Дожила до понедельника

Белое солнце пустыни«(1969 год)

Знакомая ассистентка режиссера, тоже Ирина, дала мне сценарий:

— Почитай, роль небольшая, но очаровательная, в десятку. Конфетку сделаешь.

Я почитала. Эта Гюльчатай все время за занавеской, в паранже. Я говорю:

— Ир, ты сказала, что на съемках все лето надо быть, а лицо-то она показывает от силы три раза. Ты чего? Весь отпуск на это? Нет, не буду я.

А когда увидела фильм, я ей позвонила:

— Что ж ты не сказала, что там Луспекаев, я бы вообще все время в занавеске снималась, только бы рядом с ним.

Вот об этом жалею. Конечно, меня не держали бы три месяца, отпускали как актрису. Зато пообщалась бы с Луспекаевым. Я когда бывала в Питере, по несколько раз ходила на его спектакли.

Первый брак

Сломаться в Польше, чтобы первый раз выйти в Москве на улицу и познакомиться с будущим мужем — поляком!

Из Польши приехал администратор Ричард, который отправлял меня в Москву с переломами. Хотя он не имел отношения к тому фильму, но мы с ним были знакомы раньше. И когда меня привезли в Варшаву и практически бросили, я попросила найти его. И уже он устроил мне место в самолете, где можно было задрать ноги вверх, потому что, если ноги вниз, я бы не долетела. Он приехал на ВДНХ с польской выставкой. И позвонил:

— Ириш, ты уже ходить научилась?

— Ну, с палочкой.

— Я за тобой заезжаю.

— Но мне все равно пока больно ходить.

— А ты будешь сидеть. У нас польская мода, молодые девчонки и чудный ансамбль «Бизоны» с очень хорошей музыкой.

— Ты что! У меня от коленок просто палочки вниз торчат, и никаких брюк или длинных юбок нет, я не готова.

— Вот как есть, так и есть.

Он посадил меня в первый ряд. А там большая эстрада, и сначала вышли девочки, у всех ноги от ушей, потом ансамбль. Кстати, до сих пор люблю музыку Збышека.

По окончании подошел Ричард:

— Тебя отвозить?

— А что, уже все?

— Нет, сейчас еще раз будет то же самое.

— А можно я еще раз? А то за эти полгода я так одичала.

И осталась. Потом мы поехали в «Националь», где они жили, поужинать. И вот там меня познакомили со Збышеком. Но я еще на сцене обратила на него внимание. Не из-за красоты, а оттого, что там объявляли, чья это музыка. И еще потому, что он играл на всех инструментах. А почему «Бизоны»? Просто это его фамилия — Бизон, ударение на «и». И он руководитель ансамбля.

Они еще месяц были в Москве. Збышек ходил на спектакли в Маяковке. В это время как раз проходил международный кинофестиваль, где фильм «Доживем до понедельника» получил Гран-при. И мне подруга дала платье и туфли, чтобы я вышла на сцену вместе с группой. В своей обуви было еще больно ходить, а ее туфли на размер больше. Збышек сидел в зале. Потом мы пошли с ним на банкет, и я переоделась в вечерний наряд, который тоже у кого-то одолжила. Он немножко обалдел: то сидит с тремя палочками, а то в шикарном платье. И с банкета мы ушли вместе, потому что они на следующий день уезжали. А дальше, естественно, нам хотелось видеться. Ведь никаких точек над «и» не поставлено. Но меня не выпускают к нему, а его не впускают в Советский Союз. И говорят, что видеться могут только родственники или жених и невеста. Ах, так! Тогда я заявила маме, которая Збышека еще даже не видела, что он приедет как жених.

Это был порыв по отстаиванию своего чувства. Я совершенно не стремилась замуж, просто не было другой возможности встречаться. Он на два года старше, и у него это тоже первый брак.

В общем, я познакомила Збышека с родителями. Мы подали заявление в ЗАГС. И он опять уехал в Польшу. А перед Новым, 1970-м, годом прилетел на свадьбу. Белое платье мне сшили в театре. Накануне регистрации у меня был спектакль, после спектакля — досъемка на телевидении. Тогда кинорежиссер Александр Прошкин был начинающий Саша Прошкин и делал телевизионные спектакли, которые под разными предлогами закрывали: «Пятый человек» по Грэму Грину, про Гарсиа Лорку. И Саша попросил что-то доснять. Мне очень нравилось с ним работать.

После спектакля я оставила Збышека в ресторане Дома актера с Колей Бурляевым и Валерой Плотниковым и поехала на телевидение. Вместо часа пробыла там три. Когда вернулась в Дом актера, я увидела сплетенных друзей, которых с трудом отволокла к себе домой, а это уже два часа ночи. А в десять утра я невеста. И главное, они ничего не понимают. Но им хорошо. Они общаются между собой на каком-то своем языке. Мама с папой затихли в другой комнате, а тут решаются мировые и творческие проблемы, только меня как будто нет. И не выставить. И не успокоить. А я устала жутко. И, наконец, не выдержала, схватила бутылку водки и объявила:

— Ребята, если вы сейчас не угомонитесь, я на ваших глазах вот это выпью и умру.

И пока я глотала, вернее, делала вид, что глотаю, до кого-то дошло, и все стало на место. Но утром я поднялась: метель жуткая, проснуться не могу, а мне еще замуж. Не надо, мама, я не хочу замуж! И добирались мы до ЗАГСа долго, и ждали долго. В общем, 19 декабря 1969 года нас поженили. Свидетелями были моя подруга Нина Попова и ее муж писатель Михаил Анчаров. Он потом подарил мне «Песню об органисте».

После ЗАГСа все поехали в ресторан «Прага». Потом я вспомнила, что обещала Гончарову познакомить его со Збышеком. И мы тихо ускользнули в театр. Андрей Александрович тут же достал коньяк, и Валера Плотников с нами, и Коля Бурляев, и Армен Джигарханян рядом. Я сказала:

— Андрей Александрович, приглашаю вас на вальс.

И он со мной протанцевал под общее ля-ля-ля. А потом мы улетели в Польшу знакомиться с семьей Збышека. Как раз на католическое Рождество.

Песня об органисте

Рост у меня
Не больше валенка:
Все глядят на меня
Вниз.
И органист я
Тоже маленький.
Но все-таки я
Органист!

Я шел к органу,
Скрипя половицей,
Свой маленький рост
Кляня.
Все пришли слушать певицу,
И никто не хотел –
Меня.

Я подумал: мы в пахаре
Чтим целину,
В воине –
Страх врагам.
Дипломат свою
Представляет страну,
Я представляю
Орган!

Я пришел и сел,
И без тени страха,
Как молния, ясен
И быстр,
Я нацелился в зал
Токкатою Баха
И нажал
Басовый регистр.

О, только музыкой –
Не словами –
Всколыхнулась
Земная твердь.
Звуки поплыли
Над головами,
Вкрадчивые,
Как смерть…

И будто древних богов
Ропот,
И будто дальний
Набат,
И будто все
Великаны Европы
Шевельнулись
В своих гробах.

И звуки начали
Души нежить.
И зов любви
Нарастал.
И небыль, нечисть,
Ненависть, нежить
Бежали,
Как от креста.

Бах сочинил –
Я расстревожил
Свинцовых труб
Ураган.
То, что я нажил, -
Гений прожил,
Но нас уравнял
Орган!

Я видел:
Галерка бежала к сцене,
Где я
В токкатном бреду.
И видел я:
Иностранный священник
Плакал
В первом ряду.

О, как боялся я
Не свалиться,
Огромный свой рост
Кляня.
О, как хотелось мне
С ними слиться!
С теми, кто, вздев
Потрясенные лица,
Снизу вверх
Глядел на меня!