Улучив момент, Каткова пересела к Ледневу и Мэри. Михаил пригляделся к ее зрачкам. Вроде, нормальные. Но Лариса не оставила без внимания его пристальный взгляд.
- Верить надо людям, - сказала она. – Я снова подсяду на иглу только в одном случае. Если мне будет очень плохо.
Кажется, она хотела сказать «если меня никто не будет любить».
Михаил забыл, что Мэри ждет перевода. Американка открыла сумочку, достала помаду, подкрасила губы. Сделала вид, что не намерена чувствовать себя лишней, и сейчас уйдет.
Леднев понял свою оплошность.
- Лариса считает, что обязана тебе свободой.
Американка рассмеялась:
- Не надо врать, Майк. Она даже не подумала это сказать. Знаешь, что у нее сейчас на уме? Как бы испытать, чувствует ли она еще мужчину. Других мыслей у нее нет. Она продолжает сознавать себя женщиной. В этом ее трагедия.
Михаил рассмеялся:
- Ну, уж, трагедия. К чему такие слова? Драма.
- Майк, ты чего-то не понимаешь. Она ничего не чувствует. Для женщины это трагедия. Пригласи ее потанцевать
В ресторане играла музыка. Мелодия была медленной, но музыка играла громко. По-другому в наших ресторанах почему-то не бывает.
Леднев и Лариса вошли в круг. Девушка поставила ногу между ног Михаила. Это движение было вбито у нее в рефлекс. Правую руку она положила не на плечо, а обхватила ею шею Леднева.
- Что ты чувствуешь? – спросил Михаил.
- Понимаешь, - она перешла на «ты», - я еще там. А все, что здесь, это как сон. Не могу поверить.
Мэри пересела к журналистам. Они что-то обсуждали, кажется, готовились уйти, подозвали официантку. Леднев украдкой взглянул на часы. Ресторан должен скоро закрыться
- Сколько осталось? – спросила Лариса.
- Две минуты.
- Я сегодня не смогу уснуть, - сказала девушка. – Может, посидим, поболтаем?
Тело у Катковой было жаркое, щеки горели, глаза стали пьяными, хотя она только пригубила джин-тоник. Конечно, ей хочется праздника, прямо сейчас. И, конечно, в ней есть магнит. Красота – страшная сила. А красота порока – еще страшней. Вот этого он, Леднев, как раз и не должен сейчас забывать. Ее развлечение – это его преступление. Она его втягивает, а значит, роняет, равняет с собой.
- Хочешь отблагодарить меня? – спросил Михаил, четко сознавая, что говорит гадость.
Лариса отстранилась от него.
– Тебе кажется, я другая? Так и другие считали. А я такая же и даже выше. По крайней мере, выше ментов. Ты что-то не то подумал. Я не хочу быть одна, потому что всего боюсь. В этом городе менты могут устроить все, что угодно. Я почувствую себя в безопасности только завтра, когда за мной прилетит отец.
- Он действительно летчик? – спросил Леднев.
Каткова на секунду задумалась.
- Сейчас он работает техником. Обслуживает самолеты.
Все ясно. Отец никогда и не был летчиком. Может, он и не техник вовсе. И авторитет «Штык» бил когда-то жену Ларису, скорее всего, не по причине своей злобности. Повод для того давала. Но это сейчас уже не так важно.
Важно, что женщине, которая переступила закон и отбыла срок, верить нельзя. А значит, Корешков, возможно, не так уж не прав. Ну и что из этого следует? Каткова освобождена зря?
- Все не так, как ты думаешь, - неожиданно сказала Каткова. – Я лучше.
- Конечно, с усмешкой согласился Михаил. – И любовную записку Мэри не ты написала.
Лариса несколько секунд смотрела на него вытаращенными глазами. Потом заливисто рассмеялась, будто он сказал ей что-то очень забавное.
- Ревнуешь, что ли? А еще психолог называешься. Ха-ха-ха!
