Терпеть. Молчать. Не выносить сор из избы. Почему многие из нас избирают эти стратегии, когда в ней — в избе — происходит что-то по-настоящему плохое и страшное? Почему не обращаются за помощью, получив травму или пережив насилие? Тому есть несколько причин.
Мало кто из нас не испытывал на себе разрушительной силы жестокого обращения. И речь не только о физических наказаниях или сексуальном абьюзе. Издевательства, оскорбления, пренебрежение нашими потребностями в детстве и манипуляции так или иначе считаются разными «головами» этой гидры.
Далеко не всегда нам причиняют зло незнакомцы: мы можем страдать от действий самых близких и хорошо знакомых людей — родителей, партнеров, братьев и сестер, одноклассников, учителей и коллег, начальников и соседей.
Когда ситуация накаляется до предела и у нас нет сил молчать или скрывать ужасные последствия абьюза, служители закона и знакомые задают вопрос: «Но почему ты не говорил об этом раньше?» Или хмыкают: «Если бы все было так ужасно, ты бы не стал молчать об этом так долго». Мы часто становимся свидетелями подобных реакций даже на уровне социума. И на это редко когда можно ответить что-то вразумительное. Мы предпочитаем переживать произошедшее по старинке — наедине с собой.
Почему же люди скрывают, что с ними произошло что-то ужасное? Коуч и писатель Дариус Чеканавичус говорит о пяти причинах, которые заставляют нас молчать о пережитом насилии (а иногда — даже не признаваться самим себе в том, что мы пережили нечто ужасное).
1. Нормализация насилия
Зачастую то, что по всем признакам — настоящее насилие, не воспринимается как таковое. Допустим, если в нашем обществе на протяжении многих лет считалось нормальным бить детей, то физические наказания для многих остаются чем-то привычным. Что уж говорить о других, менее очевидных случаях: их можно объяснять сотнями разных способов, если очень хочется найти «красивую обертку» для насилия или просто закрыть глаза на его факт.
Пренебрежение — это, оказывается, то, что должно укрепить характер. Издевательства можно назвать безобидной шуткой. Манипулирование информацией и распускание слухов оправдываются так: «Он просто говорит правду!»
Потому опыт людей, которые сообщают о пережитом абьюзе, часто не считают чем-то травмирующим, объясняет Дариус Чеканавичус. А случаи жестокого обращения выставляются в «нормальном» свете, и это заставляет пострадавшего чувствовать себя еще хуже.
2. Преуменьшение роли насилия
Этот пункт тесно связан с предыдущим — за исключением маленького нюанса. Допустим, тот, кому мы рассказываем, что над нами издеваются, признает, что это правда. Однако не делает ничего, чтобы как-то помочь. То есть он как бы соглашается с нами, но не совсем — не настолько, чтобы действовать.
Часто с такой ситуацией сталкиваются дети: они рассказывают о травле в школе, родители им сочувствуют, но не идут общаться с учителями и не переводят ребенка в другой класс. В результате ребенок возвращается в ту же токсичную среду, и лучше ему не становится.
3. Стыд
Жертвы насилия часто винят себя в том, что с ними произошло. Они берут на себя ответственность за действия абьюзера и считают, что сами это заслужили: «Не надо было просить у мамы денег, когда она устала», «Нужно было соглашаться со всем, что он говорит, пока он пьяный».
Жертвы сексуального насилия ощущают, что теперь они недостойны любви и сочувствия, и культура, в которой виктимблейминг — привычная реакция на подобные истории, с радостью их в этом поддерживает. «Людям стыдно за свой опыт, особенно если они знают, что общество склонно к нормализации насилия», — сетует Чеканавичус.
4. Страх
Тем, кто подвергся насилию, порой очень страшно говорить о своем опыте, а детям — особенно. Ребенок не знает, что произойдет, если он заговорит о том, что пережил. Будут ли его ругать? А может, вообще накажут? А вдруг тот человек, который плохо с ним обращается, навредит его родителям?
Да и взрослым непросто говорить о том, что над ними издевается начальник или коллега, уверен коуч. Даже если у нас есть доказательства — записи, свидетельства других жертв, — очень может быть, что коллега или начальник останется на своем месте, и тогда за «донос» придется заплатить сполна.
Часто этот страх принимает гипертрофированные формы, но для жертвы насилия он абсолютно реален и ощутим.
5. Предательство и изоляция
Жертвы абьюза не рассказывают о пережитом еще и потому, что зачастую у них попросту нет человека, который бы выслушал и поддержал. Они могут зависеть от своих обидчиков и к тому же зачастую оказываются в полной изоляции. А если они все-таки решаются на разговор, но их высмеивают или не принимают всерьез, тогда они, и так уже достаточно настрадавшись, чувствуют себя окончательно преданными.
Причем это происходит даже тогда, когда мы обращаемся за помощью в правоохранительные органы или социальные службы, которые в теории должны о нас позаботиться.
Не мериться травмами
Насилие носит разные маски. И стать жертвой плохого обращения может человек любого пола и возраста. Однако как часто мы, читая очередное скандальное дело о совращении учительницей мальчика-подростка, отмахиваемся или говорим, что это «полезный опыт»? Есть люди, которые всерьез считают, что мужчина не может жаловаться на насилие со стороны женщины. Или что женщина не может страдать от сексуального насилия, если абьюзер — ее муж…
И это только усугубляет стремление жертв промолчать, скрыть свои страдания.
Мы живем в обществе, крайне толерантном к насилию. Причин этому множество, но каждый из нас может быть человеком, который хотя бы внимательно выслушает того, кто пришел за поддержкой. Тем, кто не станет оправдывать насильника («Ну он же не всегда такой!») и его поведение («Всего лишь затрещину дала, не ремнем же…»). Тем, кто не станет сравнивать свой опыт с опытом другого («Тебя-то просто высмеивают, а вот меня в унитаз головой макали…»).
Важно помнить, что травма — это не то, чем можно «мериться» с другими. Любое насилие — это насилие, так же как и любая травма — это травма, напоминает Дариус Чеканавичус.
Каждый из нас заслуживает справедливости и доброго отношения вне зависимости от того, какой путь ему пришлось пройти
Мария Лаврентьева
