Как Хрущев вбил первый гвоздь в гроб СССР.
25 февраля 1956 года, присутствовавшие на закрытом заседании заключительного дня ХХ съезда Коммунистической партии CCCР не могли поверить своим ушам. Некоторые не сдерживали слез, кому-то становилось физически дурно. Каждое слово доклада первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева «О культе личности и его последствиях» «выносило мозг». «Отец народов», «вождь и учитель», три года как величественно расположившийся в мавзолее рядом с Ильичом, оказалось, очень во многом непростительно ошибался и даже преступал «революционную законность».
К XX съезду невинно запытанных, убитых и еще мающихся в ГУЛАГе уже начали постепенно реабилитировать, но публично «пинать мертвого льва» до Хрущева не осмеливался никто. Он, сам того не осознавая, забил первый гвоздь в крышку гроба коммунизма (последний, по его собственным словам, вонзил Борис Ельцин — спустя 35 лет, на баррикадах против ГКЧП). Хрущевский доклад не предназначался для широких масс, но весть о нем быстро разлетелась по стране и миру. Сокрушение сталинского идола ускорило потерю коллективной веры в непогрешимость партии и правительства, равно как и в «светлое будущее» для всего советского народа. Без тупой веры насквозь проеденный лицемерием советский режим долго не простоял.
Хрущев надел валенки Сталина
После смерти Сталина в марте 1953 года увеличивающийся поток отсидевших по политическим статьям, стремящихся получить реабилитацию и доказать обществу свою невиновность, ставил все больше вопросов о причастности к террору всей верхушки советского партийного руководства. Энергия этого потока, состоявшего из вполне грамотных, деятельных людей, могла привести к хаотизации общественно-политического пространства. Десталинизация – вот то русло, куда опытный и ловкий политический игрок Хрущев направил опасную энергию масс. Он сам выдвинул соответствующую инициативу, сам организовал соответствующее движение.
Из всей "антипартийной группы" Хрущев сжалился лишь над Ворошиловым (третий справа), оставив его во главе советского парламента
В конце 1955 года по его поручению создается комиссия по вопросам реабилитации во главе с одним из секретарей ЦК Петром Поспеловым, которая выносит рекомендации по пересмотру дел многих политзаключенных. Привлекаются некоторые заслуженные в прошлом большевики, только что вернувшиеся из лагерей: их свидетельства должны помочь в переломе настроения делегатов будущего съезда. Хрущев - за огласку результатов деятельности комиссии на готовящемся съезде партии, против - Маленков, Молотов, Каганович, Ворошилов. Более того, по некоторым сведениям, коалиция готовила альтернативный доклад, и Хрущеву в нем отводилось не последнее место среди сталинских палачей, так сказать, по заслугам. Тянуть Никите Сергеевичу дольше нельзя.
Самолично внести раздел о культе личности Сталина в открытый отчетный доклад ЦК перед съездом Хрущев не может: большинство членов Президиума ЦК упирается, и первый секретарь вынужден подчиниться партийной дисциплине. Под аплодисменты участников съезда он гвоздит «матёрого агента империалистов» Берию, расстрелянного еще в декабре 1953-го, и прочих «врагов народа»: дескать, несмотря на то, что «смерть вырвала из наших рядов Иосифа Виссарионовича Сталина», партия не растерялась, противники социализма могут утереться. Однако затем, на заседании Президиума ЦК, Хрущев, ссылаясь на регламент, заявляет, что вправе выступить перед съездом как рядовой делегат. Этого ему запретить не могут, выдвигают лишь два условия: новый состав ЦК выбрать до доклада о «культе личности» (кадровые неожиданности ни к чему), а сам доклад сделать закрытым и прений по нему не открывать...
Сначала Жуков убрал для Хрущева Берию (третий справа), потом Маленкова (четвертый справа), а затем был отправлен писать мемуары
Окончательный раскол между выходившим из повиновения Хрущевым и группой Маленкова – Молотова - Кагановича произошел после XX съезда. Продолжавшаяся критика культа личности Сталина подрывала престиж КПСС в социалистическом мире, в то же время сам Хрущев начал примерять вождистский «френч» на себя. В июне 1957 года на заседании Президиума ЦК большинством голосов Хрущев был смещен с поста первого секретаря. Из выступления «примкнувшего» к антихрущевской фракции министра иностранных дел Дмитрия Шепилова: «Советский народ и наша партия заплатили большой кровью за культ личности. И вот прошло время, и мы снова оказались перед фактом формирующегося нового культа. Хрущев «надел валенки» Сталина и начал в них топать, осваивать их и чувствовать себя в них все увереннее. Он — знаток всех вопросов, он — докладчик на пленумах и совещаниях по всем вопросам. Промышленность ли, сельское ли хозяйство, международные ли дела, идеология — все решает он один. Причем неграмотно, неправильно». Хрущев признает ошибки, но против отставки, он созывает второе заседание, с членами ЦК из регионов, которые спешно перебрасываются в Москву военной авиацией. На внеочередном пленуме большинство региональных лидеров занимают сторону Хрущева, а сталинскую «старую гвардию» под ярлыком «антипартийной группы» изгоняют из ЦК, а в 1962-м и из партии. Из выступления на июньском пленуме маршала Георгия Жукова: «Наш народ носил Молотова, Маленкова, Кагановича в своем сердце, как знамя, мы верили в их чистоту, объективность, а на самом деле вы видите, насколько это грязные люди. Если бы только народ знал, что у них на руках невинная кровь, то встречал бы их не аплодисментами, а камнями». «Маршалу Победы» Хрущев, избавившийся от «антипартийной группы» и приступивший к единоличному руководству партией и государством, ответил по-византийски - спустя всего 4 месяца вывел из состава Президиума ЦК и убрал с поста министра обороны: в хрущевском Советском Союзе, как и в сталинском, должен быть один хозяин.
Зал слушал в мертвой тишине, потрясенный» В своем знаменитом закрытом докладе на XX съезде КПСС Никита Хрущев клеймит полное пренебрежение Сталина принципами коллективного руководства, личную причастность к репрессиям «вождя всех времен и народов», безграничное беззаконие сталинизма – тотальные фальсификации следствия, зверские истязания, скорый на расправу суд: «[Сталин] действовал все шире и настойчивее через карательные органы, часто нарушая при этом все существующие нормы морали и советские законы. Произвол одного лица поощрял и допускал произвол других лиц. Массовые аресты и ссылки тысяч и тысяч людей, казни без суда и нормального следствия порождали неуверенность в людях, вызывали страх и даже озлобление. Это, конечно, не способствовало сплочению рядов партии, всех слоев трудового народа, а, наоборот, приводило к уничтожению, отсечению от партии честных, но неугодных Сталину работников».
Хрущев ошеломил делегатов: первую часть доклада он прочитал в гробовой тишине
Кроме того, Сталин обвинялся в неготовности СССР к войне, что привело к крупным поражениям 1941-42 годов, в военной некомпетентности («операции планировал по глобусу»), в безжалостном распоряжении солдатским «пушечным мясом». А уж после Победы тиран вознес свою личность до небес — собственноручно вписывая в рукописи книг панегирики самому себе, клевеща на советских полководцев: «Сталин стал более капризным, раздражительным, грубым, особенно развилась его подозрительность. До невероятных размеров увеличилась мания преследования. Многие работники становились в его глазах врагами. После войны Сталин еще больше отгородился от коллектива, действовал исключительно единолично, не считаясь ни с кем и ни с чем». Последствия – «ленинградское дело», уничтожившее всю управленческую верхушку «колыбели революции», «дело врачей-вредителей» — как прелюдия чудом прервавшегося геноцида советских евреев, по аналогии с преследованием кавказских народов во время Великой Отечественной войны.
Хрущев особо напирает на особенности личности Сталина: грубый, не терпящий чужого мнения, отличающийся болезненной мнительностью, пребывающий в собственном иллюзорном мире – ведь объективных предпосылок для масштабных репрессий, истребивших в первую очередь авангард компартии, не наблюдалось, политический курс в общем и целом был, по Хрущеву, конечно же, верным. Но и произнесенного хватило для «потрясения основ».
«Наверное, только сейчас, от Хрущева, многие из делегатов узнали и о ленинском письме к съезду с нелестными характеристиками Сталина («Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека» - прим. ред.), и о записке Ленина Сталину с требованием, чтобы тот извинился перед Крупской за нанесенное ей оскорбление. Зал слушал в мертвой тишине, потрясенный словами Хрущева, — сообщает в книге о Хрущеве историк Владимир Шевелев. — И только когда тот сказал, что 70% членов и кандидатов в члены ЦК, избранных на XVII съезде, было расстреляно, стенограмма зафиксировала «шум возмущения в зале». А когда Хрущев стал приводить страшные факты, называть фамилии погибших от топора террора, стенограмма буквально пестрит замечаниями “движение в зале”, “шум возмущения в зале”». Корреспондент американского журнала «Time» Джим Белл писал: «Во время хрущевского доклада — со слезами, перечислением интриг, заговоров и контрзаговоров, окружавших последние дни Сталина, — кто-то из зала спросил: «Почему вы его не убили?» Хрущев ответил: «А что мы могли сделать? Тогда был террор». По данным биографов Хрущева, на его совести более 200 тысяч репрессированных Американский историк, профессор Монклерского государственного университета Гровер Ферр в книге «Антисталинская подлость» пишет, что при тщательном разборе, сопоставлении тезисов хрущевского доклада с рассекреченными архивными документами он выяснил: из 61 обличительного утверждения абсолютно правдивого нет ни одного. Например, тезис о том, что Сталин был абсолютно нетерпим к коллективности в руководстве, опровергают в своих воспоминаниях многие из высшего советского руководства, включая Жукова, Микояна и самого Хрущева. Вероятно, данное положение появилось в докладе для того, чтобы возложить на Сталина единоличную ответственность за террор, так сказать, повесить на него всех собак. Сам Хрущев в описанные им кровавые годы был, что называется, в обойме и рвался в дело. Вплоть до перевода на Украину в 1938 году, будучи секретарем Московского горкома, Никита Сергеевич входил в состав «московской тройки», репрессировав примерно 50 тыс. человек. С его приходом в Киев были арестованы многие руководители республиканского правительства. Несколько сотен человек расстреляли по санкции Хрущева, из-за подозрений в заговоре против него. Всего за два годы работы на Украине, с 1938-го по 1940-й, Хрущев репрессировал 167 тыс. 565 человек. «Украина ежемесячно посылает 17-18 тыс. репрессированных, а Москва утверждает не более 2-3 тысяч, прошу вас принять срочные меры. Любящий вас Хрущёв», - строчил он горячо любимому вождю. Уставший вычеркивать из хрущевских списков явно невинных, Сталин раздраженно черкнул: «Уймись, дурак!». (По предположениям, «замаливая грехи» перед Украиной и склоняя ее руководителей на свою сторону, Хрущев и распорядился в 1954 году передать Крым из состава РСФСР). Теперь, в середине 1950-х, никому из ближнего окружения диктатора не улыбалось разделить с ним ответственность за большую кровь, надо было сыграть на опережение - напасть на мертвеца. И «дурак» не мог, не собирался «униматься», поражая аудиторию неслыханными признаниями с трибуны XX съезда. Шокирующая, говорите, правда? Ничего, переживете, и не такое проходили! «Цифры не способны отразить совокупное воздействие репрессий» Чего добивался разоблачениями лично Хрущев? Смывал следы крови с собственных рук, подписавших тысячи расстрельных списков? Мстил за унижения, за старшего сына Леонида, по слухам, расстрелянного после плена, изменником Родины? Укреплял свои позиции на пьедестале высшей власти, не имея и десятой доли харизмы и заслуг предшественника? Наверное, все вместе. Однако личные мотивы, какими бы они ни были, нисколько не умаляют исторического значения доклада – он смел многолетнюю пелену лжи и, таким образом, освободил народ от гнета государственного террора, от животного страха, выпустил на волю полмиллиона политических заключенных. Сколько их было – безвинных жертв террора? Сколько человеческих душ бросили в раскаленную топку репрессивной машины? Наиболее известный рассекреченный архивный документ - докладная записка на имя секретаря ЦК КПСС Хрущёва от 1 февраля 1954 года: «По имеющимся в МВД СССР данным, за период с 1921 года по настоящее время за контрреволюционные преступления было осуждено Коллегией ОГПУ, тройками НКВД, Особым совещанием, Военной Коллегией, судами и военными трибуналами 3 777 380 человек, в том числе: к ВМН – 642 980 человек, к содержанию в лагерях и тюрьмах на срок от 25 лет и ниже – 2 369 220 человек, в ссылку и высылку – 765 1 80 человек. Из общего количества арестованных, ориентировочно, осуждено: 2 900 000 человек – Коллегией ОГПУ, тройками НКВД и Особым совещанием и 877 000 человек – судами, военными трибуналами, Спецколлегией и Военной Коллегией».
Через сталинскую машину репрессий прошли около 30 млн советских граждан
Американо-британская журналистка и писательница, лауреат Пулитцеровской премии Энн Эпплбаум, сопоставив различные источники, считает, что в 1929–1953 годах через советские лагеря прошли 18 млн граждан. Но и эта впечатляющая цифра не отражает порядка 4 млн военнопленных, более полумиллиона изнемогавших в послевоенных проверочно-фильтрационных лагерях и до 6-7 млн спецпереселенцев — «кулаков», затем поляков, прибалтов и прочих депортированных в 1939–1940 годы, а также кавказцев, татар, немцев Поволжья и представителей других народов, переселенных во время войны. На вопрос «Сколько погибло?» ответить достаточно тяжело, считает Эпплбаум. Цифра, основанная на архивных данных - 2 749 163 человек, - тоже вряд ли окончательная: «Получить одну весомую цифру смертей было бы, конечно, заманчиво — это позволило бы, в частности, сопоставить Сталина с Гитлером или Мао. Но даже если бы мы такую цифру получили, я не уверена, что она рассказала бы нам всю историю страданий. К примеру, никакие официальные цифры не могут отразить смертность среди оставшихся после ареста человека одиноких жен, детей и престарелых родителей, — такая статистика просто не велась. Во время войны старики умирали с голоду; если бы их арестованные сыновья не добывали уголь в Воркуте, они, возможно, остались бы живы. В холодных, плохо оборудованных детдомах дети гибли от эпидемий тифа и кори; если бы их матери не шили арестантскую одежду в Кен-гире, они, возможно, тоже остались бы живы. Никакие цифры не способны отразить совокупное воздействие сталинских репрессий на жизнь и здоровье целых семей. Мужчину осудили и расстреляли как «врага народа»; его жену отправили в лагерь как «члена семьи»; его дети выросли в приютах и стали уголовниками; его мать умерла от горя; его двоюродные братья, дяди и тети перестали знаться друг с другом, боясь, что на них упадет тень. Семьи разваливались, дружбы прекращались, страх тяжело давил на тех, кого оставили на свободе, пусть даже они не умирали». Прибавим несколько сотен человек (по другим данным – до 2-3 тысяч), погибших в давке на московских похоронах Сталина. В годовщину смерти Сталина 5 марта 1956 года в Тбилиси митинг перерос в манифестацию с призывами «Реабилитировать Сталина и Берию!», «Долой Хрущева, Микояна, Булганина!», «Сформировать правительство Молотова!». Разгоняли выстрелами, это еще сотни человек убитых и раненых: Сталин покоился в мавзолее, но одно его имя творило кровопролитие.
«Надзиратель для верности разбивал каждую голову киркой»
Через пять лет после начала «развенчания культа личности», в 1961-м, тело Сталина тайно, ночью вынесли из мавзолея и захоронили рядом, у Кремлевской стены. Но призрак генералиссимуса не успокоился и поныне: сегодня равное количество соотечественников, по 20%, считают, что, с одной стороны, «Сталин - жестокий и бесчеловечный тиран, виновный в гибели миллионов людей»», с другой – «мудрый руководитель, который сделал СССР могущественной и процветающей страной», причем вторых становится все больше. Рекомендуем им открыть книги, например, Варлама Шаламова, безвинно отдавшего лагерям целых 18 лет (ну как безвинно – один раз распространял то самое ленинское «Письмо съезду», в другой – назвал эмигранта Бунина классиком русской литературы). Или прочесть воспоминания колымского зэка, впоследствии народного артиста СССР Георгия Жженова (мы публиковали отрывки из них 23 марта 2015 года, к столетию Георгия Степановича). Сейчас же приведем несколько фрагментов из исследования Энн Эпплбаум «ГУЛАГ».
«На последних стадиях истощения доходяги приобретали диковинный, нечеловеческий вид, физически воплощали собой дегуманизирующую государственную риторику: в свои предсмертные дни «враги народа» вовсе переставали быть людьми. Их охватывало безумие, они часто разражались длинными тирадами или впадали в бред. Кожа становилась сухая и дряблая. Глаза приобретали странный блеск. Они готовы были есть что угодно — птиц, собак, отбросы. Передвигались медленно, не могли контролировать функции кишечника и мочевого пузыря и потому источали жуткий запах. Вот как описывает первую встречу с ними Тамара Петкевич (репрессированная, автор мемуаров «Жизнь – сапожок непарный» - ред.): “Там, за проволокой, стояла шеренга живых существ, отдаленно напоминавших людей... Их было человек десять: разного роста скелеты, обтянутые коричневым пергаментом кожи; голые по пояс, с висящими пустыми сумками иссохших, ничем не прикрытых грудей, с обритыми наголо головами. Кроме нелепых грязных трусов, на них не было ничего. Берцовые кости заключали вогнутый круг пустоты. Женщины?! Все страдания жизни до той минуты, до того, как я вблизи увидела этих людей, были ложь, неправда, игрушки! А это было настоящим!”» «Словом «доходяга» обозначалось в советских лагерях не только физическое состояние человека. Эти люди, объясняет Сговио (Томас Сговио, американский художник, прошедший через колымские лагеря, автор воспоминаний «Дорогая Америка! Почему я перестал быть коммунистом» – ред.), были не просто больны: голод доводил их до того, что они уже не могли следить за собой. Постепенно заключенный опускался: переставал мыться, контролировать функции кишечника, нормально реагировать на обиды. В конце концов он делался в буквальном смысле сумасшедшим. Впервые увидев человека в таком состоянии, Сговио испытал глубокое потрясение. Это был американский коммунист Эйзенштейн, с которым Сговио был знаком в Москве до ареста. “В первый момент я не узнал моего друга. Когда я поздоровался с ним, Эйзенштейн не ответил. У него было пустое, неживое лицо доходяги. Он смотрел сквозь меня, словно меня не было. Казалось, Эйзенштейн никого не видит. Его взгляд был лишен всякого выражения. Собирая в столовой пустые тарелки со столов, он оглядывал каждую в поисках остатков. Он водил пальцем по внутренности тарелки и потом лизал его”». «От заключенных часто нарочно скрывали случаи смерти. Конечно, сделать вид, что никто не умирает, было невозможно: один бывший заключенный вспоминал, что трупы лежали штабелем у забора до самой весны, — но масштабы уничтожения людей старались завуалировать. Во многих лагерях трупы вывозили ночью и хоронили в секретных местах. Лишь случайно Эдуард Бука, которого заставили задержаться на работе, чтобы выполнить норму, увидел, что происходит с трупами в Воркуте: “Их складывали, как бревна, под навесом, пока не набиралось достаточно для массового захоронения на лагерном кладбище. Тогда их голыми грузили на сани головами наружу. К большому пальцу правой ноги каждого трупа привязывалась деревянная бирка с фамилией и номером. Прежде чем сани выезжали из лагерных ворот, надзиратель для верности разбивал каждую голову киркой. За зоной тела сваливали в одну из нескольких вырытых летом траншей. Смертность росла, и с какого-то момента приобретать уверенность в том, что человек действительно умер, стали иначе. Теперь уже не разбивали голову, а протыкали туловище шомполом. Это было легче, чем махать киркой”». Помимо прочего, массовые захоронения совершались втайне потому, что формально они были запрещены. Это не значит, что они были редкостью. Следы массовых захоронений обнаруживаются сейчас на местах бывших лагерей по всей России, и порой тела даже становятся видны: вечная мерзлота не только сохраняет их в неразложившемся виде, но и перемещает в соответствии с годичной сменой тепла и холода. Об этом пишет Варлам Шаламов: “Камень, Север сопротивлялись всеми силами этой работе человека, не пуская мертвецов в свои недра... Раскрылась земля, показывая свои подземные кладовые, ибо в подземных кладовых Колымы не только золото, не только олово, не только вольфрам, не только уран, но и нетленные человеческие тела”».
"Мы вынесли из мавзолея его. Но как из наследников Сталина Сталина вынести?"
В наши дни бюстами и памятниками Сталина покрыта вся Россия – от Крыма и Кавказа, Средней полосы и Поволжья – до Урала и Сибири, счет идет на многие десятки «произведений». «Любой расстрел 37 года может быть повторен, - писал Шаламов, - условия могут повториться, когда блатарская инфекция охватит общество, где моральная температура доведена до благополучного режима, оптимального состояния».
