28 апреля, воскресенье. «Завтрак в отеле. Переезд в город Йорк — самый очаровательный соборный город средневековой Англии». Это фраза из нашей туристской «заманки», которую выдали еще Москве. Кто там воевал во время Войны Алой и Белой розы? В мое время эту войну не без марксистских экономических комментариев проходили в четвертом классе. Что уж проходят нынче, я не знаю, но фамилии запомнились — Ланкастеры и Йорки. Радостно скулить не хочется, но кто бы мог подумать тогда, в квартире на сто человек с общей в два «гнезда» уборной — это моя молодость, — что попаду в Йорк! Рыцарски доспехи, длинные мечи, боевые кони, копья, штандарты, щиты, пышные гербы и перья над головой, словно над поющим Киркоровым! Вальтера Скотта тоже читали, недаром им восторгался Пушкин.
Основное в любом автобусном туре — это жадное смотрение в окно. Автобус летит себе по привычному для него маршруту, а ты смотришь, пытаясь угадать подлинное течение чужой, возникающей перед тобой жизни. Интересно все. Маленькое придорожное кафе, сельский дом с цветочной перед ним грядкой, несколько лошадей в загоне, а рядом трактор, телевизионная антенна на крыше, отсутствие полицейских. Собственно, Англия очень не похожа на крутой Лондон — он нам всем знаком по телевидению. Где здесь парадные небоскребы, Тауэр, гигантский обруч Колеса обозрения, знаменитый через Темзу мост? Все поскромнее.
Мелочи жизни никогда творческому человеку не надоедают. Но автобус уже прорвался через традиционные городские предместья, город-то хоть и старый, но небольшой — пора выходить. Йорк когда-то, еще до мало кому известного Лондона, был столицей!
Каждый раз, ведя наш русский отсчет от святого князя Владимира, приходится удивляться: время пашет много глубже. Здесь, чуть только копни, римляне, уже за ними викинги, Вильгельм Завоеватель, битва двух роз. К этому времени Святая София в Новгороде уже стояла. «Йорк знаменит своим кафедральным собором — это самая большая раннеготическая церковь в Северной Европе…» Это опять из туристского документа. Собор перед нами — это, может быть, главная достопримечательность. Я уже не знаю, что главнее, напитаться внутренним состоянием от увиденного или «сфоткаться». Когда я по-настоящему ощутил себя писателем, тогда же отказался от фотоаппарата. Я уже хорошо знал, что если этот пожиратель света висит у тебя на шее, то мир тобою воспринимается только через видоискатель. Фотографии, которые делал С. П., я рассматривал уже дома.
Собор, с его двумя башнями по фасаду, конечно, грандиозный. Дело даже не в размере — Кельнский, с его одной башней-новоделом, конечно, побольше, — дело в ощущении не размера, а стиля, подлинности. Возможно, это связано с огромным старым деревом, стоящим почти прямо перед собором — два старца хвастаются друг перед другом воспоминаниями. К сожалению, внутрь собора, в «хранилище великолепных художественных ценностей, но главное сокровище собора — крупнейшее в Британии собрание средневековых витражей», зайти не удалось — воскресенье, служба. По большому счету это справедливо — вера у человека так интимна и так хрупка, что к ней надо относиться бережно. Витражи пролетели, но с площади перед собором видно огромное окно, опять самое большое в Европе окно для этих витражей. Окно поверху в чудесном каменном орнаменте. Почему же так неистребима в человеке любовь к красоте? Собор обошли со всех сторон. И с фасада идут реставрационные работы, и с боков. Теперь, когда надо отправляться смотреть уже сам старинный город, даты: начало строительства — 1200 год, на месте деревянного храма, возведенного впервые в 667 году. Строили два века.
Город сохранен с удивительной любовью и прозорливостью. Такое ощущение, что специально не палили, чтобы освободить место под коммерческую застройку, и никогда не было здесь мэра, который за взятку мог разрешить сравнять с землею любой средневековый шедевр. На домах не только невероятные даты, которые я старательно списал в блокнот — 1682, 1434, но и роскошные со свежими грудями русалки и волшебницы. И, казалось бы, совсем не музейные экспонаты — магазины и продовольственные лавочки на первых этажах: «Ешьте здесь или уносите с собой!». В Йорке тоже любят и посмешить, и немножко выпендриться: на одной из «средневековых» крыш, на коньке металлическая с по-боевому поднятым хвостом кошка крадется к металлическому же голубю. Сколько же лет и веков идет эта напряженная охота! Народу по случаю воскресного дня много, но, кажется, половина — это праздные туристы. Еще одна надпись, прежде чем перейду к тому, что по-настоящему меня поразило.
«Эта памятная доска отмечает расположение северо-западных ворот римской крепости, фундамент был использован в 300 году нашей эры и лежит прямо под поверхностью земли». На фундаменте сейчас стоит какое-то строение. Вроде бы даже башня с лестницами наверх. В основании этой башни, почти рядом с «памятной доской», мужской туалет.
Господи, как же все-таки все близко! Уже и римляне окликают нас из-под мрачноватого Средневековья. Не является ли Англия машиной времени? Но пора спускаться в обещанный ранее сад.
Сам сад прекрасен, как и положено быть английскому саду весной. Зеленые лужайки, которые стригут и укатывают уже, наверное, не один десяток лет. Какие-то аккуратно прибранные развалины на входе, целые газоны весенних цветов — нарциссы белые и желтые, городской музей в парке, но самое главное — развалины огромного аббатства. Остались высоченные стены от храма. Стрельчатые окна, замечательный портал, но в окнах нет стекла, нет крыши. Разоренное гнездо! Это «руины аббатства Св. Марии». Руины уже хорошо вычищенные, все лишнее увезено, стены и бывший интерьер — все облагорожено, внутри, там, где были пол, надгробья, молились монахи, растет стриженая газонная травка, и аккуратная тропинка вокруг, но все это еще дышит трагедией. А здесь надо вспоминать отца знаменитой королевы Елизаветы I Генриха VIII. Какая бездна версий крутится вокруг этой истории! Сменить в целой стране веру! Впрочем, все одинаково и везде по одному сценарию. Плыл же деревянный Перун по Днепру, и вслед ему что-то слезное кричали новые христиане. Горели языческие капища и, уже крещеные, дружинники князя Владимира совсем не миловали седобородых волхвов и кудесников. Королю, уже дважды или трижды женатому, так хотелось сына для укрепления новой династии, а Римский папа для новой женитьбы короля развода не давал. Какие изумительные и вожделенные письма писал стареющий король своей новой возлюбленной Анне Болейн. Чтобы жениться, король сменил в стране веру или чтобы секвестрировать земли монастырей и церквей? Экономика, любовь или политика? Все это во всех странах похоже. Дорогая утварь пошла в переплавку, все, что можно, продали. Из камня разоренных монастырей кое-что понастроили. При Генрихе VIII кровушка полилась, потом его старшая дочь Мария, рожденная от первой жены-испанки, снова пролила кровушку уже из протестантов, потому что вернула в страну веру матери, а уже потом на трон взошла младшая дочь Елизавета и все вернула, как хотел отец. Здесь тайные католики снова пошли на костер, рядом с огнем всегда шагала и конфискация в пользу казны. Расходы были большие, католиков было много. Все, как и везде. Именно по распоряжению Елизаветы из Йоркского кафедрального собора были вывезены все гербы, витражи и надгробья! Она была продолжательницей дела отца. Но уже пора садиться в автобус.
Обещанная в проспекте «прогулка вдоль уникальных древних стен Йорка, которая подобна путешествию по музею средневековой культуры», не состоялась, но эти серые мощные стены мы из окна автобуса видели, когда выезжали из города. Они действительно производят впечатление подлинности и древней мощи. Особенно в этой атмосфере воображение напрягать не стоит, чтобы услышать крики оголодавших осажденных горожан и вопли осаждающих, которых поливают со стен горячей смолой. Автобус, кажется, протиснулся в одни из древних городских ворот. Ну, может быть, чуть ворота расширили… Крепко, без подделок, основательные каменные блоки, притертые один к другому.
Следующая остановка — на границе с Шотландией у огромного валуна, с одной стороны которого написано Scotland, а на другой — England. Это высокое место, с которого расстилаются дали. Они, надо сказать, другие, чем в России или в горах Урала. Другой воздух, синева клубится в горных сгущениях, нежный весенний цвет далей. Не могу сказать, что тепло. Где-то здесь, на давно не охраняемой, но значащей границе между двумя королевствами, и на всякий случай, потому что туристский бизнес, как и любой бизнес, священен, должен был стоять в своем килте и с голыми коленками волынщик. На этот раз волынщика не было, но — бизнес священен — бар был открыт. Здесь главное не пересчитывать фунты в рубли. Вино было хорошее, что-то английское даже поели. Автобус уже в строгой и каменистой Шотландии.
Следующий город у нас по программе — Эдинбург. Но турист всегда должен помнить, что существуют еще пригороды разных городов, и Москва означает еще и Отрадное и, скажем, Бескудниково. Столичные центры слишком дорогие, чтобы там селить туристов. Ехали каким-то волшебным образом: сначала маленькие города, потом появились взбирающиеся по холмам пастбища, по которым привычно бродили овцы-альпинисты, потом все покатилось под горку…
Овечьи пастбища — это особая статья и особенность местного пейзажа. Они так живописно выглядят, с такой отвагой спланированы; овцы бродят по зеленым откосам высоких холмов и почти гор так непринужденно и раскованно, как английские лорды. Это «огораживание», против которого восставали крестьяне? Но это так мило и так экономически выгодно — овцы бродят, а хозяин стрижет купоны. Только эти пастбища, эти зеленые боковины и долинки результат работы годов и годов, потому что каждый камушек, из которых состоит огораживающая пастбище стенка, надо было поднять, отодрать от привычного места, принести и положить на новое. Какую бездну труда и терпения потребовали пастбища, которые так украшают шотландские и английские пейзажи! А разве меньше усилий, прежде чем оно возникло на месте, где стоял непроходимый лес, требовало «русское поле» где-нибудь на Псковщине или под Костромой? Поле это сейчас снова зарастает веселым подлеском. Сохранить нажитое — это великое умение.
Но Эдинбург, так, кажется, лишь мелькнув, остался где-то слева, западнее. Земля и дороги понизились, соскользнули с перевалов, и показалась свинцовая грусть предвечернего тумана, который по мере приближения оказался морем. Море было Северным, то самое, прежде мною никогда не виденное, по которому плавали белокурые викинги. Их огромные челны я видел в музее в Дании. Это уже если не сам Эдинбург, то его ближние выселки. В Северном море, между прочим, отчаянно качают нефть, и, кстати, та же Великая Британия, а не только Норвегия. Где-то здесь же стоят, замаскированные туманами и извивами берега, и огромные британские атомные подводные лодки. Но мы уже едем через бесконечные мосты, которые, наверное, сами по себе инженерные легенды.
29 апреля, понедельник. С чего начинать? Разве для нас каждая страна и почти каждое место, где мы побывали, не связано с каким-либо обстоятельством, случаем, с какой-либо историей или историческим жизненным лицом? У меня многое, если не почти все, связано с литературой, ее героями, писателями, книгами, мифами и россказнями. Шотландия не исключение. Произносишь название страны, и в памяти отзывается: Вальтер Скотт, Роберт Бернс, Стивенсон. Но все для меня заслоняет одно имя — Мария Стюарт, королева Шотландии. Дремучие Средние века, двоюродная сестрица и современница другой королевы — Елизаветы I. Роман о Марии Стюарт, написанный немецким писателем Стефаном Цвейгом, прочитанный мною в юности, произвел на меня неизгладимое впечатление. И я, и моя покойная жена Валя его часто перечитывали. Средневековая Шотландия и вечные человеческие страсти. Замок Холируд в описании третьего экскурсионного дня стоит на первом месте. Но сначала долгий переезд по мостам через проливы уже в собственно сам Эдинбург, холодное утро с ясным нежно льняным небом, огромные мосты, по которым через холодные воды растекается жизнь, короткая остановка под этими мостами уже на стороне континента. С этими мостами, с гаванями подлодок на атомных реакторах Шотландия совсем не выглядит средневековой. Под мостами, на набережной небольшая остановка — С. П. сфотографировал меня у металлического, чуть ли не из литого чугуна, но покрашенного яркой алой краской почтового ящика еще Викторианской эпохи. Переплетенные инициалы бабушки всей европейской монархии VR — Виктория, Королева.
Как мальчик, я жду, когда нас поведут в Холируд, и когда пойдем в знаменитый Эдинбургский замок. Но прежде исторические памятники начала девятнадцатого века. Недаром древнюю столицу Шотландии иногда называли Новыми Афинами: в ХIХ веке здесь понастроили неоклассики, с колоннами и фронтонами. Приходится подниматься вверх по ступеням и тропинкам на холм, с которого видны и город, и море. Здесь огромный маяк и возле него дом, в который селят обычно знаменитого отставного адмирала. Город начинался с четырех улиц — «королевская миля», огромный; море — свинцового, северного тревожного цвета, который сразу говорит, что здесь не региональные просторы и скромные волны, зажатые близким материком, а особое открытое пространство, втекающее в Мировой океан. Что важнее, Атлантический пакт или Атлантика?
С холма просматриваются весь городской муравейник, железнодорожный вокзал, река, мост, шпили колоколен и довольно узкие улицы. Впитать все, что ты видел, конечно, невозможно, мозг не компьютер. Я всегда был сторонником того, чтобы находиться в музее час или два, а не целый день. Не давать впечатлениям воевать между собою. Вдоль железнодорожных путей проложен еще в самом центре города и бульвар. Позже мы с С. П. по нему пройдемся. Что-то, конечно, останется на фотографиях, я их не люблю. Ощущение паники, что все это рано или поздно забудется. И еще — один крошечный эпизод, но уже бытовой.
Днем, пока мы после всех экскурсий кайфовали в самом центре Эдинбурга, буквально у нас на глаза наша же не очень молодая туристка, которая ехала в тур со взрослым сыном, попала в дорожное происшествие. Днем мы, конечно, тоже в одном из баров и закусили, и выпили пивка. Но дама чуть перебрала и попыталась по-московски ринуться под автобус. Конечно, кроме легкого ушиба, ничего с ней не случилось, но показательно другое. Мгновенно, будто из-под земли появилась полиция, которую в обычной жизни и не видно, и не слышно. Будто за углом стояла и ждала, возникла «Скорая помощь». Я буквально все это мог наблюдать с противоположной стороны улицы. Полицейские тут же смогли посмотреть все камеры наблюдения на перекрестке, а врачи не только осмотреть ссадину на лице пострадавшей, но и чуть ли не сделать ей томографию. За десять минут были составлены все документы, включая страховые. Но русские дамы — это особая порода, отряхнулась и пошла. Наша спутница отказалась и от госпитализации, и от каких-либо услуг. Понятно, за что в Великобритании население платит налоги.
Вставная новелла закончилась.
Наконец, зверей рассадили по клеткам — все заняли свои места в автобусе. Но в Эдинбурге все рядом, не успеешь оглянуться, как уже приехал — Холируд. Все это, конечно, производит сильное впечатление. Ограда, первый двор, еще какие-то барьеры, наконец, фасад и вот оно, то самое! Левая башня замка, в которой и проживала Мария Сюарт. Сам дворец был построен отцом Марии Иаковом V для своей жены Марии де Гиз, естественно, француженки. И здесь самое время для просторной цитаты из Цвейга.
«Непроницаемо густой туман — редкое явление летом у этих северных берегов — окутывает все кругом, когда Мария Стюарт 19 августа 1561 года высаживается в Лейте. Но как же отличается ее прибытие в Шотландию от расставания c la douce France. Там с нею в торжественных проводах прощался цвет французской знати: князья и графы, поэты и музыканты соперничали в изъявлении преданности и подобострастной почтительности… Здесь же никто ее не ждет; и только когда суда пристают к берегу, собирается изумленная толпа — несколько рыбаков в своей грубой одежде, кучка слоняющихся без дела солдат, какие-то лавочники да крестьяне, пригнавшие в город на продажу свой скот… С первого же часа стесненной душой познает Мария Стюарт ужасающую бедность своей родины. В городе, десятки раз спаленном дотла, разграбленном англичанами и повстанцами, нет не только дворца, но даже господского дома, где ее могли бы достойно приютить; и королева, чтобы обрести кров, вынуждена заночевать у простого купца.
На следующий день прискакал уведомленный о ее приезде регент, ее сводный брат Джеймс Стюарт, более известный как граф Меррей; он прибыл с несколькими дворянами, чтобы, спасая положение, хотя бы с какой-то видимостью почета проводить королеву в уже недалекий Эдинбург. Но парадного шествия не получилось. Англичане под неуклюжим предлогом, будто они отправляются на поиски пиратов, задержали корабль с лошадьми ее двора, здесь же, в захолустном Лейте, удается найти только одного пристойного коня в более или менее сносной сбруе, которого и подводят королеве, женщинам же и дворянам ее свиты приходится довольствоваться простыми деревенскими клячами, набранными по окрестным конюшням и стойлам. Гордость не дозволяет ей явиться своим подданным с таким жалким обозом, и вместо joyeuse entrée по улицам Эдинбурга она сворачивает со своей свитой в замок Холируд, стоящий за городскими стенами. Дом, построенный ее отцом, тонет в вечерней мгле, выделяются только круглые башни и зубчатая линия крепостных стен; суровые очертания фасада, сложенного из массивного камня, производят при первом взгляде почти величественное впечатление.
Но с какой ледяной будничностью встречают свою хозяйку, избалованную французской роскошью, эти пустынные угрюмые покои! Ни гобеленов, ни праздничного сияния огней, которые, отражаясь в венецианских зеркалах, отбрасывают свет от стены к стене, ни дорогих драпировок, ни мерцания золота и серебра. Здесь годами не держали двора, в покинутых покоях давно заглох беззаботный смех, никакая королевская рука после кончины ее отца не подновляла и не украшала этот дом; отовсюду ввалившимися очами глядит нищета, извечное проклятие ее королевства».
Почти перед дворцом стоит небольшое сооружение: то ли каменный домик, то ли некая кузница с трубой на крыше. Нет, это мемориал — банька, в которой любила мыться легендарная шотландская королева и принимать ванны — о, эти пышные королевские легенды — из козьего молока и вина. Очень по нынешним временам все здесь скромно. Я думаю, что в загородном доме директора любого московского рынка и парилка побогаче, и отделка получше, а уж без бассейна никакая банька не обходится.
Королевские богатства, когда ты проходишь по низковатым залам, не производят уже сильного впечатления. Казенная, королевско-музейная роскошь. Все это скорее массивно, нежели высоко. «Роскошная жизнь» у королей была, как и у их поданных, тяжелой и гигиенически нелегкой. Если мне не изменяет память, то первый в мире ватер-клозет в королевских покоях был оборудован для легендарной оппонентши и двоюродной сестры Марии Стюарт королевы Елизаветы Тюдор. Производят впечатление двор, сад, стоящее рядом с дворцом разоренное огромное аббатство. Замок и дворец — это много позже. Разрушенное аббатство и смены веры в королевстве — это плата Генриха VIII за новый, третий или четвертый брак. Приведенные в выставочный порядок руины всегда производят сильное впечатление. Но бывшее здание аббатства, выстроенное в готическом стиле, действительно потрясает. Сколько труда, сил, воображения было потрачено. Голые, лишенные витражей каменные окна и розетки поражают. Все разрушено во время смены государственной религии. Кстати, Мария была истовой католичкой в протестантской стране. Памятник ее главному оппоненту по вере знаменитому проповеднику и кальвинисту Джону Ноксу стоит в центре города, напротив собора. В центре же и самый неожиданный для меня памятник — экономисту Адаму Смиту, о котором писал даже Пушкин: «зато читал Адама Смита. Отец понять его не мог и земли отдавал в залог».
Джон Нокс
Вообще, массовый туризм создан для того, чтобы ты потом, разглядывая старый путеводитель, страдал от того, где ты не побывал и чего не видел. Ну, не заходил в собор и парламент, но ведь не видел и экспозиций, посвященных Роберту Бернсу, Вальтеру Скотту, Роберту Льюису Стивенсону. Это в музее писателей. Сколько же может сказать рукопись о характере и привычках!
Но пора в Эдинбургский замок. Длинный апрельский день идет к закату. Замок целиком стоит на неприступной уже самой по себе базальтовой скале. Здесь все ухищрения стратегического военного зодчества еще до Вобана. И поднимающийся серпантин к главным воротам, и падающие решетки, и новый ряд стен, окружающих центральную часть замка, и огромная мощная башня, почти донжон. Из бойниц виден и простреливается город. Очень трудно переворошить эту груду камней, чтобы подобраться к сердцевине. Эдакий грецкий орех, который не разгрызешь зубами. Сладкое ядро ореха — королевский дворец, очень старый, мрачный, окропленный множеством преступлений и борьбой за лакомую власть. Смерть была в то время самым надежным аргументом. Во дворце королевские реликвии Шотландии, но впечатляют больше переходы, ступеньки, вид на город из узких окон. Город всегда был враждебен королевской власти. Здесь знаменитый Скунсов камень, на котором короновались монархи Шотландии, и любимый аттракцион современного туриста — восковые фигуры королей, епископов, жен, святых, рыцарей, предателей, реформаторов. Вот как обо всем пишет крошечный проспект, который нам раздали еще в Москве: «Во дворце шотландских королей хранятся их портреты, в том числе угрюмых, надменных Стюартов. Здесь также выставлены древние регалии шотландских королей: украшенные драгоценными камнями меч, скипетр и корона. Рядом с королевскими регалиями лежит “Камень Судьбы”, на котором короновались первые шотландские короли». Вокруг «камня» ворох легенд.
Наверху, во дворе стоит маленькая, чуть ли не XII века часовня, войдeт в нее, ну, двадцать или двадцать пять человек. Кажется, за очень большие деньги и сегодня можно здесь обвенчаться. На моих фотографиях есть еще крошечное собачье кладбище, кажется, это не самые простые собаки, и огромное, как наша Царь-Пушка, артиллерийское орудие.
30 апреля, вторник. После королевской жизни — быт и жизнь знати. Ей так же, как и королевской семье, приходится вертеться. Официально это переезд через национальный парк, но еще и заезд в один из замков-музеев. Кажется, в этом замке еще живет кто-то из его владельцев, но днем он открыт для туристов — налоги, содержание парка и служб, охрана, все это стоит больших денег. Поставлено все на широкую ногу. Перед собственно въездом на территорию огромная стоянка для машин и автобусов и что-то вроде небольшого стада разных животных. Дети это очень любят. Здесь шотландские лохматые, как современная молодежь, пони, несколько угрюмых коров, не знающих, что такое зимний коровник, овцы. Но главное — поразительный, роскошный парк. Кто здесь из исторических деятелей побывал и потерся возле какого дерева, я уже не помню. Но деревья по-царски могучие и по-королевски древние. Кажется, здесь самые старые деревья королевства. Еще красивее огромные парковые газоны. Кто их стрижет и когда — неизвестно, ни соринки и никаких следов садовника. Будто все это само собой выросло и само собой содержится в порядке. Но, наверное, такое зеленое очарование бывает только весной. Среди этой бесконечной, низкой и похожей на бархат зелени группками, будто тоже выросли сами по себе, стоят нарциссы. Отчетливо представляю, что именно эта зелень и нежные цветы и запомнятся прочнее всего.
Внутри замка парадные покои, отведенные под туристов, тоже великолепны. Картины, старинная мебель, хрусталь, фарфор, коллекции изделий из слоновой кости, которую собирал один из хозяев, все это производит впечатление настоящей и дорогостоящей культуры. Народная культура — она в песнях, в стихах Бернса, она журчит в ручьях и хоронится в птичьих гнездах, ее мы так и не узнаем. Практическое руководство по жизни привилегированного класса.
Но нас уже ждет еще один замок. Замки, конечно, замками, но прекрасные не очень заполненные дороги, горный пейзаж, мостики, маленькие города, вода в ручьях и реках невероятной, чисто английской, как мне кажется, лазури, — не ради ли этого совершаются иногда путешествия. Можно, конечно, увезти с собой фотографии, но как сохранить удивительную свежесть воздуха и свежесть атмосферы? Англичанки недаром славятся белизной лица и нежностью кожи. Самое трудное в современной литературе — это пейзаж. Все исчерпано, нужны другие приемы.
Замок Блэр — единственный, как говорят, белый замок Шотландии. Тоже парк, порядок, немыслимая, феодальная красота. Здесь каждый посетитель воображает ту, прошлую, знатную жизнь в ее бытовых подробностях. Часто ведь можно представить и себя в виде хозяина. Хозяева в замке Блэр были особенные. Не могу сказать, что они собирали оружие, они собирали арсенал. Кланы ли шотландские бились один с другим, или, так сказать, вооружение собиралось про запас, чтобы можно было бы с оружием в руках добраться если не до Эдинбурга, то до Лондона, но его набралось так много и с таких ранних феодальных времен, что оно стало удивительным элементом внутреннего замкового украшения. Целые стены ружей и винтовок, простенки в щитах и мечах, залы с пола до потолка блестят от затворов, стали стволов, плоских жал штыков и мечей. Тут еще раз понимаешь, какой функциональной красотой обладает лакированный притертый приклад и средневековый мушкет. Возможно, здесь особая эстетика, которую всегда несет с собою смерть. А еще лакированные стены! Но ведь из каждого уникального дула идет легкий запашок убийства…
И еще один уникальный и чисто шотландский объект. Чем там у нас знаменита Шотландия кроме волынки и килтов? Правильно, следующий объект, который, конечно, по многим статьям можно прировнять к стратегическому, — завод по производству виски Blair Athol. Новое для меня словечко — «висковарня». Это огромное, лишь с нарочито оставленными следами древних времен, производство. Односолодовый виски! В принципе, все не очень отличается от домашнего производства самогона. Но хранилища для брожения и медные реторты «для перегонки» несут на себе патину вековой любви народа к этому делу. Медные и стальные трубы, приборы, как на космическом корабле. Это еще неизвестно, кто больше пьет — англичане, шотландцы или русские! Пройдитесь в пятницу по пабам.
Процесс изготовления шотландского «вискаря» довольно продолжительный. Гуськом наша группа переходит от одного пышущего жаром прибора к другому. Везде стерильная музейная чистота. «Объясняльщик» в фирменном халате рассказывает о тонкостях процесса, известных и всем нам, и каждой в России самогонщице. Упоительно пахнет столь любимым в России и на островах напитком. Насколько я понимаю, главное в производстве — это, конечно, сырье, но огромное значение имеет и вода. Вода здесь повсюду, рядом с висковарней древний канал, вода, которая никогда не очищалась и не подвергалась химической шлифовке. Сладкая вода течет с шотландских гор.
Не обошлось, конечно, и без включенной в стоимость входного билета дегустации. Заводской магазин, развернутый на территории, подтвердил любовь не только шотландцев к односолодовому виски.
После дегустации, в автобусе, хорошо дремлется, автобус, постанывая сотнями своих лошадиных сил, едет на север.
