Дожила до понедельника

Украшения

— Вам мужчины дарили драгоценности?

— Ты имеешь в виду, все ли мужчины дарили мне газонокосилки или все-таки иногда?.. Сейчас скажу. В юности один ухажер подарил мне сердоликовый старинный ошейник и такие же сережки, но одну я потеряла, вторую загнула и получилось колечко. Мой друг Женя подарил мне две кружевные сережки, тоже древние, кажется, из Бухары, с висюлечками до плеч, с камешками, но не драгоценными. Збышек подарил золотой браслет на свадьбу, он знал, что я люблю глобусы: три колечка, а на них тяжелый маленький земной шар. Саша знал, что мне нравится смотреть на изумруды, они меня притягивают. Я люблю камни — не носить, а смотреть на них. У меня очень много каменных шаров: дымчатый топаз, флюарит, нефрит, гематит, есть кристаллы, гранатовые друзы.

— А ваш камень какой?

— В каждом гороскопе разные. Но везде есть сердолик и изумруд. Изумруд таинственный, волшебный. Я люблю старинные или колумбийские, они темные, загадочные, даже когда трещинка или нечистый камень, столько сразу придумываешь. Потом он живой. Вавочкино кольцо, изумрудик, три раза от меня уходило, и я месяцами его искала. Находила.

— А кольцо, которое вы мне подарили, откуда?

— Збышек подарил.

— Оно тоже от вас уходило?

— Да. Ну, не хотело. А если я его надевала, оно брало и переворачивалось.

— Что вы любите носить из украшений?

— Я люблю разные ошейники, ну, это так не называется, то есть то, что прямо под шею. Люблю вкусную бижутерию. Слава Зайцев всегда говорит: шарфики, шарфики и нашейные платочки! Какой бы ни был костюм обязательно надо к лицу что-то яркое. И он прав. Потому что когда выбора в одежде мало и возможностей тоже, то всегда каким-нибудь пятном около шеи можно украсить себя так, что даже не будет заметно, какой костюм на тебе. Никто разглядывать не станет, потому что пятно притягивает, лицо сразу расцветает.

— А вы сами себе украшения покупали?

— Покупала. Но к золоту я спокойно отношусь, это не мое. У меня много деревянных украшений, купленных на Крымском валу, когда там сидели художники и продавали свои работы. Я их просто из троллейбуса увидела. Было солнышко, я ехала навестить папу и увидела на набережной что-то красивое, я спросила, мне сказали, что там собираются художники. И в воскресенье я туда приехала.

— Сами никогда не рисовали?

— Нет. Хотела. Но мне кажется, или что-то должно случиться, потрясение, после которого что-то изменится, или мне не надо. Я забыла, кто сказал: если можешь не писать — не пиши. Вот когда уже не можешь не писать, тогда пиши. Точно так же, наверное, и с картинами. Сейчас все пишут и книги, и картины, с музыкой сложнее немножко. Но для меня это что-то трепетное. Для меня существует таинство: кому-то дано это, кому-то — другое.

— И что вы делали на Аллее художников?

— Любовалась. Первая купленная там картина — это «Старый Таллинн», но художник изобразил не конкретное место в городе, а нарисовал свой старый Таллинн, а для меня это Андерсен: люди в смешных шляпах ходят, снежочек, а когда подсветка хорошая, то между домами начинает сиять голубое небо. Удивительная картина. Я приходила и гипнотизировала ее, пока деньги ни собрала, чтобы никто ее не купил. Художник со мной уже здоровался, я просила: «Не отдавайте картину, мне еще нужно пять дней дотерпеть, и будут деньги». Он говорил: «Я постараюсь, вы уже столько сюда ходите». Вторая картина с Крымского вала — это у меня Грин. Ее нарисовал другой мальчик. Это такой Зурбаган, где вместо мостовой — вода.

— Почти Венеция.

— Да, и воздушный шар, кривые дома… Остальные картины мы уже вместе с Сашей покупали. И там мальчик делал деревянные перстни с камнями, очень интересные, правда, огромные, на моих ручках смешно смотрелось. Но я покупала. И ошейник купила с камешками — он монтировал дерево с камнем.

— А когда вы уши прокололи?

— Поздно. В 80-е, наверное. И неудачно. В правую дырочку трудно попадать, иногда больно бывает. Я люблю украшения, но странною любовью. Тем более, что и в одежде мне нравятся национальные мотивы: русские сарафаны, индийские, японские, — но не впрямую, а когда есть намек. К таким вещам как раз деревянные или ракушечные украшения вдруг попадают в десятку. Не люблю, когда на человеке много лишнее. Но у меня много и нету. В бутиках я люблю рассматривать одежду без абсолютного желания ее купить, просто представляю, как бы это было на мне, а если очень хочется, я тут же представляю, как это можно сделать. То есть у меня творческий подход к драгоценностям и к бутикам. Я не обиженная там стою: ой, как хочется, а не могу. Мне достаточно пофантазировать. Такой вот поход за красотой — вприглядку. Подпиталась и пошла дальше.

Брат и сестра

— Давайте поговорим о брате и сестре. С чего начнем?

— Наверное, с детства.

Так как они старшие, то должны были мной заниматься. В основном Галка. А Вовка увлекся одно время фотографией и водил меня в Нескучный сад, это было на Донском проезде, просто через Ленинский перейти и сразу Нескучный сад. Поэтому у меня много детских фотографий. То я в огромном дупле стою, то под слоном, то обнимаю деревянного жирафа. Смешная очень, кудрявая, лохматая.

Потом он поступил на геологический факультет, ездил в экспедиции. Пока родители работали в Индии, Галка вышла замуж и родила дочку, Вовка женился, я поступила в институт, мы стали обеспеченными, потому что зарплата у мамы с папой шла здесь, так было принято, а в Индии они получали еще. И когда брат с сестрой стали жить отдельно, я чаще виделась с Галкой. Наверное, с ней у меня больше общего.

Когда мама уже совсем нездорова была, Галка обменяла квартиры — свою в Черемушках и нашу на Ленинском — на трехкомнатную на нашем же этаже. Но это была несчастливая квартира. Мы переехали в не отремонтированную бывшую коммуналку, потому что папа уперся: «Хочу в этом доме!» Если бы не торопились и поискали еще, то Ленинский проспект поменять было не сложно, он всегда котировался. Но папа захотел так, и Галка подчинилась. А Володя с семьей живут все-таки на Ленинском с моим любимым племянником Сережей.

Въехали очень быстро, а через месяц мама умерла, папа стал другим, у Гали в личной жизни начался грустный период. Я ее все уговаривала:

— Галь, новые русские хотят на Ленинский, продай ты эту квартиру.

— Но вот папа! — Папе уже все равно, тебе надо устраивать свою жизнь, у тебя уже внук, Анькину жизнь надо устраивать.

— Не нависай!

А когда мы с Сашкой продали мою квартиру на Тверской и переехали на Красные ворота, Галка вдруг решилась и тоже переехала. Только обустроились, умер папа. Они живут теперь в Митино: она, дочка Аня и внук.

— Она стала астрономом?

— Да. А еще был драмкружок, в котором она была ведущей артисткой. Я ходила на ее спектакли, смотрела, и однажды там понадобился мальчик, стервозный ребенок в генеральской семье, который терпеть не мог генеральско-мещанской атрибутики и постоянно дразнил родителей. Женщина, которая ставила спектакль, жила в нашем доме, сама играла генеральшу, в постановке участвовали ее дочь и моя Галка. И мне предложили: попробуй мальчика. Надели парик, и я играла. Один раз так довела на сцене сестру (генеральскую дочку), что она схватила меня за волосы, и мои кудри рассыпались из-под парика. Но в зале захлопали. Так что в драмкружок я тоже просочилась за сестрой.

— Но вы пошли в другой драмкружок или в этот же?

— Нет! Этот был на Бутырском хуторе. А я пошла в драмкружок, когда мы жили на Ленинском. Галка тогда окончила школу с золотой медалью, поступила в университет на физмат, самый трудный факультет. И на втором курсе выбрала там астрономию. Тогда я и начала читать книжки по астрономии. В общем, все время она была впереди. Как морковка для ослика.

— У нее фамилия тоже Печерникова?

— Да. На Ленинском я перестала тянуться за ней, у меня появились свои тараканы. Потом я стала артисткой. И вся семья ходила ко мне на спектакли. Даже гордились. Потом я уехала. Мы не расходились, просто у каждого была своя насыщенная личная жизнь. А в 80-е годы опять все объединились. Нам стало не хватать друг друга. Так что в этом смысле мне повезло. Им меньше.

— Почему?

— Потому что маленькая я была большим подарком. Да и взрослая. Со мной вечно что-то случается. А они переживают.

— Брат так и работал геологом?

— Да, и как мне однажды попало. Он привез киш-миш из Средней Азии, белый и коричневый. Пакеты стояли на кухне. А я там читала на диване, и мне нравилось брать горсточку и есть. Когда я в очередной раз полезла в пакетик, я поняла, что уже дно. Я поглубже убрала их, и пронесло. А потом этот киш-миш для чего-то понадобился, что-то захотели приготовить… И таких киш-мишей было много.

— Вас ругали?

— Брат обиделся. А папа сказал: «Ир, Вовка привез из Средней Азии подарок нам всем, как же ты могла одна?» Я плакала и объясняла, что не заметила, это же длилось полгода, я брала по чуть-чуть. Или банки с вареньем. Мама делала вкусное варенье: клубничное, айвовое, алычовое, кизиловое. И я таскала ягодки из баночки — одну, две, а через пару месяцев смотрю, ягодок больше нет, только сироп. Я сама пошла к маме. Она сказала печально: «И что, больше никому не достанется? — Там еще целая банка, я больше никогда не буду есть клубничное варенье». И в слезы. Вот такие ляпсусы все время.

— Это вы устроили брата пожарным в театр им. Моссовета?

— Я узнала постфактум. Это когда он на пенсию вышел. В те времена научно-исследовательские институты исчезали с лица земли. Сначала он охранял стоянку рядом с домом, но это опасно. А потом сообщил по телефону: «Я работаю в театре Моссовета». Я сказала: «У меня там друзья: Голобородько, Тараторкин, Саша Леньков, — так что передавай привет». Ему нравилось, потому что одни сутки работаешь, а трое свободен. Пожарник — это человек, который обходит театр утром и вечером, перед спектаклем и после окончания. Он может смотреть спектакли, какие хочет. Я не представляю, как можно ходить на работу, если она тебе в тягость. Это каторга. Поэтому я всю жизнь была счастлива, что у меня любимая профессия, я прихожу туда как на эксперименты, на какие-то таинства, и даже огорчения в такой ситуации — праздники. Да еще деньги платят.

— А почему вы с сестрой в юности не часто виделись?

— Потому что я с утра до ночи училась, а она работала.

А когда у нее отпуск, она или на целине, или поваром в геологической экспедиции, или на байдарках уплывает. Когда мы переехали в новую квартиру на Ленинском, и у нее был тяжелый личный момент, друзья вулканологи прислали мне приглашение на Камчатку. Они знали, что я мечтаю попасть в Приморье. Я позвонила им, придумала, что у меня поездка срывается, но можно ли поедет моя сестра, для нее это сейчас будет самое то. «Ну, — говорят, — поменяйте как-нибудь имя в пропуске». На Камчатку иначе нельзя было попасть. И Галка поехала. Вернулась совершенно другая. Ее по сопкам водили, в кратеры спускалась.

Она у меня трудная. Козерог. Сейчас-то у нас очень близкие отношения, но она постоянно за все в ответе и в бесконечных делах. У меня как-то была возможность поехать в гости в Пицунду. В начале апреля там все начинает цвести. Красиво, тепло, только купаться нельзя. И так как меня приглашали с кем-то, я решила, что возьму Галку, заранее купила билеты, приехала к ней и сказала:

— Мы с тобой едем в Пицунду 4 апреля.

— У меня книга! У меня статья! У меня!.. — и посыпалось дальше.

Я оставила билет и исчезла, даже не звонила. И вдруг через неделю раздается звонок:

— Ир, а ты знаешь, я статью закончила.

— Поздравляю.

Еще через несколько дней:

— Как ни странно с книгой тоже все продвинулось.

— Поздравляю.

Третий звонок уже поближе к дате отъезда:

— Ты что, колдуешь? Я действительно освободилась.

— Ну, поздравляю.

— Какая ты вредина! Я могу с тобой лететь, понимаешь?

— Понимаю, я очень рада.

И мы на несколько дней слетали в Пицунду. После этого опыта, я теперь именно так с ней поступаю — сообщаю что-то и исчезаю. Пусть это в ней созреет. Иначе я получаю по полной программе, что я над ней нависаю, опять ее достаю. А так я тихо и терпеливо пережидаю. И происходит что-то хорошее. Я ее очень, очень люблю.

— Вы советовались с ней и братом по творческим вопросам?

— Никогда ни с кем. Они у меня были зрителями. И никогда в семье не обсуждался вопрос, хорошо ли, что я актриса, не хорошо ли…

— А где Галя работала?

— В институте Физики Земли. У них была группа: моя Галя и два Андрея, активных, талантливых. Из Физики Земли их постепенно выжили. Слишком инициативными были, много хлопот и слишком быстро росли. Но тут же пригласили в институт динамики геосфер на потрясающих условиях. Если б не гибель одного Андрея, они бы сейчас справляли десятилетие прихода туда. В общем, там они нужны.

— Чем занимаются?

— Астрономией. Они занимаются новым. У них маленькие открытия и новые решения или новые взгляды на что-то. Поэтому их все время приглашают на симпозиумы, их статьи востребованы за границей.

— Она защитила диссертацию?

— Кандидатскую — давно. А потом говорит: «Иришка, я так устала, все время столько дел, и зачем в наши времена докторская, что она мне даст? Я силы потрачу, нервы… — Галка, тебе решать, но мне кажется, что пока силы есть, надо сделать. Может, звание доктора наук опять станет почетным». Она поворчала, поворчала и «собрала» диссертацию, так как все уже было давно написано. Это было еще в Физике Земли, я пришла на защиту и сидела в зале с иконкой и камушком.

— Каким камушком?

— Который мне силы дает. И икона Серафима Саровского. В общем, она все шары получила. Там какие-то шары.

— Белые и черные.

— Ну, какие-то, я уже не помню. В общем, получила все «за». Нервничала безумно. Только я не поняла, чего тут нервничать, если все уже написано, стой да читай. Зато теперь она доктор наук, профессор и автор книги.

— А когда родители поехали в Грозный в командировку, Володя и Галя были с ними?

— Вовка был, а у Галки я не спрашивала.

— Откуда вы знаете, что Вовка был?

— А чего-то он по поводу моего рождения сказал: «Я свидетель» чего-то там, про час моего появления. Когда я выясняла, в котором часу, никто не знал — в два часа ночи маму отвезли, а в девять утра я уже была. Неожиданно случилось, на два месяца раньше, поэтому все переполошились. И никто не заметил часа. А у мамы я вовремя не спросила, еще не знала, что такое астрология. Когда заинтересовалась, она уже не помнила.

— А что вам предсказала астрология?

— Мне ничего не предсказывали. Я просто хотела составить гороскоп, а там, оказывается, важен час рождения, которого у меня не было. И астролог Фарида долго со мной возилась, по важным событиям моей жизни выстраивая график в обратную сторону, к моменту рождения, пока не выяснилось, что я утренняя, родилась в восемь часов пять минут. Астрологией я тоже интересуюсь, но не той беллетристикой, которая в журналах — не может быть одного гороскопа на всех Дев или на всех Козерогов. Есть, конечно, общие качества у каждого знака, но в основном все индивидуально. И хороший астролог действительно может тактично предупредить, что в данный момент возможно такое-то событие, будьте готовы.

— И когда вам составили гороскоп?

— Несколько лет назад. До Сашиной смерти.

— От чего-то это уберегло?

— Меня предупреждали, что Сашу надо очень беречь до его пятидесяти лет. А после пятидесяти у него все будет прекрасно. И я Саше об этом сказала: «Дотерпи, а дальше взлетишь». Но, значит, не сберегла. После его смерти я не обращаюсь к астрологам.