город», это вот.

И рассказ пошел по рукам, где-то затерялся, потом мы всем курсом его восстанавливали: кто-то искал текст, кто-то перепечатывал, чтобы я смогла вернуть. То, что дорого дается, входит в глубь тебя и остается там.

Я помню, как купила туфли, пришла в студию и чувствовала себя королевой — английские черные лодочки на шпильке, замшевые, с украшением из кусочка норки. То есть я уже была не детский сад. Это самые-самые туфли за всю жизнь.

А однажды мы скопили деньги — Таня Назарова, Нина Попова и я — и отправились покупать сапоги. Но так как на теплые не хватило, мы все купили резиновые. У Нины были белые, а у нас с Таней — серые. И мы ходили гордые и счастливые, что у нас такие красивые сапоги.

На нашем курсе училась Лера Заклунная — после фильма «Сибирячка» ее любила вся страна. Нина Попова, сыгравшая в первом отечественном сериале «День за днем» по Михаилу Анчарову, там же снималась Таня Назарова. Виталий Безруков пишет книги. Боря Быстров покорил всех в фильме «Волшебная лампа Алладина». Боря Романов, Вацлав Страубе. Валя Асланова — Заслуженная артистка Азербайджана. Она сыграла Сивиль, героиню местного эпоса, в фильме-опере, а потом Рустам Ибрагимбеков снимал ее в своих картинах. И Гейдар Алиев присвоил ей звание, приглашал на официальные приемы. Теперь она и Заслуженная артистка России. Я назвала только тех, кого знают по кино.

Меня как-то позвали на телепередачу о звездах: есть ли они сейчас, какие они? Когда мы учились, я помню звезду — Лолиту Торес. И бабушки, и дети напевали ее песни. Вот это звезда. А что такое сейчас звезды, секс-символы, я не понимаю. Зато сколько «обязанностей» у актера, который только вошел в профессиональный мир, сколько ему нужно знать! Я специально выучила эти слова: имидж, пиар, формат, не формат, медийность, харизма… Да если б мне тогда это все учитывать, меня бы не было.

Азарт

Я поклялась папе не играть в азартные игры. После одного стыдного случая. Мне было лет девятнадцать. Друзья моего брата, лет на 14—15 старше меня, пошли на бега и взяли меня с собой. В нагрузку. Я упросила их, потому что очень любила лошадей. В кармане у меня лежали четыре рубля. А там все сидели с бумажками, с книжечками. Я спросила:

— Как вы ставите?

Все сразу спрятали от меня свои бумажки и сказали:

— Какая лошадь тебе нравится, на ту и ставь.

Я посмотрела, как лошади разминались. И мне понравились две, но из разных заездов. Я пошла ставить. А у кассы какой-то кудрявый, кудрявый дядька бормотал:

— Никак не пойму, то ли мне в дубле ставить, то ли нет.

Я заинтересовалась:

— А что такое «в дубле»?

— Это на два заезда. Если обе придут первыми, тогда уйму денег можно выиграть! Ты вторую-то лошадь выбрала?

— Да, серого в яблоках.

— Вот и давай в дубле, рискуй, тем более, в первый раз!

Он наверняка подумал, что мне лет тринадцать-четырнадцать. Именно так я выглядела. Ну, и поставила в дубле, никому ничего не сказав. И моя темная лошадка, от которой меня все отговаривали, пришла первой. Стадион взвыл, потому что на нее никто не поставил, наверное, кроме меня. А у меня сразу поехала крыша.

Во втором заезде мой серый в яблоках, середняк, как мне потом объясняли, пошел, пошел, пошел, но перед самым финишем зазбоил и проиграл голову. Последнее, что помню, как я после сообщения о проигрыше изо всей силы стукнула рукой по деревянным перилам — шрам много лет был заметен. И очнулась уже поздно вечером дома. Надо мной склонился папа:

— Оклемалась? Ну, слава богу, а то хотели в больницу…

Оказалось, когда мой конь проиграл, я еще пару часов сидела и смотрела вперед, только на вопросы не отвечала. Мои спутники собрались уходить, а я на них не реагирую. Они привезли меня домой, папа вызвал «скорую», и врач сказал:

— Очень эмоциональная у вас девочка.

И папа потребовал от меня:

— Поклянись, что ни в какие азартные игры играть не будешь.

Дескать, были в роду похожие случаи, видимо, мне передалось.

Только спустя несколько лет я попробовала играть в покер. Это уже в Варшаве, когда вышла замуж. Поначалу мне везло. Я только поняла, что такое покер, как мне подряд два джокера, а все говорят «пас». Я завелась. А потом проиграла. И отправилась топиться в Вислу. Хотя что мы там проигрывали? Какие-то грОши ставили да спички. Зимой выскочила из дома в чем была с мыслью, что нарушила данное папе слово. Хорошо Збышек схватил меня за шкирку и вернул обратно. С тех пор держу слово.

Булат Окуджава

После возвращения родителей из Индии мы вдруг из не очень обеспеченной семьи стали обеспеченной. Внесли первый взнос — и у брата появилась квартира. У сестры тоже. Только я осталась с мамой и папой. Мне даже из-за этого не платили стипендию, раз я из обеспеченных. Родители выдавали рубль в день на обед. А когда я уже училась на четвертом курсе, в конце первого семестра, меня вызвал ректор Вениамин Захарович Радомысленский.

— Ирочка, вы после первого курса заслуживали качаловскую стипендию…

А это пятьсот рублей! В два раза больше обычной.

— Но так как вы москвичка и жили с родителями, мы вашу стипендию делили между ребятами, которые мало того, что должны были содержать себя, но еще как-то помогать семьям.

И мне не жалко было. А последние полгода я сама получала эти 500 рублей в месяц.

В общем, брат жил отдельно, и его друзья собирались у него дома. В их компании я услышала Пастернака, Цветаеву, Ахматову, Гумилева… По рукам ходили перепечатки. Начала читать «Бесов», но до конца не выдержала, страшно стало. Хотя для участия в дискуссии мне хватило — смогла вставить слово. Эти люди были со мной два года. Они просто снисходили до меня, принимали как сестру Володи. Но благодаря им я узнала 60-е годы.

А однажды у нас Окуджава был в гостях. Это я еще в школе училась, классе в восьмом. Девушки из компании брата сделали долму. А мне Володя сказал: сиди или в комнате мамы с папой, или на кухне. Вечером нельзя же на улицу выставить.

Я сидела на кухне. А потом услышала, что песни хорошие, пошла под дверь и в упоении слушала. И не уловила момента, когда кто-то подошел к двери с той стороны. Открыл ее, и я по лбу получила. А это Окуджава выйти хотел. Он так запереживал, что-то мне стали прикладывать, лед, пятак, я стала героем дня. Потом он посадил меня на ручку кресла и говорит:

— Не расстраивайся, я сейчас тебе песенку спою.

И спел мне «Один солдат на свете жил красивый и отважный». Счастью моему не было предела.

В компании брата я встретила Николая, свою первую любовь. Мне было 19, ему — 34. Я рисовала ему чертежи диссертации, училась для него готовить. Но любовь закончилась с моим приходом в театр. Я поняла, что я или актриса, или с Николаем.

— Вы стихи не писали?

— Я писала стихи, но все уничтожила. Как-то перебирала бумажки, перечитала и подумала: это имеет отношение к определенному настроению, а к поэзии — нет. Помню одно, потому что оно первое, и я записала его на салфетке:

Смотри вот так.

И больше ничего не надо.
Как солнце светит. Вот и все.
И больше ничего не надо.
Как море пахнет. Вот и все.
И больше ничего не надо.
Как водопад невидимый. И все.
И больше ничего не надо,
Но только не смотри НЕ так.
Нет солнца, моря и даже водопада
Невидимого.

Шпион

Когда я получила стипендию на четвертом курсе, я увлеклась детективами. Мало того, что мы с подругами ходили в подъезд, где у шпиона Пеньковского был тайник, о чем мы узнали из газет, так я еще обнаружила какого-то подозрительного мужчину. И мы с Нинкой Поповой проездили две стипендии, ее и мою, на такси. Следили за этим человеком. И я очень огорчалась, что у нас нет оружия.

Наташа Ростова

— Вам никогда не предлагали сыграть Наташу Ростову?

— Ой, как я мечтала, что случайно проскачу мимо Бондарчука, именно на лошади, и он обратит на меня внимание и, может быть, даже попробует на роль Наташи… Когда все узнали, что будут снимать «Войну и мир», люди стали писать в газеты: вот у меня подруга прямо копия Наташи Ростовой… И фотографии присылали. Нельзя сказать, что у каждого своя Анна Каренина, а вот Наташа Ростова у каждого своя. Я в то время уже видела фильм с Одри Хепберн, у меня так она одна и осталась.

— Вам сколько лет было, когда «Войну и мир» снимали?

— Фильм вышел на экраны в 66-м, четыре года снимали.

— И больше никаких возможностей не было сыграть Наташу Ростову?

— А где?



Произошла ошибка :(

Уважаемый пользователь, произошла непредвиденная ошибка. Попробуйте перезагрузить страницу и повторить свои действия.

Если ошибка повторится, сообщите об этом в службу технической поддержки данного ресурса.

Спасибо!



Вы можете отправить нам сообщение об ошибке по электронной почте:

support@ergosolo.ru

Вы можете получить оперативную помощь, позвонив нам по телефону:

8 (495) 995-82-95