Читать Часть 1. Парадоксы Альмерии
Читать Часть 2. От троглодитов до ковбоев
Читать Часть 3. Под сенью Индало
Севилья – столица автономного сообщества Андалусия. Но кому из приезжих это интересно... Ведь это город-образ, вместивший в себя массу легенд, вдохновивший великих мастеров на создание шедевров, где сценой, авансценой и декорацией служат улицы и площади, дома и дворцы этого удивительного города.
Конечно, для историков важна долгая и яркая биография Севильи. Напомним то, что им известно.
Первыми здесь обосновались финикийцы, в третьем тысячелетии до н.э. создав поселение и дав ему имя Сефелия. Не слышна ли вам здесь звуковая перекличка с нынешним названием города? Мне, к примеру, слышится.
Крыши Севильи
А вот палеолингвисты такое опровергают. Подчёркивая, что после пионеров-финикийцев здесь появился древнеримский город-порт с именем Испалис. А потом – Ишбилья. Это когда в начале VIII века эти места завоевали арабы. И что именно от названия последнего и возникло это звонкое имя – Севилья, как она стала называться после отвоевания ее испанскими королями в середине XIII века.
Если обратили внимание на то, что глубоко сухопутная Севилья (до ближайшего побережья, атлантического, по прямой – километров семьдесят, не меньше, а по дорогам и вся сотня), город портовый, так это – спасибо Гвадалквивиру.
Тому, который «шумит, бежит». В давние времена он был ещё более полноводен, и торговые суда легко поднимались по реке до Севильи.
Севилья. «Золотой век»
Собственно, тогда и наступил золотой век для Севильи. Причиной тому станут заморские географические открытия, ключ от которых испанскими правителями был вручён Севилье: городу даровали монопольное право на торговлю с Вест-Индией, то бишь Америкой, до берегов которой добрался Колумб.
Памятник Колумбу
Галеоны везли из испанских колоний золото и драгоценности. Из Севильи отправляли караваны парусников со всем необходимым для заморских испанских земель. Причём значительная часть товаров предварительно доставлялась в город из других европейских стран, что ещё больше усиливало его роль как экономического центра.
Ставшую на время пупом Испании Севилью Лопе де Вега назвал «Новым Вавилоном», сделав её местом действия нескольких свои романов жанра «плаща и шпаги». Другие именовали её по-деловому, но с не меньшим пиететом – «Столица двух миров».
Память о Севилье
Экономическое процветание создало благодатную почву для возведения дворцов, монастырей, храмов и памятников. И – для развития искусств. Хотя, конечно, идеализировать атмосферу обрушившегося богатства не приходится.
В этом питательном бульоне прекрасно развивались и малосимпатичные вибрионы – появилось немало проходимцев, мошенников, ловцов удачи и всякого рода прохиндеев. И это притом, что огромную власть имела католическая церковь, с её ригоризмом в отношении моральных норм.
Смесь святости и распутства отметила еще в ХVI веке святая (в будущем) Тереза. Прибыв в город, чтобы противоборствовать «греховной мерзости» и «преступлениям против Господа», творящимися в Севилье, она оценила стойкость монахинь, греху не поддавшихся: «У бесов здесь больше, чем где-либо, рук для втягивания в соблазн».
Примерно так обрадовалась бы инспекция, узнав на ликеро-водочном заводе, что не все пьяны к концу смены, саркастически замечает Пётр Вайль в своём эссе.
И дальше констатирует: «Грех и святость определяют то, для чего придуман специальный термин — севильянизм. И тому, и другому город предается с истовым, до звона, напряжением».
Случайно ли целых четыре оперы («Дон Жуан», «Свадьба Фигаро», «Севильский цирюльник», «Кармен»), посвященные не слишком каноническим любовным отношениям, помещены в севильский антураж.
Лучше Александра Сергеевича, никогда, напомним не бывавшего не только в «Севилле», но и вообще заграницей, трудно описать атмосферу места, умозрительно увиденного и почувствованного им. Не без яда адресуясь к некоему вельможе, он пишет:
…Услужливый, живой,
Подобный своему чудесному герою,
Веселый Бомарше блеснул перед тобою.
Он угадал тебя: в пленительных словах
Он стал рассказывать о ножках, о глазах,
О неге той страны, где небо вечно ясно,
Где жизнь ленивая проходит сладострастно,
Как пылкой отрока восторгов полный сон,
Где жены вечером выходят на балкон,
Глядят и, не страшась ревнивого испанца,
С улыбкой слушают и манят иностранца.
И ты, встревоженный, в Севиллу полетел...
Севильский разгул стал несколько затихать с общим торможением развития страны, делавшей ставку на черпание колониальных богатств, а не на внутреннее развитие. Для Севильи ситуация усугубилась обмелением реки, что ещё больше сократило её роль как торговой столицы.
Но память о славных временах жива – в лице сколь ярких, столь и апокрифичных, героев и героинь, гораздо больше прославивших Севилью, чем её экономический «золотой век».
Назвать хотя бы одну из самых достославных дочерей Севильи – Карменситу, Кармен.
Рожденная фантазией побывавшего здесь Проспера Мериме, она талантом Жоржа Бизе обрела столь немыслимую всемирную славу, что стала именем нарицательным.
Красота, притягательность, жизненная сила и главное – свободолюбие, которое для неё было даже выше любви, хотя любовь и Кармен суть синонимы, – всё это символизирует испанская цыганка, или цыганская испанка.
Здесь трудилась Кармен Проспера Мериме
И не случайно, видимо, что знакомство с городом, название которого на слуху у каждого («Севильский цирюльник», серенада Дон Жуана «От Севильи до Гренады…», пройдоха из Севильи Фигаро, да и бетховенский Фиделио томится в узилище в Севилье), началось с просторной площади, где расположено старинное здание Севильского университета.
В прошлом – табачная фабрика
Двухэтажный прямоугольник из светлого камня вытянут в длину. Его фасад украшают пилястры, лепнина, медальоны, балюстрады, башенки, множество других элементов, характерных для эпохи барокко, когда огромное здание и было возведено.
Под впечатлением от всех этих архитектурных онёров, не зная ещё истинного назначения сооружения, чешский писатель Карел Чапек принял его за королевский дворец. Впечатляли уже одни его габариты: второе по размерам после огромного Эскориала здание в Испании, и в какой-то момент – крупнейшее на континенте здание промышленного назначения.
Университетские студенты обосновались в нём относительно недавно – в середине завершившегося столетия. А до того, на протяжении более двух веков тут была школа – школа жизни. И называлась она Королевской табачной фабрикой.
Изготовлением сигар здесь занимались одни только женщины. Нелёгкие условия труда, жара (которая заставляла тружениц разоблачаться до неглиже), табачная пыль, разъедавшая глаза и оседавшая в лёгких, непростые отношения в огромном женском коллективе – для многих это действительно стало школой жизни.
Что-то такое почувствовал французский писатель Мериме, побывавший здесь. Это не могло не произвести впечатления – огромная толпа испанок, порой очень привлекательных, мгновенно заполняла площадь после окончания рабочего дня.
Хотя, говорят, он нашёл возможность лицезреть тружениц и во время работы.
Вскоре из-под его пера выйдет новелла «Кармен»…
Вечная Кармен
Вы непременно подойдёте к этим старинным стенам, чтобы лучше представить, как возле входа произошла первая встреча цыганки и ещё не разжалованного офицера Хосе. После увидите саму героиню – в виде бронзового памятника во весь рост на круглом белом постаменте.
Чуть приподнятые длинные юбки показывают её в движении, левая рука твердо уперта в бедро, взгляд горделиво устремлён на приходящих к её подножью мужчин: она и сегодня ощущает свою безмерную власть над попадающими в её силовое поле и мгновенно слабеющими представителями «сильной половины».
Памятник Кармен
Памятник установлен на том месте, где она была убита, на берегу Гвадалквивира. Того самого, воспетого Александром Сергеевичем.
Убита, правда, тут была оперная Кармен. В новелле бурная жизнь красавицы прерывается в лесу. Но это так, к слову. Кому помимо егерей интересен памятник в лесу?
Апокрифы и жизнь, фантазии писателей и композиторов и реальные прототипы их творений – всё сплелось в Севилье. В этом убеждаешься ещё раз, подойдя к старинному белому зданию дворцового вида, с желтыми пилястрами, изящными лоджиями и большим угловым балконом.
Считается, что эта обитель некогда принадлежала тому, кого мы знаем под именем Дон Жуана – сеньору Мигелю де Маньеро. Сей славный дон отличался не столько рыцарскими добродетелями, сколько любвеобильностью, скорее даже охотничьим инстинктом в отношении сеньор и сеньорит.
В образе не слишком славного героя именно он, как многие считают, впервые предстал на страницах произведения Тирсо де Молино «Севильский озорник, или Каменный гость».
Если это так, то поучительный пафос неминуемой расплаты за подобные грехи в данном случае был теоретичен. Удачливый соблазнитель-коллекционер де Маньеро под конец во всём раскаялся и предоставил свой кров, весьма, заметим, роскошный, в распоряжение сестёр милосердия, которые здесь пользовали недужных и кормили голодных. И сам хозяин с утра до вечера участвовал в этих благих делах.
Между тем в Севилье есть и ещё кандидаты в прототипы литературного массового соблазнителя. Имеется другой дом, который якобы также некогда принадлежал будущему литературному Дон Жуану...
Своими подвигами на ниве любострастия, отчаянной храбростью и аурой легенд, окружающей его прискорбный конец, сей персонаж, как никакой другой, заинтересовал очень многих писателей, поэтов, драматургов, композиторов.
Особая признательность великому Амадею. Севилью Моцарт прославил в двух операх – о Дон Жуане и Фигаро.
Он никогда прежде не бывал здесь – до появления в виде памятника, весьма, кстати, экспрессивного и не стандартного.
Здесь чтят великого Моцарта
Даже «наше всё» отдал дань Дон Жуану, создав «Каменного гостя». Правда, поначалу, до более поздних редакций, он у поэта именовался Дон Гуаном.
Остается добавить, что не только апокрифичная Кармен, но и не совсем реальный Дон Жуан имеет свой памятник. Бронзовый дон с усами и эспаньолкой, в высоких сапогах, левая рука на эфесе шпаги, через правое плечо лихо перекинут плащ, без признаков робости смотрящий в глаза судьбе.
Памятник Дон Жуану?
В городе каждый знает, что это памятник Дон Жуану. Между тем, формально, это ещё один из его прототипов – севильский аристократ по имени Хуан Тенорио, также охотник за честью местных дам, не останавливавшийся перед убийством, и сам, вовсе не собираясь раскаиваться, получивший сполна...
Немного странный выбор для увековечивания, может быть, объясняется тем, что севильцы хотели отдать дань признательности творцам из многих стран, кто, повествуя о Дон Жуане, невольно – или вольно – прославлял их замечательный город?..
Добавим, что имеется и окно, за ажурной, но прочной решёткой которого обитала одна из пассий соблазнителя. И вроде как ей тут адресовалось распевное:
Много крови, много песен
Для прелестных льется дам,
Я же той, кто всех прелестней,
Песнь и кровь свою отдам…
То самое окно
К слову, если вы не верите в существование реального Дон Жуана, загляните в небольшой бар Casa Roman («Римский дом»). Вместе с бокалом редкого пива Cruzcampo и ломтиком хамона здесь вам бесплатно предоставят свидетельства, словесные, правда, что в давние времена одним из завсегдатаев был именно он.
Послушать рассказы Дон Жуана о новых победах над прекрасными дамами собиралось множество народа, отчего бар только процветал.
Знаменитый бар «Римский дом»
Слушатели уже давно знали, что сердцееду хватало пяти дней, чтобы после выбора будущей жертвы обаять ее, покорить и бросить с разбитым сердцем. Но – подробности… («А из зала мне кричат: “Давай подробности!”» – Александр Галич, не одно столетие спустя).
Остается добавить, что помнят тут и о Фигаро: будет время – подойдите к домику, где некогда трудился (на первом этаже) и обитал (на втором) веселый, общительный, неистощимый на выдумки и каверзы плутоватый парикмахер, прославленный в качестве «севильского цирюльника».
Здесь обитал достославный цирюльник
Сохранилось и узилище, где содержался величайший писатель Испании. Правда, для обретения этого статуса ему оставалось создать гениальное произведение.
К чему Сервантес и приступил, оказавшись за решеткой мрачного каземата.
Ужасающие условия, криминальные нравы и мздоимство охранников, похоже, подтолкнули Мигеля Сервантеса укрыться в творчестве, как в некоей раковине.
Прежде постылая, занимавшая всё время, изматывающая работа снабженца – закупщика товаров не оставляла возможности взять в руки перо. Парадоксально, но только тюремные условия позволили ему заняться желанным делом.
По словам Артура Шопенгауэра, «вся роскошь и наслаждения, отражающиеся в сознании глупца, очень бедны в сравнении с сознанием Сервантеса, когда он писал “Дон Кихота” в своей печальной тюрьме».
Создателя Дон Кихота почитают во всём мире
Неужели, если бы не банкир, сбежавший с казёнными деньгами, которые тому по простоте души доверил перевезти Сервантес, и не последовавшее обвинение, – не банкира, а его самого, – в растрате, мир бы лишился одной из главных своих книг?
Так что же – одними литературными героями и прославлена Севилья?
Поговорим об этом в следующий раз.
Владимир Житомирский
