— Мы с вами знаем, что существует врачебная тайна. Гинекологическая, акушерская, бесплодие, ну, тысяча тайн. А школьная тайна?
— Юридически — нет, фактически — да.
— То есть, если я, ученик, вам доверил свою тайну, если я вас люблю, с уважением отношусь, я могу с вами поделиться...
— И вправе рассчитывать, что это не будет достоянием общественности и даже предметом для обсуждения с моими родителями. Да, конечно. Это не означает, что любой родитель говорит: "Так, минуточку, что такое вы обсуждали с моим ребёнком, чего я не знаю?" Конечно, это может вызывать некоторую тревогу родителей, даже какую-то опаску: "Кто вторгается между мной и моим сыном или моей дочерью?"
Именно в этом плане такая тайна может быть лишь результатом высшей степени доверия не только между учеником и учителем, но и между родителем и учеником (сыном или дочерью), и родителем и учителем. Это очень сложные трёхсторонние отношения, в которых родитель должен для себя принять, как и ученик, и учитель, что может быть то, чего мой сын не расскажет мне и о чём не захочет со мной поговорить, но расскажет своему учителю. И учитель должен понимать, что он это делает потому что это часть жизни, так она устроена. И это результат высокого уровня доверия.
Я точно совершенно представляю себе, что, не дай Бог, так или иначе случится, если мой сын не захочет со мной поговорить, я, наверное, буду грустить по этому поводу, но вряд ли настолько, чтобы я переживал. Слава Богу, что он захочет об этом поговорить со своим учителем. Я буду счастлив, что есть такой учитель.
Когда надо вмешаться, тогда надо вмешаться. Если есть возможность вмешаться без тяжких последствий, надо понимать, как это сделать. Я описываю гораздо более обыденную не в смысле уровня, а в смысле частоты ситуацию. Она абсолютно рядовая. Огромное количество вопросов, самых несущественных, самых незначительных, которые ребёнок готов со своим учителем обсуждать и не будет этого делать в силу разных причин, не в смысле недоверия, а в смысле, что родителям не до того и так далее. Причин много, и это вовсе не потому, что я буду рассказывать, что маму папа бьёт или какой-то страх и ужас происходит. Таких в моей профессиональной жизни было случаев... Вообще ни одного, наверное. Вот таких, крайних. Но были ситуации сложные, семейные конфликты, такие были, но их было, я не знаю, один на...
— Но если ученик придёт к вам или ученица и скажет, что папа её употребляет в сексуальном плане.
— Естественно, я пойду говорить. Для меня это будет не просто предметом утешения, это вопиющая ситуация, это уголовное правонарушение, это преступление, конечно, да. В данном случае надо сделать так, чтобы ребёнок, не дай Бог, не пострадал в результате этой ситуации. Повторюсь, я знаю, что это бывает, я знаю, что в ряде случаев или в каких-то регионах такое случается, быть может, чаще, чем хотелось бы, но, простите, это один на тысячу случаев по сравнению с тем, что является реальным предметом желаемого разговора с учителем, и нужного, и важного.
Что называется словом "призвание"? Это же не обязательно учительство. Это во всём, чем бы человек не занимался. Его не просто преданность, преданность — это даже что-то системное, может быть, он завтра передумает и уйдёт в другую сферу, а его искреннее отношение к тому, что он делает.
Проблема, безусловно, существует, она совершенно реальна, и точно к ней возвращаются, и родители на это сетуют, и дети от этого страдают. При этом считать, что твой предмет главный — да, конечно, потому что, если ты так не считаешь, то почему он тобой избран? Случайно? Так случилось по жизни, тебя на него занесло?
Но, опять же, это, скорее, некая метафора, я прекрасно понимаю, что не бывает главных предметов в жизни. Он для тебя главный. И это то, в чём ты... Что тебе интересно, что не может тебя оставить равнодушным. Потому что, если этого не будет, то ты ничего не сделаешь, как учитель. Потому что это не твой предмет иначе.
Если он твой, то он — главный в твоей жизни. Но при этом надо, безусловно, совершенно точно понимать, что существуют ещё и такие же главные и невторостепенные предметы, как поле для выбора, для собственной пробы тому, с кем ты взаимодействуешь в рамках своего предмета, с этим классом или с этим ребёнком.
И я не говорю, что есть какие-то готовые рецепты, но у меня в своё время была идея, к сожалению, пока не реализовавшаяся, но я думаю, что мы в том или ином формате к ней придём, в этой школе или в другой. Это уроки учителям других предметов, иными словами, когда учителя всей школы должны по очереди прийти...
Ко мне, например, на историю придут все, включая преподавателей английского, русского, математики, физики и так далее. Это сейчас. А вторым уроком мы все, включая меня, придём уже на математику. А потом... Может быть, даже с каким-то домашним заданием.
Во-первых, чтобы вспомнить, что когда-то наш мир не был столь узким и профессиональным и что вообще-то существует другая предметная область, которая вновь тебя возвращает в этот масштабный кругозор в той или иной мере. Это полезно.
Во-вторых, для того, чтобы найти повод для тех самых, вовсе не пресловутых, а принципиально важных межпредметных связей, чтобы преодолеть эту жуткую ограниченность сознания ребёнка: здесь у меня история, а там...
Это один из барьеров, который надо преодолевать. Ну, и, наконец, очень важно, когда учитель сам получает оценки. Ну, или хотя бы находится в положении, когда его как-то оценивают. Он перестаёт быть учителем, становится учеником. Это здорово, если учитель об этом забыл, то неплохо бы ему иногда об этом напоминать. Это полезно. Это к вопросу об идее, как можно было бы такую ситуацию попытаться решить.
Я не исключал учительской профессии и вообще учительства для себя. Хотя в качестве такого точного понимания мечты этой не было. Более того, я абсолютно убеждён, что школа не должна ставить перед собой такой конкретно выполнимой задачи, чтобы энное количество процентов, уж, не дай Бог, сто, тем более, знали, что они собираются дальше в жизни делать, к одиннадцатому классу, ни в коем случае.
Потому что школа точно совершенно должна обеспечить ситуацию, в которой стремящиеся к ста процессам учащиеся и выпускники этой школы, девятого или одиннадцатого класса, в зависимости от того, какую жизненную траекторию они выбирают, имели достаточный опыт собственных принятых решений, ошибок...
А вот с родителями — это отдельный разговор, сейчас к ним вернусь. Для того, чтобы к тому моменту, когда им совершать реальный выбор, не ученический, не пробный, тот, не который предложен в определённых условиях, а уже касающийся его жизни и судьбы, он был готов этот выбор совершать. Но то, что вы добавили по поводу родителей, принципиально важно. Потому что, даже если школа вся вложится в это на сто процентов и забудет обо всех прочих своих задачах, то без участия со стороны родителей это невозможно.
Это совместная задача семьи и школы, неважно, как это будет выглядеть, разные формы и механизмы взаимодействия существуют. Так вот, совместная задача по созданию целого ряда условий, в которых ребёнок себя пробует. Пробует на уровне начальной школы в минимальном объёме, что мне больше нравится, пробует в средней школе не только в предмете, но и в каком-то спецкурсе.
— В каждом классе устанавливается камера, и я, директор школы, могу побывать на любом уроке своей школы.
— Только при одном условии — если это решение принимается всем коллективом, как возможное. И эта транспарентность, открытость, прозрачность, некий принцип, как во многих зарубежных школах, в разных, не только европейских, камеры есть во многих кабинетах. Есть значительное, если не подавляющее большинство частных школ российских, там так и есть. Тотальный контроль на всех уровнях, запись звука и видео во время процесса, потому что... понятно, почему. Потому что это — главный критерий качества и контроля на этом уровне.
В более старой форме, если обратите внимание, американские школы, некоторые европейские, некоторые даже азиатские — это открытые стены, застеклённая стена кабинета. Ты проходишь по коридору и видишь, что происходит, чтобы не создавать замкнутого пространства. В русской традиции это проблема, потому что мы к этому не привыкли. Урок — это некоторое таинство всё-таки, и то, что здесь творится. Открытый урок — это другое, и все понимают, что это такое.
И требования к нему другие, я должен всё успеть показать, некое цирковое представление. Понятно, что это живой урок, я не буду на открытом уроке говорить: "Ребят, ну, как мы?.. Ну, что же мы?.."
Этого не будет, потому что в этом элемент шоу будет всегда, и это неплохо, так и должно быть. И они нужны, они стимулируют, они заставляют: "Хорошо, если я могу сделать так, почему я здесь это не использую?" Не в смысле, что каждый урок должен быть таким. Ни в коем случае. Такого не может быть и не должно. Поэтому, если школа готова и учителя искренне, не из серии: "Ну, кто здесь не готов?", а правда соглашаются.
Если действительно в школе учителя не возражают. Вы знаете, этот вопрос я задавал такой группе учителей, где молодые. Они сказали: "Да без проблем!" Камеру? А зачем? Кому я?.. Я был на большом совещании директоров, регулярно у них бываю, обсуждали травматизм на уроках физической культуры.
И директор выступает: "Я во всех кабинетах поставил камеры, и онлайн я наблюдаю всё, что происходит, даже прямо сейчас". Нажимает на кнопку смартфона, показывает: "Вот у меня одна камера, вот вторая..." У неё большой комплекс, пять школ, к примеру. Вот здесь, например, играют в баскетбол (время — семь вечера). Вот здесь ничего нет, закрыто... И то же самое у меня круглосуточно, если мне надо, я смотрю, что происходит, всё это в записи есть.
Физкультура, здоровье, риск, если, не дай Бог, что-то произошло, это может быть в защиту учителя, если он всё сделал, а ребёнок безумный подошёл и ударил или упал. Или, напротив: "Извините, уважаемый, а как у вас такое могло быть? Где вы были в тот момент, когда дети играли с мячом?" К примеру. И там это оправдано.
Очень активно обсуждаются веб-камеры в детских садах, особенно в ясельных группах, где дети особо не могут ничего рассказать. И нередки случаи совсем нехорошего поведения воспитателей. Ну, не дай Бог, нередки — иногда случаются. И это может быть решением. А вот школа — я бы предложил на собственное усмотрение.
И учителя чтобы были не против, и родители, в данном случае не ученики всё-таки, а родители, принимающие решение за детей, да, общее решение, конечно. Повторяю: это абсолютно точно должно быть делегировано на уровне принятия решения школой.
Школа должна сама отвечать за то, что будет дальше. Нет, мы доверяем своим учителям, пусть идёт так, как идёт, потому что мы знаем, что всё равно всё будет хорошо. А на выходе проверят нас тогда по тому, как ребята наши сдают экзамены.
Продолжение следует
