Бабка-ЕГЭшка

Тест на первый взгляд безобидно имитирует мышление. Но, скорее всего, даже робот «мыслит» не так. Если мы знаем нечто, то предложенный нам на выбор наряду с правильным ответом набор неправильных лишь искажает сознание. Любое испытание (экзамен), данное через диалог, — всегда обучение, а следовательно, знание. Испытание через тест — игра.

Такое знание не встраивается в иерархическую модель. Его называют сетевым и считают более современным, или более подходящим к смирению перед современностью и связывают с появлением систем массовых коммуникаций. Мозаичное (не иерархическое, не традиционное) мышление видит мир знаков как тест, а мир как текст, где все слова по-своему равны: океан и лохань, путеводная звезда и звезда шоу-бизнеса. В этом мире, если обратиться к нашим экзаменационным тестам, в принципе любой ответ правилен. Особенно в отношении тестов по гуманитарным наукам.

Приведу типичный мозаичный текст массовой коммуникации из Интернета:

1. Православный мир отмечает Светлое Христово Воскресение — Пасху;

2. В Грузии взбунтовались заключённые женской колонии;

3. «Челси» вышел в финал Кубка Англии по футболу;

4. Чавес и Клинтон обсудили вопрос о возвращении послов;

5. Мадонна получила незначительные травмы, упав с лошади.

Этот текст является одновременно тестом на выбор по интересу. Внутри его падение некой дамы с лошади равнозначно Христову Воскресению. Теперь сравним выборку из актуальных новостей с неким тестом по литературе:

«Что олицетворяло собой чрево в романе Э. Золя «Чрево Парижа»?

1. Центральный рынок; 2. Центральную площадь; 3. Лувр«

Дающие этот набор не исключают возможности, что для кого-то Лувр — Чрево Парижа, отсюда недалеко и до клоаки. Постмодернизм в действии!

Текст, предложенный как мозаичный «тест», противоречит логической основе мышления и этическому императиву. Верное рядом с неверным при незнании этого верного приводит слабый ум к неразличению добра и зла. Знающего — очевидный правильный ответ в окружении ложных (лживых?) вариантов оскорбляет как ненужная подсказка. А что это даёт невежде? Возможность угадать «методом тыка»?

Итак, зачем ЕГЭ и почему?

Объясняет Сергей Комков, президент Всероссийского фонда образования:

— За 7 лет на эксперименты с ЕГЭ было потрачено около

1 млрд. долл. В случае отмены этого экзамена возникнет вопрос, зачем и на что были израсходованы такие огромные cредства… Эта модернизация российского образования происходила при активном участии американских советников.

Вот так. Во-первых, заплачено! А во-вторых, нельзя обидеть американских советников.

Об американцах как образованных людях очень многое поведал нам юморист Задорнов. Более серьёзно суть буржуазной школы (на примере французской) изложил Сергей Кара-Мурза в книге «Манипуляция сознанием». Вкратце это школа «двух коридоров». Упрощённая школа — для масс, то есть для «продукта мозаичной культуры», для тех, кем манипулируют. И элитарная, для тех немногих, которые будут манипулировать «единым» большинством. «Одной из задач реформы после 1989 г. в России стала трансформация советской единой школы в школу «двух коридоров», — заканчивает соответствующую главу С. Кара-Мурза.

Отсюда становится понятным свёртывание литературного образования. Литература — творческий предмет. Здесь есть установка на ценность, на эстетическое и моральное предпочтение. Литература искони участвует в процессе манипуляции сознанием, но она и воспитывает активное сознание, способное противостоять манипуляции. Американские советники вряд ли в этом заинтересованы, а наши подобострастные реформаторы соглашаются с необязательностью литературы для будущего русского буржуа-пролетария, поскольку сами являются носителями мозаичного (клипового) сознания.

Оправдание массовой литературы для обывателя в том, что в ней якобы «всё, как в жизни». Вот учительница, взывая к «модернизации» и призывая уйти от наскучившей классики, приводит откровение одиннадцатиклассницы: в современной литературе «…нет абсурдно простых и, как мне кажется, совсем не реальных сюжетов о том, как нищий студент убивает старуху-процентщицу и в результате „ограбления“ получает не деньги (что было бы вполне логично), а моральные страдания. Здесь всё, как в жизни, так, как должно быть».

Критический (размышляющий, выстраивающий гипотезы) русский реализм не воспринимается клиповым сознанием. Если убил, ограбил, так живи на эти деньги без пресловутых нравственных страданий! На этом построены сегодняшние сериалы, где убийцы всего лишь деловиты, жертвы глуповаты, а сыщики интересны своей личной жизнью, а не способностями к поиску преступников. О такой жизни можно мечтать и читать о ней интересно. Кстати, о мечте: в Сбербанке плакат: «Даша мечтает стать моделью», где изображена очень милая Даша ещё дошкольного возраста. Зачем этой Даше вообще идти в школу? Надо лишь выращивать фигуру, которая может стать удачной деталью клипа, состоящего из одежды и упакованной в неё модели.

Клиповое сознание исключает ту этическую составляющую, которая увязана с классической эстетикой. В своём антиклассичесом пафосе «модернизаторы» смыкаются с постмодернистами. На заре перестройки я попал на какое-то интеллектуальное собрание, где юный докладчик, бойко цитируя каких-то новейших властителей западных дум, пришёл к заключению, что «мозг это говно, и говно есть мозг». Я тогда не ожидал, что скоро это станет избитой истиной. «Есть упоение в говне», — пародирует классика поэт-лауреат Т. Кибиров, творения которого входят в программу по литературе. «Я лиру посвятил сюсюканью, оно…» — учат Кибирова нынешние школьники как образец. Не странно, что в результате ни классическую, ни «современную» поэзию сегодня народ не читает. На этом пути автор-постмодернист, как бездарный, так и одарённый, является стрелочником, направляющим читателя в тупик массовой культуры.

Модернизаторы и либералы были бы правы, если бы выступали против вульгарного «советского» взгляда на литературу, выискивающего положительных и отрицательных героев там, где их не предполагал автор. Но вот некто (Интернет) вспоминает с горечью «слова глубоко уважаемой мной либералки Ирины Хакамады о том, что беда либерализма в России — это следствие отсутствия в русской литературе образа положительного героя-бизнесмена…». Мировая литература — подчёркнуто антибуржуазна. Типичный русский бизнесмен — Чичиков! Не найдя себя в литературе, бизнесмен (буржуа, он же — заказчик!) старательно искореняет её из образования.

Сегодняшнее общество всеми силами обороняется от этики — как самой по себе, так и скрытой в художественном дискурсе. Самый простой пример: дискуссии (прости господи!) о дозволенности мата. Раз есть в жизни, так пусть будет и в литературе, а то взялись приукрашивать действительность! Друзья из-за рубежа нас поддерживают, даже жалеют: «К сожалению, в России ещё есть противники матизмов» (Доротея Троттенберг, славист из Цюриха). И неудивительно, что таким образом не различаются любая пошлая действительность и художественный вымысел («нас возвышающий обман»).

При таких предпосылках лучше никакого экзамена по литературе, чем клип ЕГЭ. Однако буря дискуссий вокруг этого экзамена говорит о важности литературы как предмета, единственного в школьной программе, кроме, пожалуй, истории, который учит мыслить в эпоху, теряющую всякую нить мысли…

Закончу цитатой из Ницше: «Чтение классиков — в этом согласны все образованные люди — в том виде, как оно всюду ведётся, есть чудовищная процедура, учителя каждым своим словом, часто самим своим видом покрывают плесенью хорошего автора. Но здесь-то и таится обыкновенно упускаемое из виду значение — что эти учителя говорят на абстрактном языке высшей культуры, — на языке, который при всей своей тяжеловесности и трудности для понимания является высокой гимнастикой головы… Когда ученики только слушают, их интеллект уже непроизвольно подготовляется к научному способу рассмотрения вещей. Невозможно выйти после этой дрессировки совершенно незатронутым абстракцией, как чистое дитя природы».

Можно суммировать, что целью преподавания литературы в школе является этот самый неуловимый абстрактный язык высшей культуры, который вытесняется из нынешнего общества выживания-потребления.

Вячеслав КУПРИЯНОВ