20 июня, четверг. Писал, что Владимира Якунина, главу компании «Российские железные дороги», вчера или позавчера — сам слышал по радио — отправили в отставку. Уже выяснилось, что это очередная провокация заинтересованных лиц, ссылаются на хакеров и на людей, которым главный железнодорожник перешел дорогу на получение огромных государственных денег. Якунин, добрый знакомый Путина, остался на своем месте. Интересная подробность, о которой рассказывал сам железнодорожник, недавно засветившийся в прессе со своим подмосковным дворцом. Описания были такие, что им могла бы позавидовать королева Елизавета со своими жалкими шотландскими замками. Судя по тому, что я видел в Винзорском замке — живет довольно скромно. Так вот, в тот момент, когда «левые» факсы стали приходить на радиостанции и в газеты, господин Якунин был на приеме, который давал для зарубежных бизнесменов президент. В этот самый момент подавали тушеного глухаря. Новость не испортила Якунину аппетита.
Обрадовавшись новости, все занялись конструированием причин. Выступивший по «Эхо» Немцов высказал предположение, что это, дескать, премьер-министр в отсутствие хозяина поиграл мускулами, но его тут же поправили и быстро придумали историю с хакерами и прочими злоумышленниками. Я люблю сказки и готические истории.
Утром, еще до отъезда в Институт, по «Культуре», когда что-то ел на кухне, смотрел передачу о бывшей библиотеке Института Маркса – Ленина. Теперь и пока это Государственная общественно-политическая библиотека. Об этой библиотеке я недавно в Угличе разговаривал с директором Исторической библиотеки. Партийную библиотеку присоединяют. Пока еще действующий директор библиотеки — фамилию я записал, но бумажка потом исчезла — рассказывал, как происходил захват всей территории института. Собственно, я там побывал после того, как образовался Социальный университет, которым руководит академик Жуков. В процессе ведомственной борьбы библиотека оказалась на «острове» — пятнадцать дверей ее хранилищ, залов, каталогов и кабинетов выходят непосредственно в аудитории института. Ну, об исчезнувших из архивов рукописях и книгах очень давно я слушал легенды. Но я все же многое здесь пропущу. Я о любимых мною парных случаях.
Оказалось, что здесь же хранится и личная библиотека Сталина. На книгах масса пометок. Специалист заявляет, что Сталин был замечательный читатель, правда, судя по всему, он реже ел тушеного глухаря. Особенно часто на полях книг он оставлял иронические знаки сомнения или несогласия с автором, типа — ха-ха! Но сегодня, видимо, день Сталина.
Вышел довольно скучный номер «Литгазеты». Правда, есть любопытная для меня статья Лени Колпакова о книге знаменитой завлитши Ляли Котовой. Я помню это имя еще по рассказам Вали, у двух женщин когда-то возник конфликт. Если уж о газете и искусстве, то раздражают ангажированные статьи Анны Кузнецовой и удручает отсутствие статей Маликова, всегда украшавших любой номер. Но все же — ближе к Сталину. В этом же номере газеты крошечная рецензия на 300-страничную книгу, вышедшую в издательстве «Алгоритм», — «Сталин шутит…»
В три часа последняя порция заочников — четверо студентов Юры Апенченко и двое малягинских. Если в целом, то уровень достаточно высокий. Безусловно, самый лучший — это Юрий Гришонков, откуда-то из Вологды, со своей «Невеселой дюжиной» рассказов — здесь уже пять. Земное, плотное, трагическое. Пять также получили Ольга Коврижкина и драматург — детские пьесы — Михаил Меркушин. Остальные — Виктория Карева, Мария Киселева, Елена Чкония — по-своему все были хороши.
Со своим романом сегодня — это моя, последняя в этом году — защитилась и Лика Чигиринская. Утром я написал на нее рецензию, в тайне надеясь на пятерку. Зная характер Лики, вернее предполагая, что она будет вести какие-то расследования, отдал на защиту ее к Туркову. Благожелательная рецензия была у Королева, но у Аниты Можаевой сложилась концепция: зачем писала?
Дипломная работа Л. Чигиринской, 6 курс з. о.
Как известно, «фэнтези», которое так любят наши абитуриентки, зараженные легкостью писания непритязательных фантазий, не специализация Литинститута. Но вряд ли дипломную работу Лики Чигиринской «Московская Чупакабра» можно, несмотря на, казалось бы, некоторые признаки этого жанра, отнести к подобному роду сочинений. Вообще, с определением жанра здесь трудновато. Реалистическое полное и плотное письмо, замечательная точность почти каждый фразы и вдруг некоторые, как языки пламени, взлеты неукротимой, никогда в жизни нереализуемой фантазии. Могу ли я пересказать сюжет? А попробуйте пересказать сюжет «Гаргантюа и Пантагрюэля»! Это нечто московское, таинственное и мифологическое. Здесь собраны многие московские легенды и предания последней, послеперестроечной поры. Ну, конечно, во-первых — московское метро. Ох, как влекут к себе подземелья! Может быть, моя студентка предвидела все три последних аварии на московских метролиниях и специально заводила составы в лабиринты подземелий? А фантазии насчет каких-то шахт для баллистических ракет, которые вырыты под каждым сталинской поры московским небоскребом? Но вдруг сюжет прерывается, и мы вместе с героиней оказываемся… Нет, нет ничего наша выпускница, когда писала букет свой прихотливых сплетений, не знала и не ведала о скандале с Николаем Цискаридзе и, видимо, не предполагала смысловых попаданий, когда отправила читателя в кабинет директора или просто крупного администратора национального театра, на реставрации которого так много было наворовано. В настоящей литературе много таинственных сближений.
Так как же с определением жанра. Что это? Роман? Есть и герой, и героиня, и положенный простак, и некая запутанная административная история. В том, что со временем все это будет напечатано под незатейливой рубрикой «роман», я не сомневаюсь, ведь недаром уже дипломной работе выставлен знак копирайта. И, все-таки, соревнуясь со своей ученицей, я ее замечательные видения, буду определять в стилистике ее, как мне кажется, гипотетического литературоведения. Это, конечно, роскошная московская фантасмагория. Это занятная, забавная и нравоучительная панорама, вроде той, что пятнадцать минут разматыватся в театре в самом конце «Спящей красавицы». Там, так же как и здесь, сказка сказкой, но в ней и смысл, и урок. Мне эта дипломная работа как читателю нравится, но что теперь скажут оппоненты? Они, наверное, объяснят нам и что такое «чупакабра».
И наконец, самое последнее. Мы не забыли, что литература должна быть нескучной?
Сергей Есин, руководитель семинара.
21 июня, пятница. Яндекс пообещал разобраться с выдачей сообщения про отставку Якунина. Согласно выдаче, на сайте government. ru была размещена фраза: «Дмитрий Медведев назначил Александра Мишарина главой РЖД». Сейчас через поиск на сайте правительства эту фразу найти не удается.
Чтобы у читателя моего Дневника не возникло ощущение, что я клеймлю только богатых, привожу из Интернета заметочку в пользу удачливых и бедных. Здесь просто можно снимать фильм. Комедию.
«В Междуреченском районе Вологодской области полицейские раскрыли кражу металлического моста через реку Нозьма, сообщается на сайте УМВД по области. «Подозреваемым оказался 23-летний ранее судимый за аналогичные преступления молодой человек, находящийся на условно-досрочном освобождении. На личном тракторе он утащил мост к своему дому, разобрал его с помощью сварочного аппарата, а в дальнейшем хотел продать основание на металлолом», — сообщили в МВД».
22 июня, суббота. Несколько дней назад позвонила Ольга Твардовская, дочь — в субботу в 12 часов возле «Нового мира» открывают памятник А. Т. Твардовскому. Все соединилось — «день памяти и скорби» (худшего названия не придумаешь, кто же о своей скорби говорит или ее демонстрирует?), день начала войны и, кажется, день рождения Твардовского? Раньше хотел уехать на дачу утром в пятницу, но решил остаться.
Вышел из дома рано, потому что решил зайти в магазин педагогической книги на Дмитровке и потом уже пешком идти к Пушкинской площади. Покопался в книгах, купил учебник английского языка Драгункина, который мне кажется самым демократичным и современным. Дмитровку еще по молодым годам, когда я почти на ней жил, я отчетливо помню. Правда, давно, может быть и с год, на ней не был. Как многое поменялось, какие роскошные рестораны, кафе и магазины. В субботу мало людей и автомобилей. Но, намекая на последние нововведения власти, вдоль улицы стоят оградительные столбики; здесь же пестро раскрашенные эвакуаторы. Чужие, не замай! Хороший подарок преподнесли городские власти своему мэру. За день до начала его предвыборной кампании объявили о том, что в пределах Бульварного кольца все парковки стали платными.
Есть и другие изменения: возник прелестный маленький скверик там, где раньше был служебный вход в бывший Институт Маркса – Энгельса – Ленина. Теперь здесь архив, над входом барельефы вождей. От скверика в обзор попадает весь Столешников переулок, его вымостили нарядным камнем. Рядом с архивом — Генеральная прокуратура. Раньше это было одно здание, теперь учреждение разрослось — через мостик над переулком, бывшей улицей Немировича-Данченко, еще одно здание прокуратуры, а не доходя до Столешникова переулка, я видел еще одно здание с грозной вывеской. Видимо, какова преступность, столько нужно места и для учреждения.
Почти напротив сияет роскошный Совет Федерации. Все аккуратно и броско, как наряды спикера. Это бывшее здание Союза архитекторов. Дума тоже сидит и решает в здании, построенном при советской власти — в Госплане. И там, и там планируют и решают, но в отличие от советского времени по-другому.
Памятник разместили в торце Петровского бульвара, обращенном к Агентству печати, дому, в котором когда-то жил Рахманинов и в котором и сейчас редакция «Нового мира». Потом, когда падет покрывало, мы обнаружим, что это прекрасный монумент, один из лучших памятников писателям в Москве. Поэт стоит в плаще, будто только что вернувшийся с пути, опустив голову, полный своих размышлений. Твардовский — это ведь одна из крупнейших загадок нашей литературы. Крестьянский сын, он ведь мог в поэзии все. Был поэтом-традиционалистом, с удивительным задушевным даром слова, и одновременно дерзким новатором, взнуздавшим самое современное содержание в своих до гениальности простых стихах. Я уже не говорю о его упорном противопоставлении антинародной силе.
Для открытия все было подготовлено: красный невысокий помост с микрофоном, красная же ленточка, сдерживающая ткань, покрывающая бронзовую фигуру поэта. Из специального автобуса транслировали подходящую к случаю музыку. Пространство вокруг покрыто лентами привезенного дерна — на московской почве мало чего росло. Первым, кого я увидел, подходя к памятнику, это был Володя Костров с Галиной Степановной, худой, с палочкой; он впервые, по разговорам, выехал после болезни на люди. Во время церемонии он даже выступил, и его выступление было мощным и ярким. Болезнь не повредила интеллекта. Но все же — и здесь я-то Кострова понимаю, потому что, пожалуй, испытываю то же самое — из памяти уходит и трудно бывает удержать именно близкое, недавнее. Когда он читал стихотворение, написанное им к открытию памятника Твардовского в Смоленске, он мучительно его вспоминал, и Галина Степановна, стоящая неподалеку, подсказывала начало строчек, сверяя с книгой.
Не знаю чего, здесь больше, мужества больного поэта или стоицизма его жены.
Выступлений, по сути, было три — блестящая речь А. М. Туркова, речь Владимира Кострова и речь Натальи Дмитриевны Солженицыной. Она стояла с букетом алых роз на помосте, как раз напротив телевизионных камер, за которыми пристроился я. В какой-то момент наши взгляды встретились.
Мне стало почти смешно, когда Андрей Дементьев объявил себя чуть ли не соратником Твардовского. Потом, после его по давней моде «звонкого» молодого выступления, мы столкнулись с ним на травке. Рядом была Аня Пугач, его последняя жена. Я помню Аню по «Юности» еще молоденькой девочкой, теперь она дородная дама вполне восточной внешности.
Так как я пришел довольно рано, то было интересно наблюдать общественную суету. Маленькие писатели крутились вокруг помоста. Суета приготовлений тянулась довольно долго. Костров сидел на краешке помоста. Приехал министр культуры Мединский, он потом тоже говорил, вокруг него началась суета. Подтягивался народ. Мединский среди старых писателей сверкал молодым лицом и джинсами, которые он надел вместе с пиджаком. Честь классику русской литературы была оказана.
Здесь же, в праздничной толпе, ходили две или три девушки, собиравшие голоса в поддержку Собянина, идущего самовыдвиженцем на выборы. Памятник и открытие, как мне сказали, обошелись в 28 миллионов рублей. Это деньги в основном миллиардера Усманова, добавляли Фонд Мира и Москва. Все, как и с Пушкиным, у правительства царского и правительства демократического на поэзию и культуру денег нет — собирали с мира. Советское правительство умудрялось своим классикам и героям деньги выскребать из бюджета. Кстати, вот загадка на равновесие и литературный вкус: с одной стороны бульвара памятник Твардовскому, с другой — Высоцкий с гитарой.
Уже в конце церемонии, когда собирался идти домой, выбравшись из толпы, я встретил Леню Колпакова с внуком и Авангарда Леонтьева. Посетовали, что на трибуне нет нынешнего редактора «Нового мира». Я сказал, что видел в толпе Андрея Василевского, он что-то снимал. Видел и двух дочерей Твардовского, Валентину и Ольгу, они клали к памятнику цветы — скромные васильки. С Леней потом шли до метро, Леонтьев пошел на репетицию.
В пятом часу уехал на дачу, за рулем Володя. Я стараюсь, после смерти Маши, как-то чаще его с собою забирать. Приехали засветло, успел полить огурцы и частично подвязать помидоры. Во время ужина крепко выпили. Володя плакал и говорил, как он любил Машу и что без нее теперь жизнь не в жизнь. На грядке, где она в прошлом году посадила несколько кустов клубники, созрело с дюжину ягод. К ночи Володя уже плохо держался, но остался за столом во дворе допивать. Я ушел к себе наверх, в комнату Вали, и через час услышал, как Володя пробухал по ступенькам и рухнул внизу на диван.
