Что лучше — преобразиться до неузнаваемости или остаться собой? Приобщиться к элитному танцполу или сохранить верность родному предместью? В рамках фестиваля «Черешневый лес» Санкт-Петербургский государственный академический театр балета Бориса Эйфмана показал трагикомедию «Эффект Пигмалиона». «Известия» убедились в том, что танцевальное прочтение пьесы Бернарда Шоу оказалось убедительнее иных словесных.
За 107 лет жизни «Пигмалион» был десятки раз поставлен на драматической сцене (среди российских постановщиков — Всеволод Мейерхольд) и неоднократно экранизирован. В числе самых популярных прочтений значатся музыкальные — мюзикл «Моя прекрасная леди» Фрэнсиса Лоу, выпущенный на Бродвее, и сделанный на его основе одноименный фильм Джорджа Кьюкора, удостоенный восьми «Оскаров» и с триумфом прошедший по мировым экранам.
Слово мешает
В большинстве стран, в том числе в России, разговоры дублировались, и зрители лишились удовольствия слышать, как изысканная Одри Хепберн, играющая Элизу, изъясняется на простецком «кокни», и как Рекс Хариссон в роли профессора Хиггинса шаг за шагом делает из цветочницы герцогиню, то есть переводит грубоватое просторечие в великосветскую речь. Впрочем, и в кино, и на драматической сцене оценить процесс в полной мере могли лишь носители и знатоки английского. Переводчики на свой страх и риск искали подходящие для родного языка аналоги. Российские версии, как правило, пользовались сочетанием «гхыканья» с приблатненной лексикой, так что в принадлежности персонажей стране Шекспира сразу возникали сомнения.
К чему этот экскурс в лингвистику? А к тому, что адекватному прочтению «Пигмалиона» слово, как ни странно, мешает. Зато универсальные языки тела и музыки ему во благо. В этом смысле балет для пьесы Шоу — идеальное поле. Его в свое время щедро взрыхлил Дмитрий Брянцев, поставив телеспектакль «Галатея» с Екатериной Максимовой и Марисом Лиепой в главных ролях. Сначала профессор Хиггинс посредством первой позиции и батмана тандю лепил из косолапой и скособоченной Элизы классическую балерину. Затем она твердой рукой, а точнее, безупречной стопой вела своего наставника к лирическому финалу.
Принявший эстафету Эйфман заменил классический балет бальным танцем, Фрэнсиса Лоу — Иоганном Штраусом, камерную постановку в скромных интерьерах — масштабным шоу с великолепным светом, дизайнерскими костюмами и вышколенной труппой, с легкостью покорившей Историческую сцену Большого театра. Процесс превращения неряшливой замарашки в лощеную чемпионку остался в общем-то тем же, а вот смысл действия приблизился к литературному оригиналу, притом что с персонажами хореограф обошелся достаточно вольно.
Сон и реальность
Хиггинс (Олег Габышев) стал капризным и самовлюбленным бальным чемпионом. Полковник Пикеринг (Игорь Субботин) преобразился в тренера танцевального клуба. Влюбленный в героиню пьесы Фреди исчез, вместо него появилась неравнодушная и к чемпиону, и к тренеру скандальная танцовщица (Алина Петровская). Папаша Дулитл (Дмитрий Фишер), сохранив здоровую задиристость, присовокупил к ней утонченную мечтательность. В своих снах он призывает белого ангела, являющегося с дарами в виде пары бутылок спиртного. Приземленные собутыльники посланца небес не видят, так что вся выпивка достается мечтателю. Что касается Элизы (Любовь Андреева), то она унаследовала от папы как строптивость (не в меру ретивого учителя отбрасывает одним движением), так и склонность к фантазиям. Ей тоже снятся сны, где ее кружит и вздымает белоснежный чемпион, а бодрого Штрауса сменяет нежный Моцарт.
Как рассудит героев суровая действительность? Тут возможны варианты. У Шоу финал открытый. Не исключено, что преобразившаяся Элиза вернется к Хиггинсу, но, скорее всего, пойдет своим путем. Лирический хеппи-энд в экранизациях «Пигмалиона» драматург презрительно именовал заготовкой старьевщика и, по собственным словам, предпочитал не утешать, а дразнить. Эйфман такие заготовки не отвергает, но и обязательными не считает, а дразнить, судя по его спектаклю, можно и утешая. В балете два финала, оба по-своему убедительны, и где реальность, а где сон, решает зритель. Полновечерний спектакль пролетает на одном дыхании, так что к финальным сценам публика прибывает в радостном возбуждении и готовности к сотворчеству.
«Эффект Пигмалиона» — не просто эффектное название. В психологии так именуется синдром ожиданий. Если человека считают талантливым, то он и ведет себя соответственно и — самое главное — может действительно обнаружить какой-то талант. Рискну предположить, что для Эйфмана этот балет не просто очередной успех, а еще и программа действий. В свою академию он принимает детей из неблагополучных семей, и танец для Галатей обоего пола становится чем-то вроде социального лифта, пропуска в хорошее общество. Воспользуются они им или нет, зависит и от них, и от обстоятельств. В балете хореограф рассматривает оба варианта. В жизни возможен только один. Дай бог, чтобы лучший.
Светлана Наборщикова
