Каждый человек хотя бы раз в жизни оказывался в больнице. Некоторые - в качестве пациентов, иные же - в качестве гостей. Я - из первой категории. За всю свою жизнь ваш покорный слуга отлежал на больничной койке примерно полгода (в сумме), поэтому мне легко судить о том, в чём же глубинная суть больничного бытия. Отмечу, что для создания нужной атмосферы мои сегодняшние рассуждения будут соседствовать с винтажными фотографиями палат европейских и американских hospitals середины прошлого столетия. Итак...
Когда я ходил в детский сад, возможность попадания в больницу страшила меня не меньше, чем пожар или выстрел в упор. Предполагаю, что это было связано с бесконечными байками воспитательниц, а-ля "Ты кашку-то кушай, чтобы нидайбох не заболеть, а то В БОЛЬНИЦУ ПОЛОЖАТ" или "УКОЛОВ ТЕБЕ В БОЛЬНИЦЕ БОЛЬНЫХ НАДЕЛАЮТ, если бегать по коридору будешь!". Сейчас всё это звучит забавно, но когда тебе четыре года, подобные спам-атаки могут закрепить ненужные опасения и подпортить восприятие действительности. Уж не знаю, какую роль в становлении моей сознательности сыграла эта социально-срежиссированная "фобия", но до первого класса я ни разу не лежал в больнице.
Всё изменилось весной 2000 года, когда я попал в инфекционную больницу (Тушино, Москва). Как сейчас помню - нетоксикогенный штамм дифтерии на фоне отравления. Знакомство со стационарными условиями пребывания не прошло безболезненно: я всё время плакал и просил медсестёр отпустить меня к маме, что не представлялось возможным по определению, так как в инфекционные отделения вход посетителям заказан. Кроме того, меня нехило угнетала необходимость 24 часа в сутки торчать в четырёх стенах с неизвестными людьми. Разумеется, я продумывал план побега. Разумеется, я завидовал своему соседу-студенту, который написал какое-то заявление и в кратчайшие сроки самовыписался из-за предстоящей сессии. Разумеется, на казённых харчах я потерял 5-7 кг живого веса, что было для меня тревожным опытом. Но две недели так или иначе пролетели быстро, ибо я всё время рисовал комиксы, успешно сбегая от суровой реальности в мир своих фантазий. Когда я вышел "на свободу", я стал ценить личное время и собственное здоровье. Я перестал бояться страшного слова на букву "Б", ведь я всё испытал на своей шкуре и выжил. Наконец, я понял, что такое изоляция.
Не прошло и полугода, как я умудрился подцепить (или взрастить самостоятельно - уже и не помню) печально знаменитый аппендицит. Как вы знаете, при таком раскладе оставаться дома просто невозможно, поэтому неотложка снова увезла меня в больницу. Я, вооружённый соответствующим опытом, смог совладать с собой и не распускал нюни. Удаление аппендикса произошло в первую же ночь (общий наркоз!), а в остальное время я просто реабилитировался, общаясь с "сокамерниками". Они - подростки и студенты - были весёлыми и добрыми, а одна чужая мама даже помогала мне передвигаться по отделению, когда это было необходимо. Мать с отцом периодически навещали меня, из-за чего время-бремя летело совсем быстро. Я пропустил примерно три недели школьной программы (2 класс, 1 четверть), но зато научился играть в "Морской бой".
После аппендицита я пришёл к выводу, что человек иногда попадает в больницу, и это нормально. Более того, я был почти уверен, что попаду туда снова, хоть и противился этой вероятности всей душой. Но Судьбе было угодно подтвердить мои догадки, поэтому летом 2005 года я в очередной раз был реанимирован. На этот раз - с редким сосудистым недугом, название которого вам ни о чём не скажет. Я выписался очень быстро: сейчас мне кажется, будто всё длилось меньше недели. Быстро прошла и сама операция, но это связано только с общим наркозом, который "выкрал" время из моего мироощущения. Вообще, эта процедура заслуживает отдельного упоминания, так как с ней связано огромное количество мифов и домыслов, некоторые из которых вызывают у меня улыбку. Во-первых, никакого кайфа пациент не испытывает и разноцветные вибрирующие фракталы в отключке не наблюдает. А пробуждение похоже на медленное выныривание из бассейна с мазутом. Во-вторых, отупеть от трёх или даже пяти наркозов, перенесённых в молодости, нельзя (при условии адекватного курса восстановления). Но вернёмся же к нашей теме! О самой больнице мне сказать нечего, кроме того, что она была подчёркнуто совковой, но чистой. И пустынной. Пару недель после выписки я не мог ходить, поэтому по ночам меня можно было застать ползущим в туалет на руках. Конечно, я знал, что какая-то часть моего "запаса прочности" безвозвратно утеряна, потому что такова цена любого хирургического вмешательства. Тем не менее, я верил, что ничего более серьёзного со мной не произойдёт. Однако...
В ноябре 2006 года я простудился, у меня развилась очень мерзкая форма ОРВИ с головными болями и перманентной тошнотой. Мне было тринадцать, поэтому я почти не горевал, коротая дни в одиночной палате. Меня окружала стерильность, к которой я уже давно привык. Стены были белыми, но как бы не яркими, поэтому сейчас мне кажется, что я жил в контейнере с персиковым йогуртом. Днём я рисовал, а ночью смотрел на звёзды, стараясь выловить взглядом как можно больше НЛО. Я и раньше любил рассветы, но в тот период я в них просто влюбился. А ещё я влюбился в тишину, которая сопровождает меня по сей день.
После этого я несколько раз посещал друзей, маму и персону романтического интереса в различных московских больницах, благодаря чему я понял одну простую вещь: современный российский горожанин довёл себя до такого состояния, при котором он способен отдохнуть только в стационаре! Весь быт человека будто бы ежедневно калечит то, что больница лечит. Почти все люди во всех больницах только и делают, что спят да кушают тефтели, ведь "на воле" им придётся работать на износ, чтобы просуществовать ещё пару дней или недель. Поэтому многие из них в день выписки огрызаются на соседей чуть активнее обычного.
Последний раз я лежал в больнице весной 2017 года. Странная реакция нервов на бром - ничего серьёзного. Неврологическое отделение самой обыкновенной взрослой больницы не удивило меня ни полоумными соседями, ни хамством персонала, ни тюремными распорядками. Я ощущал только одно - оторванность от зоны комфорта. Не было превозмогания, не было реальной опасности, не было желания побыть наедине с самим собой. Я пролежал в "неврологичке" десять дней, которые уже через сутки после выписки казались мне мгновением.
Много воды утекло с тех пор как я впервые загремел в больницу. Все эти склянки, коляски, коридоры, вопли стариков, перегоревшие плафоны, шкафчики с пилюлями и сонные пролетарии уже не кажутся мне чем-то оторванным от естественного суетливого круговорота городской жизни. Напротив - чем старше я становлюсь, тем менее "волшебными" и "потусторонними" кажутся мне больничные обстоятельства, как сказали бы сценаристы. Но я сохранил свои воспоминания, в которых мерцают огоньки давно пережитых чувств. А чувства всегда сильнее там, куда частенько наведывается Смерть.
