12 апреля, суббота. В почтовом ящике утром газет не было, но было два листа с приказами по Минобрнауки России. Я несколько оторопел, но памятуя, что я все-таки и летописец нашей литературной жизни, решил эти два приказа перепечатать.
Радости, конечно, никакой.
«Об освобождении Тарасова Б. Н.
П р и к а з ы в а ю :
Освободить 2 апреля 2014 года Тарасова Бориса Николаевича от занимаемой должности ректора Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования “Литературный институт имени А. М. Горького” в связи с истечением срока трудового договора, пункт 2 части первой статьи 77 Трудового кодекса Российской Федерации.
Федеральному государственному бюджетному образовательному учреждению высшего профессионального образования “Литературный институт имени А. М. Горького” произвести с Тарасовым Б. Н. расчет в соответствии со статьей 140 Трудового кодекса Российской Федерации и выдать трудовую книжку.
Основание: предупреждение Минобрнауки России от 25 марта 2014 г. №: МК-401/12.
Министр Д. В. Ливанов».
Кажется, наш институт теперь избавлен от «вертикали», от невероятной секретности и таинственности недоучившегося студента Института военных переводчиков. Как я от всего этого устал! Может быть, теперь начнется настоящая работа. Я даже не понимаю, на что БНТ надеялся, оказывается, получив 25 марта предупреждение. Не оставили!..
«О возложении исполнения обязанностей ректора
Федерального государственного бюджетного
образовательного учреждения высшего профессионального
образования “Литературный институт имени А. М. Горького”.
П р и к а з ы в а ю :
Возложить с 3 апреля 2014 года исполнение обязанностей ректора Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования “Литературный институт имени А. М. Горького” на заведующую кафедрой общественных наук Цареву Людмилу Михайловну до утверждения ректора в установленном порядке.
Установить Царевой Л. М. за исполнение обязанностей ректора института доплату в размере разницы между ее фактическим должностным окладом и окладом по должности ректора за счет средств института.
Основание: заявление Царевой Л. М.»
13 апреля, воскресенье. Утром сначала я, почувствовав весну, отправился на стадион напротив — походить и побегать. Для пробы все-таки медленной трусцой прошел четырехсотметровый круг, а уж потом минут тридцать ходил обычным шагом. Ел на завтрак овсяную кашу с кунжутом и тыквенными семечками и слушал по радио «Эхо Москвы» вчерашнее выступление Юлии Латыниной. Она говорила о захватах населением уже не только административных зданий в Донецке, Луганске и Харькове, но и о захватах отделений милиции в небольших городах. Процесс, естественно, неоднозначный. Я помню разговор об этом, когда недавно приходил Сережа, сын С. П. Его тетка живет в Крыму, и вот Сережа говорил, что тетка-то была за воссоединение с Крымом, а вот дядя, ее муж, хотел бы остаться в Украине.
Утром по пути на работу приходил Ашот, как говорится, «покалякать». Снятие ректора его особенно возбуждает. Он рассказывает, что выборная борьба уже началась, и о том, что уже состоялось заседание кафедры у Стояновского. Ректор во что бы то ни стало хотел бы остаться в должности президента. Не выезжает из кабинета; как и прежде, принимает посетителей; о его тайном желании говорят на всех углах. Наконец-то стал мил и приветлив. Ашот обратил внимание, что приказ о его отстранении был подписан министром Ливановым 2 апреля, день в день по истечении контакта. Видимо, приказ, с печатью и заверенной подписью министра, ректор тогда же, 2-го или 3-го, получил на руки. Однако принес приказ в отдел кадров и стал объявлять о своей отставке только 8 апреля. Я уже писал о письмах, которые были разосланы всюду, вплоть до Администрации Президента; Ашот сказал, что чуть ли и не Патриархия отправляла свое письмо. В этом смысле у нас всегда наготове и Николаева, и Малягин, который просто работает в издательском центре Патриархии.
Мне в каком-то смысле было даже жалко Тарасова. Но так все непристойно; нельзя так неприлично держаться за власть. Я спросил у Ашота: почему ты так не любишь, даже ненавидишь БНТ? И тут Ашот мне рассказал и про то, как тот ткнул его кулаком в живот в отделе кадров, и про всегдашнюю грубость Тарасова по отношению к нему. Он даже признался, что однажды сказал ректору: дескать, вы лижетесь с работниками кафедр. А вот к нашим, к тем, кто внизу, к обслуживающему персоналу относитесь, как к холопам. Накипело.
Днем звонил Л. М. Царевой — все-таки мы с ней проработали чуть ли не пятнадцать лет. И она сразу меня обрадовала: надо думать о вступительных экзаменах. В этом году нам предстоит на очное отделение набрать 90 человек. Не меньше двух раз я с этим подходил к предыдущему ректору — у него нет концепции, нет даже совета.
Вечером еду в Дом музыки с Жуганом — его какая-то взрослая барышня купила билеты, но пойти не может. Ведет концерт известный радиоведущий Михаил Казиник, которого я довольно часто слушал по радио «Орфей». Казиник очень ловко обходился с разными музыкальными комментариями. В принципе, он мне всегда нравился, хотя, конечно, пожиже Варгафтика, но то же быстрое перебирание деталей, дат, имен, сам что-то показывает на рояле. Поехали, конечно, на роскошном барском «мерседесе».
Зал был полон. Самого Казиника встретили немыслимым энтузиазмом и аплодисментами.
Если забежать вперед, то исполнение трех знаменитых квартетов — моцартовского, бетховенского и квартета Чайковского не понравиться не могло. Играл «Новый русский квартет» — две девушки и двое молодых мужчин.
Удивили сначала надписи на билете. Пунктов несколько.
«3. Посещение мероприятия является риском, который принимает на себя владелец билета». О риске чуть позже. «6. ЗАПРЕЩАЕТСЯ проходить на мероприятия с огнестрельным, холодным, газовым оружием, пиротехникой всех видов, легковоспламеняющимися жидкостями, крупногабаритными и пачкающимися предметами, проносить в зал любую стеклянную тару, а также напитки».
Еще больше удивил сам Михаил Казиник, когда начал говорить не о музыке, а о себе. В первом отделении это была старая либеральная мысль, что не надо бояться Америки, что, дескать, все это русская пропаганда. Допускаю. Отнесся к этому как к либеральному наваждению, неким давним выступлениям на радио «Эхо Москвы». Во втором отделении узнал, что музыковед, скрипач и пианист в начале 1991 года эмигрировал в Швецию, «резидент». Во втором же отделении был рассказан дурно пахнущий эпизод о том, как молодой Казиник, представляя в Минске слушателям знаменитого композитора Тихона Хренникова, чуть ли не боролся со всем белорусским агитпропом и сумел наговорить на публике «эдакое». Вдобавок ко всему дураками вывел всех вокруг себя, молодого и гениального. Сказал, правда, что, в отличие от Фадеева, Хренников никого из композиторов не сдал — это факт широко известный, сказал, что у Хренникова просто никакая симфоническая музыка, но есть хорошие песни. За всеми высказываниями музыковеда такая нелюбовь ко времени, которое дало ему блестящее образование.
