Это было 30 лет назад. Чтобы мне не мешали заниматься своими исследованиями, я периодически делал открытия, под маркой которых безбедно и спокойно существовал. Очередным таким открытием был придуманный мною химико-микробиологический способ синтеза половых аттрактантов бабочек. Впоследствии всё это тихо-тихо съехало на тормозах, но в первое время шуму было много, поскольку шум был самым востребованным продуктом академической деятельности в те времена. Мы с директором получили два авторских свидетельства на изобретения, я лично докладывал об этой работе президенту АН А.П.Александрову и т.д. и т.п.
Для проверки эффективности изобретения были организованы четыре полевых экспедиции: в Краснодарском крае, Волгоградской области, в Узбекистане и в Азербайджане недалеко от Кировобада. Работа заключалась в том, что на листы картона мазали полиизобутиленовый клей и клали в центр маленький отрезок резиновой трубки, пропитанной половым феромоном. Самцы бабочек-вредителей, как сумасшедшие, летели на приманку и приклеивались. Количество самцов подсчитывалось и использовалось для оценки популяции вредителей. Всё было просто. Я в одиночку в лаборатории занимался своими исследованиями, никто мне не мешал, а все мои сотрудники жили на свежем воздухе. Периодически я объезжал работающие экспедиции, хотя в этом серьёзной нужды не было. Моя функция состояла в основном в участии в банкете по поводу моего приезда. Надо было выпить c сотрудниками, с утра послушать рассказ о том, как идут дела, решить кое-какие мелкие вопросы, снова выпить и на утро уехать.
Я не помню, где именно под Кировобадом работала одна из четырёх экспедиций, не помню практически ничего. Помню только, что я где-то для этой цели нанял на лето симпатичную молодую пару. Когда я приехал к ним с проверкой, муж с женой угостили меня обедом и мы распили бутылку коньяка, который мне очень понравился. За беседой наступил вечер, и я вслух пожалел о том, что магазины уже закрыты и коньяк купить не удастся. На это муж мне ответил, что коньяк они покупают не в магазине, и повел меня в полной темноте по полю. Держась за руки, в кромешной тьме мы добрались до маленького домика. Мой спутник зажёг спичку и стал отсчитывать деньги. Я заявил, что не позволю ему платить. Он сообщил мне, что бутылка стоит 3 рубля, и постучал в окно. Из окна протянулась рука, в которую я вложил 6 рублей, получив взамен две бутылки.
Одну бутылку мы распили по возвращении, а другую бутылку я забрал с собой. Купленный нами коньяк был налит в бутылки без наклеек, заткнутые корковыми пробками не первого употребления. Тут я вспомнил рассказ одной моей родственницы, у которой с юного возраста было хобби временно выходить замуж. Однажды она временно вышла замуж за пожилого армянина, который зарабатывал на поддельном коньяке. Дело было в Баку. Армянин покупал где-то спирт и коньячные наклейки. Потом они готовили сложную композицию из чая, жжённого сахара и каких-то трав, заливали всю эту бурду в бутылки и поставляли знакомым завмагам, которые с ними делились выручкой. Выпитый нами коньяк был слабосоломенного цвета, запах и вкус у него были очень приятными. Но у меня не было не малейшего сомнения, что мы пили коньяк, изготовленный по рецепту временного мужа моей родственницы: дом посреди поля, три рубля за бутылку без наклейки...
Привезённая из-под Кировобада бутылка коньяка пару месяцев провалялась в моём дипломате, который я не открывал после приезда. Я вспомнил об этой бутылке совершенно случайно. Мне на работу позвонил мой друг из Баку и сказал, что он приехал на несколько дней в Москву и звонит из Домодедова. Поскольку он не знает, где останОвится, то будет меня ждать с 5 до 6 часов у входа в гостиницу «Москва». Сразу же после этого связь прервалась. Времени у меня оставалось мало. Мне нужно было на такси доехать до Серпухова, потом на электричке до Курского вокзала, после чего на метро до гостиницы «Москва». Я вспомнил о бутылке коньяка из-под Кировобада, засунул её во внутренний карман плаща и отправился на встречу с другом.
Добрался я только в начале седьмого, час прождал у входа в гостиницу. Наконец появился мой друг, который мне объяснил, что по блату устроился в гостинице «Москва» в двухместном номере. Его компаньон по номеру — редактор газеты из Грозного. Парень опубликовал фельетон, который оказался фальшивкой и задевал какого-то очень важного человека. Этому редактору грозили большие неприятности, в связи с чем он собрал в своём номере небольшое совещание. Всё это парень рассказывал моему другу, пока я ждал его на улице. В очень большой комнате нас приветствовало множество людей, которые или улыбались, сидя на креслах и диване, или подходили и знакомились, называя свою должность. Огромный дядя, которому я едва доставал до подмышки, представился заместителем редактора журнала «Советская милиция». Другой дядя сообщил мне, что является заместителем редактора «Экономической газеты». Короче говоря, парень из Грозного собрал серьёзное совещание экспертов по вопросам советской печати.
На столах была шикарная закуска и множество бутылок водки и коньяка. На редактора из Грозного никто не обращал внимания. У парня было очень приятное, интеллигентное лицо, он постоянно застенчиво улыбался и периодически доставал из чемоданов выпивку и закуску, которые поглощались с чудовищной скоростью. Пили из чайных стаканов, произнося тосты, смысла большинства которых я не понимал. Мы с моим другом не отставали от гостей редактора из Грозного и переходили от одной группки к другой, чокаясь под очередной тост. Публика чувствовала себя непринуждённо, чувствовалось, что все давно друг с другом знакомы.Так, на диване важно восседал седой грузный мужчина, который оказался бывшим редактором газеты «Труд». Бывший редактор громко с выражением декламировал по памяти сочинённую им огромную поэму «О членах». Поэма была очень талантливо написана, слушатели громко выражали восторг по поводу особо изощрённых выражений и талантливых матюков. При этом бывший редактор останавливался, гордо оглядывал слушателей и, выждав паузу, вновь начинал с понравившегося всем места.
Замредактора «Советской милиции» не помню по какому поводу стал мне демонстрировать приёмы самбо. Он был в сапогах и галифе. Не помню, какой на нём был китель. Помню только, что в какой-то момент мне надоели эти демонстрации, я сделал шикарную подсечку и замредактора, как стоял, так и шлёпнулся задницей о паркет. Надо сказать, что к этому времени мы все выпили лошадиные количества напитков, но все были интеллигентно пьяны и реагировали замедленно, но осмысленно. Замредактора поначалу уставился на меня снизу вверх очень серьёзным взглядом, и потом вдруг начал так громко хохотать, что обратил на себя внимание всех присутствующих. При этом он меня называл «ах мой любимый шмендрик» и клялся, что всё это произошло в первый раз в его жизни.
Наступила ночь, но уставших не было, никто не собирался уходить. Тут я сказал своему другу, что все это напоминает мне анекдот про троих, которые собрались выпить на немецкий счёт, т.е. принести то, кто что может: русский принёс водку, хохол — сало, а еврей брата привёл. И мы решили пойти в ресторан и приобрести еду и выпивку. Но оказалось, что ресторан в гостинице уже закрыт. Мы насчитали пачку денег, я зашёл на кухню и поманил пальцем на выход официантку, которая разговаривала с двумя мужчинами. Все трое появились из-за занавески, прикрывающей помещение кухни, но я застенчиво сказал, что мне нужно поговорить с тёткой наедине. После того, как тётка согласилась дать мне аудиенцию, я достал из кармана и передал ей довольно внушительную пачку денег. Ещё до того, как я открыл рот, чтобы объяснить, что нам нужно, она, профессионально подсчитав в уме количество денег в пачке, прижала меня к своим стальным грудям, от чего я чуть было не закашлялся, и несколько раз одобрительно похлопала меня по заднице. Для того, чтобы закрепить дружбу и доверие, возникшее между нами, я не без удовольствия тоже пару раз похлопал её по упругому заду и стал объяснять, что нам нужно. Она посмотрела на меня слегка обиженно, не стала даже слушать и сказала, чтобы мы ждали на этом месте.
Через некоторое время официантка выкатила телегу. На нижней полке стояли несколько бутылок водки, две бутылки вина и блюдо с сыром, колбасами и варённым языком. На верхней полке лежала огромная миска с салатом, маринованный перец с солёными огурцами и большой торт. Мы слегка растерялись от такого роскошества, что тётя восприняла это, как некоторые сомнения в свежести дарений. Она заверила нас, что это не остатки с тарелок, а её личные запасы. В подтверждение своих слов она подцепила пальцем большой кусок крема с торта и, чмокая, облизала палец. Когда мы вернулись в комнату с тележкой, среди присутствующих прошло оживление и все с большим аппетитом продолжили пить и закусывать. Я сидел рядом с замредактора «Экономической газеты», который мне рассказывал какую-то интересную историю. По ходу дела он мне аккуратно намекнул, что является высоким чином в органах. Честно говоря, меня это хвастовство слегка удивило, но сомнений в том, что мой собеседник работает замредактора «Экономической газеты» у меня никак возникнуть не могло.
Вскоре выяснилось, что осталась последняя бутылка водки, которую стали разливать маленькими порциями. И тут я вспомнил про свой кировобадский коньяк. Мне поначалу немного стыдно было доставать бутылку без наклейки, но поскольку аппетит к выпивке у публики не снижался, несмотря на то, было почти что утро, я поставил на стол рядом со своим собеседником бутылку коньяка. Бутылку сразу же кто-то забрал, и, когда мы допили водку, я знаками попросил передать нам бутылку, в которой оставалось коньяка на одну треть. Я стал наливать моему собеседнику коньяк и вдруг обратил внимание на то, что выражение лица его вдруг внезапно изменилось. Он как бы сразу протрезвел, взял стакан в руку и стал водить его рядом с носом. Вдруг он спросил меня: «Где вы приобрели этот коньяк?» Дело в том, что часа два до этого мы выпили на брудершафт и перешли на «ты». Я ответил, что приобрёл этот коньяк в чистом поле. Он посмотрел на меня каким-то странным взглядом, сказал, что с моего позволение заберёт остаток этого элитного коньяка себе и стал переливать коньяк из стакана обратно в бутылку.
Выпили мы за ночь очень много. Все были под градусом, но, видимо, публика собралась бывалая и пьяных не было. Я был хорош, но не шатался и кое-что соображал. Когда он мне сказал про элитный коньяк, я слегка протрезвел и очень засомневался относительно личности замредактора одной из центральных советских газет. Я ему сказал, что не очень разбираюсь в коньяках, но такие элитные коньяки, как Мартель Арт или Леопольд Гурмель, стоят сотни и тысячи долларов, а этот коньяк я купил по три рубля за бутылку. Он мне ничего не ответил, засунул бутылку во внутренний кармин пиджака, из которого она выпирала горлышком и неожиданно бодрым шагом, ничего не говоря, направился к телефону. Как я понял он вызвал машину. Потом вернулся, сел рядом со мной, достал бумажник и вытащил из него вчетверо сложенный лист гербовой бумаги. В документе сообщалось, что мой собеседник является, не помню, толи почётным гражданином Молдавии, толи почётным гражданином Кишинёва. Это звание ему присвоено за большой вклад в дегустацию молдавских коньяков. Из бумаги явствовало, что замредактора был профессиональным дегустатором коньяков.
Было уже утро, метро начало работать, я собрался уходить. Замредактора журнала «Советская милиция» подарил мне на прощанье свежий номер журнала. Я с большим трудом добрался до электрички и заснул мертвецким сном на скамейке. Проснулся я от странной тишины. Я сидел на скамейке, на коленях у меня лежал журнал «Советская милиция», поезд давно стоял в депо. Обычно перед отправкой в депо вагоны проверяются, но из-за журнала меня видимо не решились беспокоить. С большим трудом я раздвинул закрытые двери вагона, спрыгнул на землю и побрёл по рельсам до Серпухова, пытаясь не думать об элитных коньяках.
Ваш Леонид Владимирович Андреев
