Под проливным ноябрьским дождем французы разных возрастов стоят в очереди в кинотеатр. Билеты достанутся не всем, потому что зал в курортном Онфлере небольшой, 400 мест. Но они придут стоять на следующий сеанс снова. И на новое кино, и на «Бриллиантовую руку» с «Карнавальной ночью» лом: за пять дней около 15 тысяч купленных билетов, это при населении города меньше 10 тысяч. «Вы здесь живете?» — спрашиваю пожилую пару. Оказывается, приехали из соседнего Довиля. 40 минут езды, для французской провинции целое путешествие. Почему? Привыкли, говорят. Действительно, фестиваль в Онфлере проходит уже 18 лет. Народ не просто смотрит, но требовательно жаждет личного общения с авторами. К Сергею Мокрицкому после фильма «День учителя» — про мужика-зануду, прозевавшего жизнь и любовь, мелочно копаясь в своих комплексах, — косяком пошли женщины. Видимо, знакомый тип. Одна даже потребовала совета, выходить ей замуж за такого вот или нет. Потом зрители идут в соседний с кинозалом ресторан, чтобы отведать так называемое русское меню. Русского в нем, конечно, ничего нет: норвежская селедка под шубой просто завернута в салатные листья, а в «русском салате» можно обнаружить свежевыловленные морепродукты. Про bortsch не скажу — не пробовала. А водка как водка, только украинская, но торгуют ею наши эмигранты конца 70-х, прихотливой судьбой из города невест Иванова через скучнейшую, по их словам, Канаду заброшенные в Нормандию, где они открыли бар с «небанальным» названием «Калинка». Думали, страшная экзотика для этих мест. А оказалось, что здесь раз в году смотрят русское кино и даже говорят по-русски. «А что в другое время?» — интересуюсь у владельца. «Тоска-а-а», — машет он рукой. «Не переживайте, — утешаю его, — в Иванове тоже невесело».
Франция — один из самых близких и по духу, и по каким-то историческим реалиям партнеров российской культуры. Иногда кажется, что тут почти у всех именитых кинематографистов можно обнаружить русские корни. Сажем, легендарный Робер Оссейн, актер и режиссер. Он был членом жюри в Онфлере в этом году. Оссейн прекрасно говорит по-русски. Папа у него из Азербайджана, мама с Украины, первая жена — Марина Влади, их младший сын Петр стал музыкантом, играет на гитаре и балалайке. И таких судеб во Франции полно. Русские здесь не экзотика, а часть местного пейзажа. Неудивительно, что в этой стране проводится несколько недель нашего кино: прежде всего в Париже, конечно, но были неоднократные попытки освоить и пляжный Лазурный Берег, и университетский Нант. Фестиваль в Онфлере держится крепче всех, к тому же это единственный фестиваль русского кино, имеющий конкурс, призы и независимый отборочный комитет.
Однако при таком зрительском внимании информационный фон в прессе страшно мешает сотрудничеству. Пресс-атташе Елена Дюффор жалуется: «Никто же не вникает в подробности. Но все читают газеты. А в газетах пишут: то у вас Ходорковский, то у вас Pussy Riot, то у вас нечестные выборы, нет демократии. Зачем тогда с вами иметь дело?» Да и не всякую программу сюда привезешь — что годится для Канна, простому зрителю не подходит. Главный специалист по нашему кино во Франции, каннский отборщик и один из руководителей Unifrance, организации, заставившей весь мир смотреть французское кино, Жоэль Шапрон уверен, что всем рулит политический климат: «Я анализировал ситуацию и вывел формулу — чем жестче выглядит со стороны режим в России, тем меньше интереса во Франции к вашему кино. И исторически это тоже было так. Ведь мы, французы, любим ваше кино, но знаем не те советские фильмы, на которых росли вы. У нас все смотрели полузапрещенное в СССР диссидентское арт-кино. Зато мы совсем пропустили не только Гайдая и Рязанова, но и все остальное зрительское, или, как теперь говорят, коммерческое кино. Это было напрямую связано с плохим имиджем СССР из-за Будапешта, Берлинской стены, танков в Праге, Карибского кризиса, Афганистана. Сегодня снова возникают сложности. И не качество фильмов тому виной».
Так что продвижение нашего кино к зарубежному зрителю — непростая работа. Но вести ее необходимо. Особенно в крупных европейских странах. Вообще-то российские кинонедели проводятся практически по всему миру — от Азии до Америки. Некоторые из них, на мой взгляд, выглядят мероприятиями для галочки. Вряд ли в Марокко или Дубае может возникнуть реальный спрос на наше кино. Однако позитивный имидж страны в глазах других народов создает именно культура. И кино в наши дни лучший путь к сердцу иноземца. За что весь мир любит Америку — если еще любит? Конечно, за сказки «фабрики грез», а не за бомбежку Белграда. Отчего весь мир может вдруг заинтересоваться нищей заштатной Румынией? Потому что главные кинофестивали вдруг раскричатся о рождении румынской «новой волны» — и международные фонды тут же начнут поддерживать авторов этих фильмов. Но у нас, как обычно, свой путь. Не кино, а политика диктует отношение к нашей стране. Когда-то возникшая во время перестройки мода на Россию вывела наше кино из тени. Все фестивали с ним носились. И кульминацией стало вручение «Оскара» фильму Никиты Михалкова «Утомленные солнцем», незадолго до этого получившему и Большой приз жюри в Канне. С той поры прошло около двадцати лет, в течение которых наше кинопроизводство долго буксовало, а теперь так же долго встает с колен. Успехи и международные награды есть. А вот сказать, что в мире смотрят и знают наше кино, было бы сильным преувеличением.
Продвижение своего кино к зарубежному зрителю, как показывает опыт Unifrance, это важная часть не только имиджевой работы. Такое продвижение готовит почву для коммерческого показа фильмов за рубежом, то есть помогает так или иначе окупаться производимой кинопродукции. Ответ на вопрос, у кого должна об этом болеть голова, ясен — это часть государственной культурной политики. И государство выделяет на это деньги. Проблема в том, что они распыляются по разным структурам. А уж наша многоструктурность в сфере кинематографа за последние годы не одного иностранца заставила схватиться за голову: все время меняются правила игры, появляются новые люди, с которыми нужно заново налаживать контакт, что для международных связей очень важно. Минкультуры — это понятный стабильный партнер. Страна меняется, но министерство стоит на своем месте, по тому же адресу. Сегодня Минкультуры как раз поддерживает разные недели российского кино. Бюджеты на это дело, судя по всему, идут небольшие. Скажем, фестиваль в Онфлере делается паритетно — каждая страна выделяет около 20 тысяч евро. Немного, но количество показанных фильмов для пяти дней внушительное.
Три года назад в качестве некой альтернативы Минкультуры был создан Фонд кино. И вот весь последний год международный департамент фонда организовывал совместные киноакадемии, Франко-российскую, Российско-итальянскую, или такие совместные фонды, как Германо-российский. Все это было обрамлено помпезной терминологией типа «прошла генеральная ассамблея академии», но смысл деятельности обычный: раздать некие гранты, поддерживающие проекты как в России, так и, например, во Франции. Бюджеты на это идут небольшие — по 40 тысяч евро обеим сторонам на развитие сценария победивших в конкурсе проектов. И тот же самый фестиваль в Онфлере Франко-российская киноакадемия использует как удобную площадку для своих «ассамблей» — место-то намоленное. На прошедшем заседании академии было принято решение увеличить число проектов до четырех — два российских, два французских. Но что со всем этим будет завтра, непонятно. Потому что пока заседали, пришла новость о том, что Фонд кино ждут большие перемены, возможно, новое руководство, новые цели и прочие ужасы. Павел Лунгин, президент академии, отказался даже комментировать: «Слушай, давай потом, ну пусть пройдут все эти катастрофы…» То есть началась новая дележка пирога господдержки. А что касается международной деятельности, то у нас ведь есть и третий игрок — «Роскино», возникшее полтора года назад на обломках старого советского «Совэкспортфильма». Во главе его поставили энергичную Екатерину Мцитуридзе, которая взялась за продвижение ряда наших фильмов в зарубежном прокате и организацию передвижных кинорынков. И теперь пойди разберись во всем этом многоцветье организаций и человеческих факторов, которые вдобавок находятся в отношениях сложной конкуренции и подковерной борьбы. Мы-то путаемся, а уж иностранцы просто нервно вибрируют и говорят: с вами стало невозможно иметь дело. Я их понимаю. Ну при всех национальных особенностях аппаратных игр не может наш воображаемый аналог Unifrance состоять из слабо связанных друг с другом структур. За русское меню за рубежом должен отвечать один шеф-повар. Иначе получится селедка без шубы.
Ирина Любарская
