Одна из главных премьер открывшегося на прошлой неделе Московского кинофестиваля — якутская притча "Царь-птица" Эдуарда Новикова. Воспользовавшись случаем, "Огонек" присмотрелся к феномену якутского кино и сверился с режиссером, правильно ли мы его понимаем
40-й ММКФ, начавшийся на прошлой неделе, по юбилейным меркам проходит скромно. Рокировка, спровоцированная летним чемпионатом мира по футболу (из-за него московский кинофестиваль, традиционно проходящий летом, передвинули на весну), не позволила организаторам предъявить все козыри зрителю. К тому же давно не секрет: российские режиссеры частенько приберегают свои фильмы для "Кинотавра", а главные мировые премьеры весной традиционно ждут в Канне, поэтому со стороны даже юбилейный московский смотр может показаться и вовсе событием местечковым.
Впрочем, с этими расхожими взглядами организаторы не согласны. На самом деле, подчеркивают они, программа ММКФ весьма насыщенна и соответствует всем "ГОСТам" современного европейского фестиваля. В секции "Эйфория сопротивления", например, собраны фильмы о героях, для которых ощущение внутренней свободы намного важнее любого комфорта. Да и с политкорректностью все в порядке: скажем, англоязычная пресса критикует грядущий (он начнется 5 мая) Каннский кинофестиваль за фокус на режиссерах-мужчинах, а в Москве представляют отдельную программу "Время женщин". Мало того, в основной конкурс попали два интересных фильма, в которых постановщики-женщины оригинально интерпретируют драматургию Шекспира,— "Офелия" и "Ричард спускается в ад".
А вот во внеконкурсных программах ММКФ угадывается стратегия, когда-то прославившая международный кинофестиваль в Торонто. В далеком 1976-м, напомним, везти свои фильмы в Канаду никто не хотел: Голливуд брезговал провинциальным соседом, а европейцы предпочитали вариться в собственном соку. Тогда организаторы смотра решили стать "фестивалем фестивалей" и стали брать на радость местным зрителям фильмы, уже показанные в Берлине, Венеции, Канне. В последние годы заметно, что и ММКФ идет тем же путем.
В московских программах можно найти и фильмы с американского независимого фестиваля Sundance, и самые провокационные хиты последнего Берлинале. Никакой идеологической цензуры! "Наследницы" — лесби-драма из Латинской Америки. В "Профиле" Тимура Бекмамбетова английская журналистка влюбляется в террориста. Польское "Лицо" — фильм о сложных отношениях человека и бога. "Утейа, 22 июля" — страшная хроника бойни, устроенной Брейвиком в Норвегии. Румынская "Недотрога" — исследование сексуальности и чувственности на уровне, доступном лишь самым свободным людям. Ну а немецкий учебник по философии "Моего брата зовут Роберт, и он идиот" и вовсе содержит сцены, которые представителям консервативных взглядов лучше не видеть. И все это показывают в Москве — прямо сейчас.
А еще ММКФ наконец-то заметил якутское кино, ставшее с недавнего времени феноменом мирового значения, которым интересуются и Берлин, и Пусан, и Торонто. Один из самых важных и сильных фильмов открывшегося ММКФ — якутская притча "Царь-птица", в которой каждый зритель увидит что-то свое: кто-то — семейную драму, кто-то — религиозное действо, а кто-то — политический комментарий. Кинематограф Республики Саха — самого большого субъекта Российской Федерации — в последние годы у всех на слуху, что не мешает ему оставаться великой загадкой, причем как географической, так и кинематографической. С одной стороны, и правда нелегко объяснить, каким образом фильмы, созданные в Якутии, все чаще просачиваются в прокат в других регионах России. С другой — то, как мы трактуем эти фильмы, зачастую удивляет и самих авторов.
Фильм "Царь-птица", в принципе, вполне может ожидать та же участь. Вот канва: старик и старуха тихо доживают свои дни посреди снежного океана. Но однажды на их дворе появляется орел — священная птица, которой не должно быть в этих краях зимой. Маленький сбой в круговороте жизни старики принимают за небесную кару и задумываются, какую жертву и за какие грехи нужно им принести, чтобы пернатый бог их простил. События происходят в 1930-е годы, поэтому в кадр то и дело заглядывают молодые красноармейцы — местные идеалисты с собственным сценарием будущего...
Согласитесь, это как минимум неожиданно. На фоне "федерального кино", предсказуемо идеологизированного и коммерциализрованного, подобный региональный этнический кинофеномен, который существует, кстати сказать, с 1990-х, вполне мог бы стать тем оригинальным продуктом, который стоит продвигать и на международном уровне. В самом деле, может, вместо того чтобы копировать уже имеющиеся стандарты, стоит представить киномиру нечто неповторимое? И это могло бы стать одной из сверхзадач Московского кинофестиваля, который сегодня часто вынужден иметь дело не столько с собственными, сколько с чужими шедеврами. Чтобы оценить эту перспективу и представить якутский кинофеномен своим читателям, "Огонек" поговорил с режиссером "Царь-птицы" Эдуардом Новиковым.
— Ваш фильм снят по мотивам рассказа Василия Яковлева "Со мною состарившаяся лиственница". Как вы сами поняли этот рассказ, когда его в первый раз прочитали? Это протестная литература или, напротив, архетипический сюжет, знакомый всем с детства?
— Конечно же, я не считаю эту литературу протестной. Сам автор известен в узком кругу, большинство вряд ли знакомо с его творчеством. Этот рассказ даже не переведен на русский язык — он написан на якутском. Адаптацию рассказа к киносценарию сделал драматург Семен Ермолаев. Больше всего меня тронуло то, как старики живут в гармонии с природой, со своей лиственницей. Это чистые душой, простые люди.
Также перед съемками я читал работу Всеволода Ионова, политического ссыльного времен Российской империи. У него есть научная статья за 1913 год — "Орел по воззрению якутов". Ее можно найти в интернете, прочитайте, очень интересно!
— В конце "Царь-птицы" мы узнаем, почему герои живут без детей — рассказывать не стану, пусть зритель увидит. Но это не впервые в якутском кино: в других фильмах, будь то "Ага" или "Костер на ветру", тема отчуждения стариков и детей также заметна. Можете объяснить, в чем специфика проблемы отцов и детей в Якутии? Насколько сегодня молодежь вовлечена в сохранение традиций, уклада?
— У якутов очень сильна родовая связь, и даже в современном якутском обществе считается нормой, когда три поколения живут вместе или рядом друг с другом. А вот в названных вами фильмах показано как раз отклонение от этой нормы, проблемы и трагедии, которые оно вызывает. Но я бы не сказал, что это не показательные примеры.
— У якутского кинематографа есть свой "герой нашего времени"? Я, может быть ошибаюсь, но, судя по фильмам, это мудрый и упрямый старик.
— Да, действительно, в очень многих фильмах встречается образ старика. Думаю, связано это с тем, что мы, режиссеры, обращаемся к проблеме сохранения традиций. Старик — это символ и архетип, олицетворение опыта веков.
Но есть и другие архетипы. Например, ребенок, символизирующий будущее. В моем фильме это комсомольцы, которые, несмотря на свои винтовки, тоже кажутся детьми. Они — поколение прогрессивных, энергичных людей, готовых внести свой вклад в развитие общества. Однако они выбрали другие идеалы и отвергают старые — традиции, религию. С точки зрения сегодняшнего дня мы знаем, что их эпоха без веры продлилась век и привела к глубокому духовному кризису.
— Изучение мира старости — едва ли не самая мощная на сегодня тенденция в европейском кино. А вот в российском кино эту тему в фильмах обычно обходят, несмотря на огромное количество потрясающих возрастных актеров...
— Это общая ситуация для кинематографа — стариков редко снимают. Но лично я специально такой задачи не ставил, просто мне понравился сам рассказ. Сейчас наша компания "Сахафильм" экранизирует якутскую классику, но молодые кинематографисты, конечно, снимают коммерческое кино с молодыми актерами.
Связано это и с тем, что многие считают, будто авторское, артхаусное кино не приносит денег, мне же хочется доказать обратное. Например, в нашей истории один из главных героев — орел, а это священная птица у многих народов. Поэтому, как мне кажется, наша история будет понятна зрителям отовсюду.
— И в "Царь-птице", и в "Аге" удивляет спокойная манера героев, особенно женщин, проговаривать свои чувства. С одной стороны, описанные в фильмах отношения кажутся патриархальными. С другой, героини открыто и твердо описывают то, что их беспокоит. Для традиционного российского кино это в новинку...
— Нам, как и многим азиатам, свойственны сдержанность, интровертность и... искренность. Тем более так было в 1930-е годы, когда разворачивается действие фильма. В те времена якуты ведь жили разрозненно, каждый род существовал в отдалении от остальных. В деревни и улусы людей объединила советская власть.
— Казалось бы, весь ваш фильм про отношения с богом, что обычно иллюстрируется обильным музыкальным рядом. Но в фильме у вас музыки всего полминуты. Почему?
— На самом деле музыкальных тем в фильме больше, просто мы нарочно сделали их незаметными. Будь музыки много, это бы только испортило восприятие нашей истории.
— Шаман в фильме носит фигурку большого двуглавого орла. Что это значит?
— Это реконструкция настоящего шаманского костюма. По традиции, на костюме шамана принято изображать родовые тотемы, которые по-якутски называются "Ийэ кыыл" (дословно "Мать-зверь"). Так получилось, мы это не планировали, что у нашего шамана этот тотем — двуглавый орел, причем две головы означают силу.
— Когда герой фильма стреляет в лиственницу, она будто бы кровоточит. Таких метафор в мировой классике много, хотя в современном российском, даже патриотическом, убедительных образов, связанных с землей, все меньше. Такая кровная связь человека и природы в вашем фильме — это дань ностальгии старшего поколения?
— Связь с природой до сих пор очень важна для нашего народа, и никакие технологии не могут ее разорвать. Видимо, эта связь слишком глубоко сидит в подсознании. Особенно сейчас, когда образ жизни человека протекает все больше в виртуальном мире, тяга к земле, воздуху, воде, огню усиливается. Люди у нас, в Якутии, просто не могут без контакта с природой — у них начинается стресс.
— Герой фильма в старости искупает вину за грех юности и приносит жертву, чтобы восстановить ход вещей. Не могу не спросить: этот герой олицетворяет страну? И если да, то какую — СССР, современную Россию? Или вы рассуждаете в рамках Якутии?
— Мы не проводили специально такой параллели.
Ведь если он помнит и переживает эту ошибку, то значит, что он за всю жизнь не совершил ни одного другого греха. Лично меня это восхищает.
— Кажется, что желание старика и молодых красноармейцев убить орла — метафора то ли богоборчества, то ли революции... Если речь о революции, то как трактовать ваш фильм — как предостережение или как послесловие?
— Простите, но ни то, ни другое не верно. Основная тема фильма для меня вера, а не политические события.
— Выбор в качестве времени действия зимы несет смысловую нагрузку или только эстетическую? Ведь герою часто снится лето — читай, юность?
— Зима в нашем фильме, конечно, неспроста, ведь орлы осенью улетают в теплые края, а весной возвращаются. А наш орел не смог улететь, он зимует со стариками, тем самым нарушая их привычный уклад и гармонию.
— В якутских фильмах много размышлений о шаманизме и христианстве. Герои встречают Рождество и тут же обращаются к шаману. Насколько религиозна современная Саха? В какую сторону меняется мировоззрение?
— Мы в составе России четыре века, и сегодня это проявляется в странном сочетании локального дуализма в религии. Христианское и языческое мировоззрение очень гармонично уживается в нашем сознании, как и двуязычие. Так что мы одинаково искренне отмечаем как христианские праздники, так и языческие.
— Что символизирует орел в якутском фольклоре? Он побратим русского "черного ворона", то есть необратимого фатума, или его роль иная? По вашему фильму кажется, что он все же способен на прощение.
— И орел, и ворон — священные птицы из нашего пантеона богов. Орел символизирует приход весны, поскольку он прилетает с юга первым. Для якутов он также равен символу солнца, но это при том условии, что летает высоко и остается на воле...
Беседовал Егор Москвитин
