Дожила до понедельника

Ирина Печерникова

Вячеслав Тихонов. По-моему, невозможно писать об актере, которого любит вся страна, уж женская половина — точно. И я, хоть и школьницей была, к ней причислялась. После «ЧП» мы все ходили, скрестив средний и указательный пальцы. В этом фильме наш корабль взяли в плен где-то в японо-тайваньском море. И команду принуждали в чем-то признаться, наверное, в том, что они шпионы. Была какая-то политическая подоплека, но это не важно. А Вячеслав Васильевич играл разбитного остроумного моряка, который ради того, чтобы спасти команду, решил сделать вид, будто продался. И всем своим сказал, что если на допросах он скрещивает пальцы, значит, врет. И скрещенными пальцами он держал сигарету, а один моряк этого не увидел и остался за решеткой. Но остальных Вячеслав Васильевич освободил. Я столько раз смотрела фильм, что до сих пор при всем желании не врать, если вру, то скрещиваю пальцы.

На съемках «Доживем до понедельника» мы как-то перевыполнили план, и на ноябрьские праздники часть группы поехала на Валдай в Дом отдыха. Меня взяли, чтобы я привыкала, чувствовала себя своей. А там озеро, рыбалка. И как-то я постучала в номер к Тихонову, уж не помню что просить:

— Вячеслав Васильевич, к вам можно?

А он стоял на четвереньках, весь номер в удочках, лесках, поплавках, блеснах, — все это разложено на столе, на стульях, на полу. И с совершенно детским выражением лица он сказал:

— Ирочка, посмотрите, какая красота.

Я рассказала об этом Нине Евгеньевне Меньшиковой, жене Станислава Иосифовича Ростоцкого, а она воскликнула:

— Господи, их же вдвоем за границу нельзя отпускать, они привозят какой-нибудь сувенир, а все остальное — для рыбной ловли.

И тогда они часами рыбачили. Мы видели на берегу даже не их, а два плаща с капюшонами. Зато вечером ели разваристую картошку с рыбой и пили водку. В первый раз я, помню, зажалась, но Нина Меньшикова объяснила, что у НИХ такой ритуал.

И еще Тихонов с Ростоцким были страстными спартаковскими болельщиками: в день игры ЦСКА — Спартак съемка проходила молниеносно, чтобы успеть на матч. Меня взяли с собой, наверное, чтобы приручить, так как в хоккее я ничего не понимала. Мы сидели во втором ряду, сразу за хоккеистами. Бог мой, в каких же детей они превращались, как болели! А в перерыве мы ходили пить кофе за кулисы вместе с хоккеистами. Там меня познакомили с Александром Рагулиным. Когда я увидела его во всех доспехах, мне показалось, что я гном. И в зависимости от финала матча у Ростоцкого с Тихоновым был праздник или туча.

Вообще, съемки в «Доживем до понедельника» работой никак не назовешь. Было ощущение семьи, в которой все хотят, чтобы было хорошо. И когда сейчас меня спрашивают, как я работала над ролью, я не знаю, что ответить. Я же не могу сказать, что не работала, а только радовалась.

Однажды Ростоцкий сказал, что надо прорепетировать сцену в классе. Для меня, ученицы МХАТа это означало, что проговорим текст, учтем мизансцены и будем готовы к съемке. Но представьте себе учеников, которым не надо ходить в школу, готовить уроки, которые видят любимых артистов (я не в счет, меня они тогда не знали). Я и не заметила, как Ростоцкий запер дверь в класс, в которую я потом рвалась. Я не то, что провела репетицию, я не могла докричаться до своих учеников, так им было вольготно и хорошо. А когда нас открыли, я распласталась на столе и рыдала. Ростоцкий решил, что этот кадр надо взять в фильм. Так я внесла свою лепту.

Но сначала снимали осеннюю натуру и нашу прогулку с Вячеславом Васильевичем. Мы тогда знакомились, притирались. Он молчаливый, серьезный, сам в себе, но иногда вдруг удивительно шутил, как шампанское. И этим напоминал мне своего героя из «ЧП». А дружиться — значит надо как-то разговаривать. Я, по-моему, кучу глупых вопросов ему задавала. И он очень вежливо, тактично отвечал.

А однажды, перед ноябрьскими праздниками, мы с Тихоновым ехали домой на «Волге», так как студийная машина сломалась, а нам ехать в одну сторону. Он сказал: «Хочешь, я покажу тебе особенную праздничную Москву?» И показал. Ленинские горы, мы там долго стояли. Набережную Кремля. Он знал такие точки, с которых Москва выглядела, как самая нарядная новогодняя елка в детстве.

В конце съемок мы отмечали Славино 40-летие при свечах. Он тоже светился. А потом фильм закрыли. Оказывается, про советскую школу такие картины делать нельзя. Но те, кто закрывал, не знали Ростоцкого. Он ничего не вырезал и не пошел ни на какие компромиссы.

И когда «Доживем до понедельника» все-таки выпустили на экран — я лежала в гипсе, только распечатывала письма, сотни писем. Из них я узнала, что народ нас с Тихоновым поженил. Несмотря на то, что у Вячеслава Васильевича была семья, родилась чудесная дочка Аня, а я вскоре уехала из Советского Союза в свою личную жизнь, все равно я несколько лет оставалась «женой Тихонова». Хотя он для меня всегда был просто очень любимым артистом. На его юбилее в 2003 году я познакомилась с Аней. Она очень много сделала для этого праздника. А после моего выступления, Вячеслав Васильевич сказал мне:

— Ну, зачем ты заставила меня плакать?

Но ведь это прекрасно, если любовь человеческая, несмотря на годы, существует. Первый раз я посмотрела фильм 20 лет спустя, в 1988 году, и то случайно, потому что не могла видеть себя на экране. Мне все хотелось исправить, сделать по-другому. Я ведь театральная актриса и в театре это возможно, а тут сфальшивила или переиграла — уже не исправишь. И вообще, мне мое лицо на экране не нравилось. Телевизора у меня не было, а зачем? Я все время в театре. И вот случай. В течение недели показывали «Доживем до понедельника», «Первую любовь», «Два капитана», «Мартин Иден», «Первые радости» и даже какой-то спектакль. А я как раз свободна. Пошла в магазин и купила черно-белый телевизор. Правда, хотела «Рекорд», но в кредит продавали только махину под названием «Каскад». Как я ни уговаривала до слез, мне вручили это чудовище. Нужную мне неделю он отработал, а все остальное время я его чинила, пока не выбросила. Но, главное, я увидела фильм, к которому у меня к тому времени было очень сложное отношение. С одной стороны обида — ведь снялась, наверное, в двадцати с лишним картинах и столько же сыграла в театре, а все: «Печерникова из «Доживем до понедельника». А с другой стороны, я чувствовала любовь зрителей именно из-за «Доживем до понедельника».

И увидев фильм, я многое поняла. И за что его любят, и что он для меня судьбоносный. И что он добрый, глубокий, смелый для того времени (и не только для того). Так что Ростоцкий с его безумной энергией, синими искрящимися глазами, волей и талантом оказался для меня тоже судьбоносным.

***

Сейчас я абсолютно уверена, что если чего-то очень-очень хочешь, это сбывается. Так умеют хотеть дети — всем своим существом. Со взрослыми сложнее: у них заботы, обязанности, планы, тревоги, страхи и, наверное, много лишней суеты. А дети открыты, доверчивы, бесстрашны и, что характерно, верят в чудеса. И что еще более характерно, эти чудеса сбываются.

Я очень-очень хотела, чтобы мама с папой были всегда, чтобы не было атомной войны, и чтобы я скорее стала взрослой. Тогда я была совсем маленькой.

А потом появились заветные и очень тайные желания:

1. Волшебная палочка, чтобы превращать и превращаться;

2. Ковер-самолет, чтобы везде побывать и все увидеть;

3. Благородный, таинственный корсар, который наказывал бы жестоких и плохих и спасал от смерти добрых и справедливых. Наверное, я мечтала и о том, чтобы он спас меня, ну, конечно, если буду доброй и хорошей.

Ну, вот, получился почти план к сочинению «Ваше представление о счастье». Я, конечно, понимаю, что «счастье — это когда тебя понимают», но все-таки, когда мечта сбывается, это тоже счастье.

Начну по порядку. «Превращать и превращаться» — это, наверное, стать актрисой. Путь созревания был долгим, но в результате я оказалась в драмкружке Дома пионеров и там произошло самое главное — Встреча, которая изменила меня, все вокруг и мою дальнейшую жизнь.

Мы с подружкой пришли и прочитали стихотворение. Нас приняли, но в младшую группу, потому что руководитель кружка Екатерина Алексеевна Соколова очень серьезно относилась к своему делу, она считала, что это театр. В старшей группе у нее были воспитанники, которые уже многие годы были с ней. И я, четырнадцатилетняя, оказалась среди ребят, которым по 8—9 лет. И целый год играла насекомых и баб-ег.

На Новый год мы показывали спектакль в кинотеатре «Ударник». И я в образе бабы-яги говорила: «Гори, гори, зарево, варись, варись, варево!» Потом играла колдунью в «Коте в сапогах» и Лизу в «Горе от ума».

Екатерина Алексеевна — ученица Мейерхольда, бывшая актриса (она даже репетировала в «Лесе», когда болела Райх), беззаветно любившая МХАТ и его студии, а потом так же беззаветно полюбившая нас, драмкружковцев. Это был целый мир, который она сотворила для детей. Дети вырастали, но все равно возвращались в кружок: старшему драмкружковцу Боре было под тридцать, Юра с Таней поженились… Екатерины Алексеевны давно нет, но она успела вложить в нас любовь, уважением и большое чувство ответственности к профессии актера. Это было время удивительных открытий. Например, я думала, что быть актрисой — это играть интересные роли, носить шикарные костюмы, сниматься в кино, быть известной, разъезжать по всему свету. Совсем нет. Оказывается, быть актрисой — это посвятить свою жизнь театру. Так она говорила. Роль надо не сыграть, а прожить, то есть вложить что-то свое, выстраданное. Только тогда в других душах может что-то откликнуться, измениться.

Однажды Екатерина Алексеевна оставила меня после занятий и дала том Островского с закладкой. Книга была зеленая, а закладка белая. Оказалось, что девочка в старшей группе, где репетировали «Шутники», влюбилась и стала прогуливать репетиции, срывала прогоны. Начался мой срочный ввод в спектакль (с тех пор срочные вводы преследовали меня всю жизнь). И с температурой 39, потому что накануне простудилась, я сыграла премьеру.

Родителей не было, они уехали в командировку в Индию, на спектакле были тетя Шура, которая жила с нами, и моя сестра Галина. Они плакали и улыбались. Все плакали. Екатерина Алексеевна подошла ко мне после спектакля, поцеловала и благословила на актерство. Причем именно во МХАТ. Я понятия не имела, что поступают сразу во все театральные училища. Пошла только в школу-студию.