Если ночью вы вздрагиваете от рыка льва, а с первыми лучами солнца просыпаетесь от пения петухов, значит вы живете в отеле Dan Panorama Haifa.
Гора Кармель доминирует над Хайфой, «северной столицей» Израиля.
А на макушке горы возвышаются две одинаковые 20-этажные свечки, одна из которых вместила в себя элитное жилье, а вторая – упомянутый выше отель.
«Свечки» видны отовсюду
Через дорогу расположен хайфский ЦПКиО – небольшой детский парк развлечений, плавно переходящий в зоосад. Оттуда-то и раздаются неожиданные для крупного города звуки, позволяющие смотреть сны о собственном участии в сафари, а под утро – о безмятежной сельской пасторали, под звонкие рулады горластых петухов.
Зоопарк извилистыми террасами, укреплёнными каменными брусками, карабкается по склону глубокой расселины. Этот серпантин придает ему живописность и некую загадочность.
Даже с помощью выданной вместе с билетом схемы, блуждая по наклонным асфальтированным дорожкам и взбираясь по перпендикулярам мощных каменных ступеней, любуясь по пути изящными водопадами и яркими сполохами бугенвиллей, найти вольеры с тиграми-альбиносами нам удалось далеко не сразу.
Зато в ходе расспросов познакомились с русскоязычным «завхозом», как он себя назвал, кормившим белым хлебом петухов, видимо, тех самых, предутренних.
Он оказался бывшим боксёром, более того, тренером узбекской сборной по боксу. Откусывая большие куски от батона, предназначенного петухам, он с ходу рассказал, что дочь у него в Нью-Йорке, прекрасно устроена, работает врачом и имеет просторное жилье на Манхэттене.
По словам экс-боксёра, белые тигры, как и многие обитатели Хайфы, «русскоязычные», приехали из России. Напоследок он сориентировал нас, как добраться до производителей ночных рыков.
Они оказались почти на дне расселины, там, где зоосад переходил в природный ботанический сад.
По пути задержались у огромного вольера для большой семьи обезьян-бабуинов, наблюдая за их весьма насыщенной и неспокойной жизнью. Устроители не только снабдили вольер водоёмом, искусственной рекой с водопадами, но и устроили им изысканную кормёжку: на ветки кустов наподобие шашлыка были нанизаны вперемешку различные фрукты и овощи, так что человекообразные могли выбирать, чем именно в данный момент им хотелось бы полакомиться.
Возвращаясь назад, мы присели напротив застекленного вольера с большими белыми какаду. Подошла одетая в фирменную майку зоопарка очаровательная девчушка с вьющимися, падающими на плечи золотистыми волосами.
Тут же из глубин вольера на прилегающую к стеклу сетку взлетел попугай с задорным желтым хохолком. Девочка запела «шо-лом-алейхем», ритмично хлопая в ладоши. Попугай, не отрывая лапок от сетки, стал в такт пританцовывать, двигая шеей и поднимая хохолок.
Попугай танцует для друга
Мы познакомились. «Златовласка» оказалась 10-летним мальчиком Эйтамом, увлеченным уходом за животными, особенно птицами. Узнав, что мы из Москвы, он даже спел первую строчку «Катюши» на русском, правда, дальше продолжил уже на иврите. Отец его из России, но его родного языка сын не знает, в отличие от английского, которым владеет свободно.
Попрощавшись, он убежал к другим клеткам, а я решил повторить номер с попугаем. Встал у угла застекленного вольера, на то же место, что и Эйтам, и прихлопывая в ладоши, стал напевать тот же мотив. Какаду начал было пританцовывать, но затем, что-то заподозрив, заглянул через боковое стекло и увидел вовсе не то, что хотел.
Раздался сколь пронзительный, столь и мерзкий крик.
Неудачная попытка повтора…
Поняв, что концерт окончен, я сел обратно на лавку. И тут же, откуда-то из недр зоосада, примчался наш ангелоподобный знакомец и с озабоченностью спросил: «Он кричал?» – «Да, – ответил я и с невинным видом добавил: – Должно быть, соскучился»...
Характерная деталь. Зоопарк носит имя Луи Ариеля Гольдшмидта. Семья Гольдшмидтов выделила средства для коренной перестройки основанного в начале 50-х зоосада, оговорив право назвать его именем их трагически погибшего 18-летнего сына. Не меньшие, если не большие средства они выделили для создания величественной, почти полукилометровой белокаменной эспланады на верху горы Кармель.
С этой широкой прогулочной аллеи открывается роскошный вид на уходящий вниз город и то, что именуется «морскими просторами». Широкий проспект (официально – Променад Луи) украшен небольшим амфитеатром, искусственным водоемом и изящным мемориальным памятником тому же Луи Гольдшмидту.
Средства на создание популярнейшего в городе мини-проспекта были также выделены родителями сына, ставшего жертвой автокатастрофы.
Вид на город с Променада Луи
В городе есть множество других строений – балюстрад, каменных павильонов, смотровых площадок, зданий наконец, носящих имя тех, кто на свои деньги решил увековечить память кого-то из близких с пользой для города и его жителей.
У входа в примыкающий к зоосаду хайфский ЦПКиО стоит множество деревянных скамеек, выкрашенных в коричневый цвет, с табличками, сообщающими, кто и о ком хранит память. Каждый установивший табличку внес определенный вклад в благоустройство города. (Кстати, отчего-то никому из молодых людей не приходит в голову забираться на спинку скамейки и ставить ноги на сиденье).
Даже разбитая здесь же клумба оказывается посвященной родителями своему сыну.
В Хайфе немало «именных» музеев, созданных на базе подаренных или завещанных городу собраний собственных работ. Таков дом-музей крупного художника Мане Каца, выходца с Украины, хорошо известного и в Старом и в Новом свете.
Уроженец Кременчуга, он был учеником Мстислава Добужинского. До революции участвовал в выставке «Мир искусства». Входил в объединения художников-авангардистов. Работал в европейских странах и Нью-Йорке.
Мане Кац. Автопортрет
Кац дружил с Сутином, а его карандашный портрет, который выставлен в Музее современного искусства Хайфы, выполнен Пабло Пикассо.
Творчество Каца было оценено золотой медалью Всемирной выставки в Париже 1937 года.
Мане Кац. «Музыканты»
Последние годы жизни (он скончался в 1962 году) художник жил и работал попеременно в Париже и Хайфе. Здесь у него была мастерская, которая после передачи городу, согласно завещанию, его живописных работ стала солидным музеем.
В музее Мане Каца
Собрание своих работ презентовала горожанам и скульптор Урсула Малбин. Так родился единственный в мире парк скульптур, созданных женщиной. Ворота в него гостеприимно открыты, излучающие жизнелюбие и оптимизм фигуры мужчин и женщин стоят прямо в траве.
Малбин родилась в Германии в 1917 году в семье медиков. С приходом к власти фашистов и государственным антисемитизмом вынужденно бежала заграницу – без денег и документов. Сумела обосноваться в Швейцарии, где освоила скульптуру. При этом предпочитала работать без натурщиков, используя собственное воображение.
Свои работы она щедро дарила общественным паркам, школам, больницам.
Переехав в Израиль в конце 60-х, она презентовала городу Хайфа авторские копии всех своих работ.
Отметим, что вначале предложение было адресовано Тель-Авиву и Иерусалиму. Но власти этих городов не рискнули принять дар, предполагающий его публичную демонстрацию. Религия не приветствует скульптурные изображения человека.
Однако «продвинутая» Хайфа предложение Малбин приняла, и теперь располагает прекрасным парком, украшенным изящными изваяниями.
Парк скульптур Урсулы Малбин
В парке скульптур царит покой и умиротворенность, что, собственно и преследовала Малбин, назвав это место «Площадкой мира». Хотя многие называют его более определённо: «Парк скульптур Урсулы Малбин».
Фамилия человека, обогатившего музейную палитру Хайфы уникальным собранием предметов японского искусства, значится в его названии, – Тикотин. Крупнейший арт-дилер первой половины минувшего века, специализировавшийся на японском искусстве, Феликс Тикотин еще при жизни, в конце 50-х годов, передал практически всю свою коллекцию городу.
Феликс Тикотин
Простой его судьбу не назовёшь. Родился он в 1893 году в Германии, в городе Глогау.
Предки его перебрались сюда в обозе отступавшего наполеоновского войска из городка, расположенного на границе России и Польши – граница исчезнет лишь спустя три года, когда Королевство Польское войдёт в состав Российской империи.
Случайно или нет, но семейная фамилия практически совпадала с названием польского городка, именовавшегося Тикочин.
Ещё в юношеские годы увлёкся искусством, намереваясь стать художником. Понемногу, по мере возможности уже в старших классах гимназии стал собирать предметы искусства. Чуть отклонившись от первоначальных планов, поступил в прославленную Дрезденскую школу, получив профессию архитектора.
Работу он стал сочетать с арт-дилерством, причём сконцентрировался на искусстве Японии. Побывав несколько раз в Стране восходящего солнца с помощью транссибирского экспресса, он подпал под абсолютное влияние японской культуры. В результате стал признанным авторитетом в японистике и крупнейшим коллекционером японских арт-объектов.
При этом он старался поделиться своей любовью к культуре этой страны с возможно большим числом людей, раз за разом устраивая выставки своих сокровищ. Открыл он и собственную постоянную экспозицию – галерею в Берлине. Первая выставка в ней в 1927 году носила завлекательное название «Ангелы и демоны».
Впоследствии Тикотин организовывал выставки японского искусства в музеях многих городов Европы. В 1932 году, после окончания работы очередной выставки (на сей раз в Копенгагене) он, по совету сведущих друзей, решил не возвращать экспонаты, как прежде, в Германию, а отправить их подальше от набиравшего силы фашизма – в Голландию.
Вскоре и сам он ощутил, что лучше перебраться туда вслед за коллекцией – пока есть возможность выезда. Живя в Амстердаме, а затем в Гааге, он продолжал своё японское культуртрегерство. Совершал очередные вояжи в Японию, привозя не только новые интересные экспонаты, но и иногда специалистов, умеющих их консервировать и реставрировать для новых экспозиций.
Всё рухнуло с захватом немцами Голландии. Коллекция пропала, а семейство Тикотиных уцелело лишь благодаря самоотверженному покровительству голландских подпольщиков-антифашистов.
Дело всей жизни оказалось утраченным. Однако Тикотин не опустил руки и после окончания войны стал потихоньку создавать новую коллекцию.
Провидение в облике голландских полицейских возблагодарило его за поразительное упорство: пригласившие его униформированные представители голландских властей предложили опознать предметы японской культуры, которые предназначались для аукциона.
Восторг Тикотина можно было сравнить лишь с его признательностью проницательным стражам закона. За небольшими потерями вся огромная коллекция вернулась к владельцу.
В коллекции Тикотина немало старинных гравюр
Ещё больше обогащённая, она была передана гражданам Хайфы во второй половине 50-х. Будучи в тот момент гражданином Швейцарии, он приезжал сюда навестить дочь. Но Хайфа, с необузданной энергией утверждающая себя как промышленная столица Израиля, произвела на него столь сильное впечатление, что именно ее жителям он решил безвозмездно передать свои богатства. Впоследствии и сам переехал в Израиль.
При поддержке мэра города Аба Хуши в 1960 году открылся музей, экспозицией которого мы сейчас и восхищаемся. Ведь один подвижник сумел собрать семь тысяч ценнейших предметов искусства и культуры страны, находящейся за тридевять земель, к тому же не шибко тогда жаловавшей иноземцев…
Коллекция самурайских мечей, картины начина с XVI века, работы великого Хокусая, традиционные одеяния, расписные ширмы, лаковые миниатюры, столь любимые россиянами мини-фигурки нэцкэ (кто не видел фильм «Каникулы Кроша»?), скульптуры, множество графических работ, гравюры, каллиграфия, старинные монеты, предметы быта.
Коллекция самурайских мечей катана и вакидзаси
Есть место и современному авангарду.
Отметим, что, хотя Феликс Тикотин завершил свой жизненный путь в 1986 году в солидном 93-летнем возрасте, экспозиция единственного на всём Ближнем Востоке японского музея пополняется: поступают дары от меценатов, причём не только из Японии.
Нашлось место и для японского авангарда
Расширяется и само здание, прирастая флигелями и новыми помещениями. Помимо экспозиционных, теперь есть зал на двести мест для семинаров и кинопросмотров, занятий боевыми искусствами, уроков каллиграфии, оригами и даже для обучения авангардным танцам буто.
Есть и небольшой ресторанчик, и сувенирная лавка, которую мы не миновали.
Материальная память о японском музее и киоске сувениров
Многие занятия, например, по обучению игре на немыслимо громких японских барабанах, предпочитают проводить на открытом воздухе – дабы шумом не беспокоить погружённых в созерцание посетителей удивительного музея.
Сейчас занятий нет. Тихо. И, выйдя из музея, вы по пандусу спускаетесь в настоящий японский сад, окруженный высоким зеленым бамбуком. По дорожкам и мостикам хорошо неторопливо пройтись, рассуждая о неоценимом вкладе этого человека в сближение культур столь далёких народов.
Вход и выход – сквозь бамбуковую рощу
Узнавание культуры другого народа ведь ведёт к взаимоуважению, снижает градус всеобщей мировой напряжённости, подозрительности, неприязни на почве непонимания.
Не так ли?
Владимир Житомирский
