Хоронили бабушку…
Небольшая повесть Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом», написанная в 1995 году, кажется, переживает новый виток популярности. Она выдвигалась на Букеровскую премию, не получила её, и тем не менее судьба повести оказалась куда завидней, чем у большинства книг-лауреатов, известных лишь узкому кругу критиков и читателей.
«Похороните меня за плинтусом» идёт, что называется, нарасхват и постоянно переиздаётся. Вот-вот на экраны выйдет фильм со Светланой Крючковой и Алексеем Петренко. Примерно год назад в театральных кругах довольно большой резонанс вызвал спектакль с Эрой Зиганшиной, Романом Громадским и Игорем Скляром (в роли главного героя, мальчика Саши Савельева). Актриса получила за эту роль «Золотой софит».
Чем же вызван долгоиграющий успех повести — вовсе не авангардной, не постмодернистской, не поднимающей никаких глубоких культурных, философских и эзотерических проблем?
Пожалуй, просто тем, что это, как ни наивно звучит, честная и умная книга.
Её сюжет и перипетии понятны большинству людей, выросших в России, особенно тех, кто «сопоставим» с автором по возрасту. Он родился в 1969 году, стало быть, например, я младше Павла Санаева лишь на три года. Практически одно поколение. Наши ровесники постепенно занимают «место у штурвала» общества — политика и экономика, наука и культура… Тем интереснее, наверное, узнать, как мы (я о поколении) начинали жизнь, как воспитывались. Многое станет понятно.
Для типичного советского — да только ли советского? — ребёнка повесть «Похороните меня за плинтусом» ничего нового и оригинального, если разобраться, не содержит. Что там, в самом деле, такого уж из ряда вон?..
«Полубезумная бабушка третирует больного и слабого внука», как сказано в одной аннотации. Что ж, полстраны у нас воспитано бабушками. Многие из них полубезумные. Такими же бывают и мамы, и папы, и другие близкие и дальние родственники. Не так редки подобные типажи среди начальников и преподавателей — и тогда, как говорится, спасайся кто может. («А кто не может?!» — реплика из кинофильма «Волга-Волга».)
Они кричат по поводу и без повода. Не выбирают при этом слов. Самые страшные, ранящие, обидные оскорбления в их устах обесцениваются — слишком часто их произносят. Иногда, как говорится, распускают руки. Считают себя всегда и во всём правыми. Полагают, что им все должны. Ненавидят мир за то, что он их, таких замечательных, талантливых, душевных, не понял и не оценил — хотя сами, как правило, никого не понимают и не ценят. «Отыгрываются» на тех, кто рядом, в первую очередь на самых доступных и слабых. А в первую очередь такие люди ненавидят и разрушают себя.
Как правило, они подогревают себя алкоголем, но в повести Павла Санаева «домашний тиран» — бабушка — практически не пьёт.
Таким людям безусловно нужна помощь психолога, а порой и психиатра, но по доброй воле они к специалистам, конечно, не обращаются. Вот их родным и близким и приходится зачастую играть роль домашнего психолога. К сожалению, не у всех есть столько понимания, душевного таланта и элементарной выдержки. Тем более — у детей.
Эпиграфом к повести могла бы стать известная шутка: «До первого класса я думал, что меня зовут Заткнись».
Возможно, именно эту фразу вспоминал автор, начиная повествование так:
«Меня зовут Савельев Саша. Я учусь во втором классе и живу у бабушки с дедушкой. Мама променяла меня на карлика-кровопийцу и повесила на бабушкину шею тяжкой крестягой. Так я с четырёх лет и вишу».
***
На самом деле Савельев Саша — Санаев Паша, дедушка — знаменитый киноактёр Всеволод Санаев, бабушка Нина — его жена; мама — актриса Елена Санаева, карлик-кровопийца — актёр, режиссёр и общественный деятель Ролан Быков. Ни больше и ни меньше.
Сразу надо отметить, что «звёздный статус» некоторых персонажей книги (в первую очередь дедушки) играет в ней минимальную роль. Упрёки в «полоскании грязного белья великих людей», которые доводилось встречать в критических статьях о повести Санаева, мне кажутся неуместными. Да,
Автор вполне мог бы изменить и «приземлить» профессию персонажа, сделать его хоть ночным сторожем. Изобразил же он «Толика», своего отчима, непризнанным и нищим театральным художником — хотя и подлинный Ролан Быков, казалось бы, к тому времени уже известный всей стране («
***
Череда забавных эпизодов, которыми, увлекая и завлекая читателя, начинается повесть, могла бы так и остаться набором скетчей, достойных исполнения с эстрады кем-нибудь из «птенцов гнезда Петросянова». Постепенно, конечно, читатель и слушатель понимают, что это классический случай смеха сквозь слёзы.
Вот бабушка мальчика купает, вот кормит, вот заставляет делать уроки, вот отчитывает за то, что не слушается, вот едет с ним в санаторий — и всё под аккомпанемент затейливых ругательств. Впрочем, бранится бабушка — человек истеричный, вспыльчивый, до ужаса одинокий и несчастный — не только на внука, но и на дедушку, и на других людей, да и на саму себя.
«Я очень боялся бабушкиных проклятий, когда был их причиной. Они обрушивались на меня, я чувствовал их всем телом — хотелось закрыть голову руками и бежать как от страшной стихии. Когда же причиной проклятий была оплошность самой бабушки, я взирал на них словно из укрытия. Они были для меня зверем в клетке, лавиной по телевизору. Я не боялся и только с трепетом любовался их бушующей мощью».
Какими вырастают дети при таком воспитании — особо пояснять не надо. Неспроста в детском фольклоре позднесоветского периода так популярны были «садюшки» про Маленького Мальчика. Вспомним: взрослые (как правило, родители) его жестоко, изобретательно бьют, пытают, убивают. Зато и он, воскресая в других четверостишиях, им жестоко, изобретательно мстит. С одной стороны: «папа склонился над грудой костей: жалко костюмчик за сорок рублей», а с другой: «с криком „кия“ и ударом ноги папины яйца втекли в сапоги». Другой персонаж такого же рода — мальчик Вовочка, неунывающий, изворотливый, хамоватый, сексуально озабоченный дебильчик.
Мальчик Саша Савельев, главный герой повести, альтер-эго автора, с одной стороны, закомплексован, затюкан, забит деспотичной бабушкой, её руганью и удушающей заботой, а с другой — идёт же адаптация, приспособление. И получается потихоньку из ребёнка лукавый хитрован, двуличный, льстиво-угодливый, но с фигой в кармане.
«Выгнав маму, бабушка захлопывала дверь, плакала и говорила, что ее довели. Я молча соглашался. Никогда не укорял я бабушку за происшедшее и после скандала всегда вёл себя так, словно был на её стороне. Иногда я даже со смехом вспоминал какой-нибудь момент ссоры.
— Как она от тебя вокруг стола бегала, — напоминал я.
— И не так ещё побегает, сука! Кровью харкать будет! Пришла уже, небось.
Бабушка звонила, и весь недавний скандал повторялся по телефону. Только теперь, оставшись с бабушкой наедине, я не заступался за маму, а, наоборот, смеялся особо удачным выражениям бабушки. Бабушка была моей жизнью, мама — редким праздником. У праздника были свои правила, у жизни — свои«.
В общем, воспитывается типичный «хомо советикус» с двойной моралью — ещё в миниатюре, в зачатке, ещё подлежащий шлифовке школой, институтом, армией, работой. Именно таким, кстати, его играет в спектакле Игорь Скляр.
Трудно сказать, насколько этот образ похож на реального Пашу Санаева той поры, и тем более бессмысленно искать взращённые бабушкой «нехорошие черты» в нынешнем взрослом человеке — вполне, насколько можно судить со стороны, успешном (писатель, сценарист, актёр, режиссёр, переводчик, редактор популярного сайта о кино). От бабушки его «выдернули» (это можно вычислить по тексту повести) лет в одиннадцать-двенадцать, «Похороните меня за плинтусом» он опубликовал в двадцать шесть, ну а сейчас, в 2009 году, ему сорок.
В серьёзное драматическое произведение, достойное остаться в истории русской литературы, повесть превращают, на мой взгляд, два эпизода.
Первый эпизод — монолог бабушки, адресованный внуку (и читателям): «Ты думаешь, я всегда такая старая была, страшная, беззубая? Всегда разве кричала так и плакала? Жизнь меня такой, Сашенька, сделала» — и объяснение (с шукшинской интонацией), как именно сделала. Обманутые надежды: вышла замуж за московского актёра, приехавшего в Киев на гастроли, но мечты о яркой богемной жизни «разбились о быт»; затем война, эвакуация, ужасные условия жизни, потеря первенца (вот это многое и объясняет), разрушенное здоровье, попадание в психбольницу…
Да, всё можно понять и простить. С другой стороны, есть же судьбы не менее, а то и более трагические — но люди нашли в себе силы достойно жить дальше, не «отыгрываясь» на родных и близких. Бытиё определяет сознание — но всё-таки разные люди ведут себя
Второй эпизод — финальный скандал, когда у бабушки забирают внука. Пожалуй, лучшая сцена повести, написанная реалистично и страшно, через призму восприятия испуганного, нервного, с сильным воображением (и вдобавок тяжело простуженного, с температурой) мальчика, над которым гремят голоса ближайших его родственников, готовых вцепиться друг другу в глотку.
«Чёрные птицы слетелись в плотные стаи и бросились на меня. Я отбивался, но они хватали меня клювами за руки, за шею, переворачивали и говорили бабушкиным голосом. […] Зеркало и жёлтый свет закрылись створками, и осьминог в темноте стал крутить меня в разные стороны. Красный огонёк прыгал перед глазами, но вот он исчез, и я понял, что теперь целиком во власти тянущих меня щупалец».
***
Как говорится в известном анекдоте, «конечно, это ужас, но не ужас-ужас». В повести нет алкоголизма, наркомании, педофилии, поножовщины — словом, того, чем наполнена криминальная хроника, но что рядовой человек всё-таки не воспримет как естественную часть своей жизни. «Похороните меня за плинтусом» — просто обычный, типичный, житейский, расейский кошмар.
Вот именно своей «обычностью» повесть Санаева и ценна, и страшна.
Отзывы читателей, опубликованные в Интернете, — любопытное и поучительное чтение. Вот несколько типичных.
Lena:
Хорошо Саньке, он меня младше, только его описания и читаешь с улыбкой. Детское видение мира и его откровенность подкупает, хотя уже он начал подхалимничать и жульничать, спекулировать на чувствах… Ну а я была старше, и бабуля, которая часами пела симфонии о том, кто и в какой степени загубил ее жизнь + отборный мат, дед, затюканный бабкой и жизнью (не артист), мама (определение статуса по рассказу со слов бабушки Сани совпадают)… Я, правда, ещё должна была работать в свои
Ромик:
Жуткий ощущ — как в своё детство провалился. Столько заморочек совершенно таких же… до сих пор здоровьем расплачиваюсь за фантазии вот такой же «бабушки», только у меня мамаша в этой роли была. Книга жуткая, страшная и 100% правдивая… Когда читал, периодически откладывал и отлёживался, настолько реальным казался провал в прошлое.
Чайка:
Книга меня потрясла. Узнала в ней и себя, и свою семью — маму, отца и бабушку. Узнала описанный автором быт. И эти разговоры, и эти ругательства, и мораль, которой придерживаются главные герои… Вспомнила свои чувства и переживания. Книга помогла мне кое-что понять. Но не преодолеть… Но, возможно,
Sабина:
Эта книга про моё детство.
Про мою маму. Орущую, сумасшедшую, безумную маму — филолога с высшим университетским образованием! Про мою еврейскую проклинающую маму, ругающуюся на всех известных языках!
Это её бесконечные таблетки, микстуры и «наплечные-нашейные кресты» превращали нашу жизнь в вулкан. Это я — идиотка, исчадие ада, дебилка, «всегда болеет, зар-
…это всё про моё детство, в котором ещё живой, мой умный вежливый папа… Где коленки в зелёнке… Где мама, которая любила нас так, как умела. И мы — как умели…
Vasilisa__:
Бабуля — вот кого действительно жаль. Это единственный
Она всю свою жизнь отдала сначала мужу, потом детям, сейчас внуку, только всем этим людям плевать на неё. Она действительно любит, любит их всех, несмотря не на что, и в том, что стала она такой, какой нам её показали, разве её вина? нет. Жизнь сделала её такой… ужасная и никчёмная.
Что видела эта женщина в жизни хорошего? Кто любил её? Кто о ней заботился? Никто и никогда.
Почему все считают бабулю монстром, а ребенка — несчастным мучеником?? всё наоборот! Маленького алчного подхалима вообще можно разбирать долго… только речь не о нем! Книга о НЕЙ!!!! Это ЕЁ трагедия!
Алексей:
Об этой книге много говорили, и я решил её прочесть! Но… я не смог ! Не
***
Орден, не орден, а в русской литературе тему «детства на нервах» Павел Санаев, на мой взгляд, закрыл. Ничего принципиально нового отныне сказать здесь нельзя — будет вторичность и перепевы.
Многие читатели и рецензенты определили «Похороните меня за плинтусом» как повесть о любви. О кривой, странной, неправильной, калечащей, но всё-таки о любви. Так определю её и я.
Другой вопрос, нужна ли такая любовь, от которой нет радости ни любящему, ни любимому.
Дети часто повторяют дорогу своих родителей. Так давайте менять дороги, по которым мы ходим.
«Снег падал на кресты старого кладбища. Могильщики привычно валили лопатами землю, и было удивительно, как быстро зарастает казавшаяся такой глубокой яма. Плакала мама, плакал дедушка, испуганно жался к маме я — хоронили бабушку».
