20 декабря, пятница. Постепенно выясняются подробности гениального хода Путина с Ходорковским. Было два письма, написанных гордым олигархом еще в ноябре. Видимо, была проведена работа по дипломатическим каналам. Из колонии Ходорковского перевезли в Санкт-Петербург и оттуда на частном самолете в Берлин. Ходорковский остановился чуть ли не в тех же апартаментах, в которых останавливался перед своим арестом. В прессе есть сведения, что вернуться в Россию Ходорковский пока не может — на нем висит по суду огромный многомиллионный долг. Операция с «вывозом» Ходорковского мне напомнила другие времена и другого персонажа — вывоз за границу Собчака тоже вертолет, тоже частный самолет. По знакомой схеме.
Утром снял с полки возле кровати книжечку Сергея Чудакова, которую мне подарили пару месяцев назад. Мы всегда думали, что он только острослов, уличный философ, эрудит. Это он мне сказал в свое время, когда я обратил внимание на его поразительные знания: «Эрудитом может стать каждый, кто два года проведет в Ленинской библиотеке». Но какие еще у Сережи были прекрасные стихи, какой прекрасный был поэт! Стихов цитировать не стану. Но ведь недаром Бродский написал на его смерть…
В книжке, составленной почитателями после его смерти, есть и довольно большая статья Анатолия Брусиловского. Один штрих личности этого свободного как ветер знаменитого артиста. Говорю об этом, потому что с Сережей был знаком. А цитату привожу, потому что после исчезновения Сергея ничего подобного, что было раньше в «Новом мире» у одного из нижеприведенных авторов, я не встречал, ничего подобного не было и в разговорах. Была у меня одна встреча, ждал остроумия и возвышенного, все было, как обычно.
Сергей Чудаков
Брусиловский рассказывает о рукописи Чудакова с описанием московских деревьев, их истории.
«И весь этот пестрый материал, этот цветник эрудиции и остроумия был предельно логично “склёпан”! Надо добавить, что рассказ ведется от первого лица — и это лицо женского рода! Очевидно, что Чудаков заранее намечал продать рукопись какой-нибудь литературной даме, которая без зазрения совести тиснула бы ее в журнале под своей фамилией. Были такие две официальные литературные дамы-критикессы — Вера Шитова и Инна Соловьева, сделавшие литературные имена на бедном Сереже. Рукопись эту он тут же забыл у меня и никогда о ней не вспоминал. Я с удовольствием присовокупил ее к обширной своей коллекции раритетов, рукописей и автографов».
Уже два дня не принимаю никаких лекарств, и опять болят кисть правой руки, плечо и правое бедро. Но, как говорится, не было счастья, так несчастье помогло. С самого утра сидел за компьютером, что-то чистил, что-то дошивал и часам к девяти закончил все.
21 декабря, суббота. Накануне вечером опять читал книгу Мотрошиловой, много трудных мест, сознаю свою философскую неподкованность, но тянет, будто мед. Редкая книга, за которой не только чужая судьба, но и твоя: огромный пласт разнообразных знаний. Встал с постели, включил радио: здесь две утренних новости — Ходорковский уже в Германии, встретился с сыном Борисом, и вторая — президент Обама решил ехать в Сочи. Ходорковский подал ему сигнал. Что же теперь будут делать президенты Германии и Литвы, которые, как лучшие ученики, сославшись на права человека, которые у нас соблюдаются не так, как у них, уже отказались в Сочи ехать?
Вечером у меня гости — очень небольшое количество — подготовка идет с утра. Стол, посуда, какая-то чистота. Приехавший недавно Гафурбек будет варить плов. С. П., возвращаясь с экзамена, купил в «Ашане» банку традиционного оливье, селедку под шубой и торт. Многое, в том числе выпивка и морс для запивки, было куплено еще в прошлое воскресенье.
Торт был чудесный, гости нанесли замечательные подарки, получать которые мне всегда неловко. Леня Колпаков купил прекрасную косметичку с флаконом «Кензо», Владислав Александрович — роскошную парадную чашку для чая. Передаривать не стану, буду пить сам. Я человек памяти и ценю подобные вещи. Был еще мой сосед, тоже вдовец, как и я, Мих. Мих. Бжезовский. Он врач и всегда прибегает из соседнего дома, когда мне бывает плохо. Мих. Мих. тоже пришел с подарком — и шампанское, и книги. Последним на час прилетел Егор Анашкин — он сейчас монтирует чуть ли не четырнадцатый свой фильм. Егор привез какой-то потрясающий по вкусу торт в красивой праздничной коробке. Судя по коробке и качеству, торт куплен в очень престижном магазине и, наверное, стоит дорого. В компании четыре доктора наук.
Собрались в пять, а к десяти все уже разошлись. Поговорили как-то хорошо и возвышенно, много доброго было сказано и мне. Я люблю своих друзей, жалко не было Левы Сковрцова и Юры Апенченко, но обоих даже поднимать с места страшно. Все мы уже очень старые люди.
Спал плохо, хотя выпил, наверное, вина не больше бокала. Как обычно, заснул при включенном телевизоре.
Орхидеи, которые я развел из подаренного Катей Писаревой цветка и которые обычно расцветают к восемнадцатому декабря, в этом году не зацвели. Зато звонила Катя — она теперь на курсах сценаристов при «Мосфильме». Я давно уже заметил, что ребята, окончив Институт, очень боятся начинать самостоятельную жизнь и, как правило, делая себе паузу, опять идут куда-нибудь учиться.
23 декабря, понедельник. Так и не могу понять, лучше мне или нет, опухоль с правой руки не спадает, а иногда вдруг начинает болеть или бедро, или плечо. Но жить и писать надо. Поехал утром на трамвае в банк. Накануне звонил Алексей Козлов, книга Дневников за 2007 год готова и завтра ее привезут в Институт, надо расплачиваться. К сожалению, всех просимых денег мне не дали — выдают только по 15 000 рублей, а мне, чтобы расплатиться с Алексеем и заплатить за поездку на море, снова в Гоа, нужно тысяч на семьдесят больше. Я немножко испугался ограничению — все мы сейчас начали бояться падения курса или закрытия банков. Сегодня объявили о закрытии банков «Рублевский» — так ему и надо, как и всей Рублевке, и банка «Аскольд». Еще раньше были закрыты два «Мастер-Банка» и «Пушкино» — на выплату застрахованных вкладов потребуются огромные деньги; сколько обездоленных людей сейчас страдает, у многих это последние сбережения — «подушка безопасности», как любит говорить президент. Но одно дело заниматься подушкой безопасности, собираемой бюджетом, другое — тощая подушечка, «думка», которую собрали из пенсии и «гробовых».
Практически все утро что-то читал, работал, но около часа вышел на кухню поесть и включил телевизор — в Кремле, в Георгиевском зале идет Госсовет. Тема — майские указы президента. От телевизора уже не отходил. Путин, видимо, уже свою речь сказал, и тем интереснее были «прения». Наиболее значительным было выступление новой главы Счетной палаты. Здесь, правда, была многоходовка. Голикова не то чтобы сказала, что Степашин считал эти годы неправильно — считал, как заказывали, но показала, что почти по всем основным параметрам государственная машина работает плохо. Людей малоподготовленных к экономическим дефинициям должны были хотя бы поразить цифры неосвоенных денег, отпущенных на переселение живущих в ветхих и аварийных домах. Это — миллиарды, и в стране, где любой начальник пищит о недостаточном финансировании.
Под вечер взял парня, который сейчас у меня убирается и занимается квартирой, Гафурбека, и пошли в «Ашан». Я все-таки решил «отплатить» моим студентам за подаренный ими чернильный прибор — купил в «Ашане» четыре торта и пачку чая. Завтра Миша Тяжев принесет стаканы и ложки с пластиковыми тарелками — устрою в перерыве семинара чаепитие. Тем более что заканчивается и семестр.
Вечером с Украины звонил мой старый товарищ Игорь Лавров, который в армии у меня был сержантом, командиром отделения. Естественно, поздравления с днем рождения, но начал Игорь с программного заявления, будто специально для этого звонил. Ни одному слову не верь тому, что говорит ваше телевидение. Все, что сейчас происходит в Киеве, — это вздох народа. Все прогнило, коррумпировано все — милиция, власть, промышленность, все подчинено одной семье. Стремление уйти в Европу связано главным образом с одним — может быть, Европа положит конец бесчинству.
24 декабря, вторник. На обсуждение сегодня поставили рассказы Володи Артамонова и Ильи Вершинина. Одному надо уходить из поля и влияния быстрого письма журнализма, другому чуть поубавить свою необузданную социальную фантазию и языковое творчество. У Володи рассказ «Попутчица». Здесь — встреча молодого, устроенного в жизни парня и нимфетки, изображающей из себя оторву. Зная настроенность семинара к почти чужаку Володе, я заранее пометил все его удачные пассажи. Он пишет достаточно объемно, но ребята готовы считаться только с недостатками. Увидеть в товарище лучшее — это всегда сложно. Илья Вершинин изобразил провинциальную редакцию во всем блеске провинциального важничанья. Как обычно, опросил всех, а дальше попили чаю; волнуюсь, как у моих бедолаг пойдет сессия.
Леша Козлов еще вчера привез тираж Дневника за 2007 год. Как всегда, после долгих проб, сделал хорошо. Никого мне так, как себя, читать не хочется. Ну, это естественно, жизнь как бы повторяется. Этот выпуск моего многотомного романа о себе трагичен и поэтому интересен. Сразу же надписал том Леве, Табачковой, Надежде Васильевне. Сразу же из тиража 12 пачек оставил для Василия Николаевича. Вася сказал, что Дневники и другие мои книги потихонечку расходятся: то один магазин закажет, то кто-нибудь через Интернет. И интерес публики к книге поднимается, и интерес к Дневникам через упоминания о них в прессе и через устную молву — я ведь не пользуюсь пиар-акциями издательств, но много книг дарю. Слава дороже денег. Тут же мы погрузили в машину весь оставшийся тираж.
Приехал домой и, поев, по привычке принялся перебирать каналы. Целился на что-нибудь политическое, но на «Культуре» наткнулся на старую передачу Филиппенко, беседующего с корреспонденткой Райкиной, и оторваться уже не мог. Оба были прекрасны, тут я вспомнил других наших театроведок, так неискусно пропагандирующих в первую очередь себя. Вспомнил, как побеседовав с одной моей и ее театральной знакомой, Доронина отказалась от телевизионной записи.
Телевизионные новости разразились сенсацией. Королева Елизавета посмертно помиловала математика Алана Тьюринга, прославившегося в годы Второй мировой войны как один из взломщиков кодов немецкой шифровальной машины «Энигма», но осужденного за гомосексуализм. Последняя фраза и далее принадлежат Интернету. Выписываю весь этот кошмар. «В 1952 году суд обязал Тьюринга пройти гормональную терапию, подавляющую сексуальное влечение. В июне 1954 года в возрасте 41 года Тьюринг был найден мертвым со следами отравления цианистым калием. Следствие пришло к выводу, что причиной смерти стало самоубийство, однако друзья и биографы ученого считают, что он погиб в результате несчастного случая. Отметим, что сексуальные контакты между мужчинами оставались уголовным преступлением в Англии и Уэльсе до 1967 года». Наше телевидение сказало, что вклад Тьюринга в победу был не меньший, чем вклад Черчилля.