Хага ездил в Перу к сестре, которая перебралась туда сразу после развала Советов. Она жила в Лиме и преподавала там русский язык в русско-перуанской школе имени Максима Горького.
Мне было, наверное, месяца три, когда он подошёл к моей кроватке и опустил мне на пузо напёрсток и крышку. Я сам всего этого не помню: я восстанавливаю это из слов и сохранившихся фотографий. Напёрсток, говорят, я так на палец и не надел. Мне нравилось ставить его на пупок и дышать, а потом смотреть, как он вздымается и опускается, как будто манящая издалека, таинственная гора. Судя по фотографиям, тогда я начал морщить лоб – этим своим взглядом лежащей на подушке головы.
Напёрсток представлял собой усечённый конус диаметром около 5-7 миллиметров. Он был сделан из серебра. Я поискал в интернете нечто похожее, но нашёл только аргентинский, хотя и очень похожий. Свой напёрсток, лимовский, я потерял на сборах в Новороссийске. Мне тогда было 9 лет, я был очень суеверный и всюду носил его с собой. Как правило, он лежал у меня в кармане. Я клал руку в карман и продевал палец в напёрсток – таким образом, мой указательный перст был упакован в матрёшку. Даже странно, что этим же пальцем я потом ковырял в носу. Системности в поступках мне не хватало и тогда.
Что касается крышки, то она по-прежнему где-то есть в моей старой детской комнате – сейчас там живёт мой брат. Где-то на задворках стеллажей в такой коробочке красного цвета с горельефным изображением кремля. В этой коробочке лежит много разных крышек и пробок, а также фишки из казино и так называемые сотки.
Держу пари, что эта крышка до сих пор пахнет. По крайней мере, я не могу представить, как может быть иначе. В моей памяти сохранился этот резкий, сметающий всё на своём пути запах зовущей в даль фантазии о лачуге у водопада. Может быть, это вообще были мои первые сны наяву.
Это была крышка от напитка под названием «писко».
Я до сих пор так его и не пил, всё жду торжественного момента.
Можно подумать, что я буду так откладывать до последней минуты жизни, в которую хриплым от сдерживаемых слёз голосом скажу: «Внучок, а открой вон ту бутылочку». Пока он будет наливать, я закрою глаза, и моя душа испарится. А собравшиеся у моего ложа дорогие мне люди уговорят бутыль за упокой.
Нет, я планирую не затягивать до конкретно этого момента. Думаю, что развязка близко. На днях я позвал гулять девушку, которая мне нравится, и сказал, что готов предоставить любую помощь, включая рюмку кальвадоса.
Кальвадос я тоже ни разу не пил, просто звучит экзотично. Это я себя так внутренне подготавливаю, чтобы однажды произнести «писко». Наверное, предварительно, в качестве помолвки, я предложу напёрсток своей избраннице как элемент обручения.
Я шучу лишь наполовину. Такова реальность. Мы планируем и ждём реализации. А там видно будет.
Вернусь к крышке. От неё исходил такой резкий запах – сравнимый, думаю, с тем, как выглядит нашатырь в кинофильмах. Каждый раз, когда я подносил крышку к носу и вдыхал, меня как будто встряхивало. Это был как бы разряд электричества, коснувшийся капилляров в ноздрях.
Обонятельный рефлекс привил мне любовь к метафоре. Я очень ценю в литературе контраст и шутку – когда тебя точно так же вышибает из ровного течения фразы резким шлепком по носопырке. Но не полностью шоковым. Уют тоже должен быть. Та самая лачуга у водопада.
Что ещё я могу рассказать про свой первый год? Мой отец постоянно менял работу. Он работал охранником в магазине игрушек, в казино, на фабрике мебели, в аптеке, объединённой с тиром, и даже зоопарке. И отовсюду он таскал какие-то подарки маме или мне.
Мы жили с родителями моей мамы в небольшой комнате площадью около 8 метров, но с выходом на балкон. Бабушка называла это «лоджия» и постоянно искала повод проникнуть туда, чтобы посмотреть на исчезающий с закатом купол церкви и спешащих к горизонту бегунов, наворачивающих круги по школьному стадиону в надежде проснуться завтра такими же здоровыми, как сегодня. В это время у бабушки сохло бельё, развешанное на верёвках. Этот запах возвращал её в детство.
Но в детство её возвращало не только это. Её возвращал я. За это люди и любят детей. Они служат напоминанием о том времени, когда ты сам был таким. И если мои родители могли испытывать неловкость по поводу того, что я нагадил на бабушкин ковёр, то бабушка оказывалась в игре, в которой раньше она была с другой стороны.
Как часто мы живы обновлением старой ситуации. Как часто!..
Глеб Буланников
