Круглосуточная трансляция из офиса Эргосоло

Зимний сад - записки психолога детского дома

Начало

НОЧНОЕ ДЕЖУРСТВО.

Сегодня буду ночевать в своём кабинете. За шкафом поставила мышеловку, нестерпимо пахнет мышиной мочой от обшивки дивана. На клей от грызунов налипло множество тараканов. Окна забиты огромными гвоздями, чтобы воспитанники не выпрыгнули, приказ директора. Форточки нет, открыть створку окна не удаётся: рамы дряхлые, дёрну — развалятся. Ножницами отдираю штапик, выставляю маленькое стекло и жадно втягиваю в себя свежий воздух.

На улице ещё светло, домашние дети вовсю резвятся в садике под моими окнами. Но за этими стенами — другой мир. После 20—00 входные двери закрываются, всех загоняют в душные спальни убивать время.

За стеной звуки старого скрипящего магнитофона и так любимая девчонками песня из сериала «Не родись красивой». «Оставайся сама собой»,- дерзко в лицо пожилой воспитательнице поёт Настя. Лицо девчонки безвкусно размалевано дешевой косметикой, голос сиплый от частого курения, волосы выжжены краской. «Девки, айда хавать»,- и через две ступени подросток мчится вниз, в столовую, подруги гурьбой следом.

Они не реагируют на оскорбления Грымзы (это кличка воспитательницы — Анны Ивановны). Клички есть у всех взрослых и детей. Анна Ивановна из «своих»: одинока, муж умер, сын утонул. Часто болеет, но на больничный не ходит: страшно дома одной. Девчонкам это понятно. Они не жалеют Грымзу, у них это чувство в отношении ко взрослым не развито.

«Все взрослые — враги!». Так мне в лицо однажды крикнула Рая Гнутая. Брошенная матерью, внешне очень некрасивая, с заячьей губой, косыми глазами, 14-летняя девочка озлоблена на весь свет.

Долго она с подругами пыталась меня вывести из себя. Однажды ворвалась в кабинет с требованием: «Занимайтесь с нами, Вы обязаны!». Стала проводить с ними тренинг, а Рая всех подбила тренинг этот сорвать. Что я тогда вытерпела! Вытерпела! Кричит Рая мне в лицо: «Ненавижу Вас!». «Да, это гнев, Рая. А теперь продолжай: „потому что“…». Такая была установка в этом упражнении.

«Потому что, потому что…». Ни Рая, ни остальные девочки так и не назвали причины ненависти ко мне. «Да не Вас я ненавижу! Я ненавижу всех взрослых. Ненавижу!», — и Рая выбежала их комнаты.

Остальные вяло разбрелись: кто-то развалился на кровати в спальне, кто-то пошёл курить в туалет, кто-то в гости к парням на другой этаж. Чувства вялы, неглубоки. Силы внутренней нет ни на ненависть, ни на любовь, ни на жалость, ни на интерес к жизни, к учёбе, к будущему.

Но дерзкая Катька зашла позже в мой кабинет и, глядя на меня в упор, выпалила: «Хотите знать, за что Вас не любят и воспитанники, и учителя? Вы слишком счастливы и богаты! Вот!». В её взгляде была просто классовая ненависть!

В понимании детдомовцев мир разделён всего на два класса: счастливых и несчастных. Причём, классовая борьба не отменяется! Ах, скольких «чужаков»-воспитателей уволили по воле детей! Да как искусно воспитанники их извели, а иногда и подвели под статью!

Вот до какой степени порой больно им видеть перед собой человека другого мира, имеющего семью (родителей, детей, мужа) и достаток!

Любой новичок — ребёнок или взрослый — проходит здесь вначале «проверку на вшивость». И чего только не придумывали воспитанники в первый месяц моей работы в детдоме: пинали двери изо всей силы, выскребали на косяке матерные слова, пускали дым в замочную скважину, просили деньги, пытались обокрасть, взять на жалость. У каждого посетителя моего кабинета был свой почерк и свои приёмы.

Взрослые тоже изучали меня всесторонне. Сразу предупредили, что надо определиться, т. к. одной не выжить, следует примкнуть к одной из двух враждующих группировок. Позже я поняла, что эта вражда была главным развлечением взрослых. Приёмы были переняты у детей. А дети в большинстве своём — социальные сироты, т. е. родители их сидят в тюрьме или алкоголики, лишенные родительских прав.

Периодически психиатр назначает детям успокоительные препараты. Планово.

А так как он специалист приходящий, назначает иногда невпопад. Дети отказываются пить лекарства, но над ними стоят неумолимые медики и требуют или уговаривают. Могут угрожать: «Не выпьешь, скажу психиатру. Упекут тебя в психушку». Воспитанники знают, что это не просто слова: многие побывали там по нескольку раз. Планово.

Но чаще бывали в наркостационаре. Это такая детская тюрьма. Чисто, уютно. За окном лес. На окнах решетки. Гулять нельзя, а то ещё убежишь. Спи и всё.

Месяцами лежат там проштрафившиеся: кто-то выпил пива, нюхал клей или просто надоел воспитательнице. Напичканные транквилизаторами, опухшие, с тупыми погасшими взглядами бродят они по палате с белыми, как у покойников, лицами. За окном распускаются почки или желтеет листва. А в больничных стенах жизнь подёрнулась пеленой сонной пыли.

Однажды 5-классник Бочкин не выдержал и решил сбежать из наркостационара, со второго этажа. Не получилось, упал и сломал ногу. Его очень ругали. Он криво усмехался: ему не было стыдно, не было жаль сломанной конечности. Его самого почти не было. Ведь никому — ни себе, ни людям — он не нужен. Поймали, снова напоили успокоительным, и он заснул.

Похоже, главная задача целой армии взрослых — дотянуть этих оболтусов до совершеннолетия, чтобы выпустить их в Большой Мир и отчитаться за проделанную в образовательном учреждении работу. А что с ними дальше? И что они потом сделают со своей — и с нашей — жизнью, лучше не думать!

Сегодня я не пошла домой из-за Влада. Ну как уйти? Днём «Клизма» (так мальчишки младшей группы называют свою воспитательницу) была особенно раздражена на детей. Слёзно убедила психиатра назначить успокоительное Владу. Мальчишку всеми правдами и неправдами уговорили выпить лекарство, для его ведь блага и здоровья. Влада «развезло», захотел спать.

Но «Клизма» заставила ребёнка идти на репетицию концерта в актовый зал. Влад спрятался в грязной бытовке и уснул на ворохе спецодежды дворника и плотника. «Клизма» нашла его там и стала будить, трясти, кричать в лицо оскорбления.

Я требовала, умоляла женщину остановиться и оставить ребенка в покое в таком состоянии. Ничто не помогло! «Клизма» обвинила меня в потакании «эти уродам», назвала прилюдно «врагом учителей и воспитателей».

А 9-летний Влад сквозь химический сон протянул перед собой руки и взмолился: «Люди! Вы ведь люди? Пожалуйста, оставьте меня! Я хочу спать!».

Сейчас Влад спит в изоляторе, его закрыли, чтобы не убежал. Завтра встану пораньше и помогу ему начать новый день.

Пойду на приём к директору. Надо что-то делать! Зачем же сами воспитатели так нагнетают атмосферу! Ведь только оправились от двух суицидов.

СУДЬБЫ.

Многие эзотерические учения утверждают, что мы сами выбираем, кем и в какой семье родиться. Посему всё идёт так, как задумано в данном воплощении, удивляться тут нечему.

«ЖИТЬ — СТРАШНО!».

Генка и Ромка были родными братьями. БЫЛИ. Их уже нет. Наверное, так «задумали до рождения». Мать у них была одна, а отцы разные и фамилии тоже. Красивые фамилии и мальчишки красивые. Младенчество их прошло в посёлке городского типа, где в родительском доме собирались веселые компании. Порой до глубокой ночи сидели дети на лавочке у дома, а из окон доносились звуки буйного застолья. Бывало, что о них забывали, и ночевать приходилось, где попало.

Однажды, когда Генке было 7 лет, а Ромке чуть меньше, произошло страшное и непоправимое. На их глазах в пьяной драке была убита мать. Время с тех пор остановилось, как в страшном сне. Убивали взрослые дядьки, мать подползла к детям и, умирая, сказала: «Не зовите врачей. Я сдохнуть хочу. Может, на том свете не надо мучиться… Жить страшно!!!».

Вот эти-то слова она и оставила в наследство зарёванным от горя сиротам. Отдали их в детский дом. Были они там молчаливыми, замкнутыми. Учились так себе. А когда Генка перешёл в выпускной, 9 класс, совсем отгородился от сверстников.

После Нового года вечерами в спальне плёл толстую верёвку, воспитателям не показывал, а сверстникам говорил, что петлю себе готовит. Дружки внимания на это не обратили: мало ли каких бестолковых дел придумают воспитанники, чтобы убить время.

Никто Генку не обижал, никому он перед смертью ничего не сказал, даже брату. Просто ночью пошёл в душ и повесился.

На похоронах, когда гроб опускали в чёрную дыру могилы, Ромка сказал: «Да, ЖИТЬ СТРАШНО! Следующий — Я». В суматохе грустного события ребята не придали значения этим словам.

Но через 3 месяца снова были похороны: на выпускном вечере Ромка танцевал, потом пошел в группу и повесился на той же трубе, что и брат. Ведь «ЖИТЬ СТРАШНО!», он не мог войти во взрослую жизнь, которая убила его мать. А их с братом хотели выпустить из школы в один год, чтобы не разлучать.

Ваша Маргарита Багинская

3532


Произошла ошибка :(

Уважаемый пользователь, произошла непредвиденная ошибка. Попробуйте перезагрузить страницу и повторить свои действия.

Если ошибка повторится, сообщите об этом в службу технической поддержки данного ресурса.

Спасибо!



Вы можете отправить нам сообщение об ошибке по электронной почте:

support@ergosolo.ru

Вы можете получить оперативную помощь, позвонив нам по телефону:

8 (495) 995-82-95