Психолингвист, филолог, профессор вуза Ирина Карабулатова стала известна на всю страну в начале пандемии коронавируса. Она одна из первых, кто получил штрафы якобы за нарушение режима самоизоляции. Парадокс заключался в том, что женщина была прикована к постели из-за перенесенной операции, она никак не могла покинуть квартиру. О проблеме Ирины, ставшей тогда актуальной для очень многих, сняли несколько громких сюжетов, в них был показан весь бред бюрократической системы, за бумажками и документами не увидевшей живого человека.
Но на этом ее злоключения не закончились. Через три года женщине пришлось пережить новые испытания, на этот раз при сборе медицинских справок, подтверждающих основания для отсрочки от призыва на военную службу ее сына. Такая отсрочка положена, если мать — инвалид первой группы, нуждается в постоянном уходе, а сын — единственный близкий родственник, способный этот уход осуществлять. А Ирина без сына — никуда.
Программа для слежки
На фоне всех тех событий, которые происходят сейчас, многие уже и забыли, что было весной 2020 года. В общем-то, тоже невесело, но по другому поводу. Многие еще не болели, но уже боялись. И непонятно, что было страшнее: неизвестный науке COVID-19 или борьба с ним, фактически превратившаяся в борьбу с заболевшими.
Тем гражданам, у кого диагностировали инфекцию, приказывали запереться на две недели в квартире и никуда не выходить. Людей обязали скачать на телефон приложение «Социальный мониторинг», которое следило за их нахождением и в любой момент могло потребовать выслать селфи для проверки геолокации. Выполнять эти, мягко скажем, странные правила нужно было ежедневно . Кто вовремя не присылал фото (например, спал) — того могли оштрафовать.
Обиднее всего, что приложение случалось глючило — так, люди, живущие на границе Москвы и области, выходили на балкон подышать свежим воздухом и, по данным мониторинга, якобы оказывались в другом регионе. «МК» писал о самых невероятных косяках этой системы. В общем-то, никаких федеральных законов, регулирующих превращение людей в добровольных узников, не существовало. Но это мало кого волновало. Это потом, когда болеть стали миллионами, стало не до того, кто из больных и где находится, а вот «пионерам» коронавируса досталось по полной программе.
У преподавательницы крупного университета Ирины Карабулатовой следящего приложения не оказалось вовсе. Она о нем не знала, хотя об этом — как выяснилось — упоминалось в документах, которые больная подписала во время визита врача. Женщину оштрафовали дважды. Объяснения — «как же так, включите здравый смысл: по-любому человек с 97%-ным нарушением двигательных функций физически не сможет перемещаться по городу самостоятельно» — никого не волновали.
«Да, я та самая несчастная героиня из репортажей, которая лежала на кровати и должна была доказывать, что никуда не ходила за две недели самоизоляции. Кому я только не жаловалась, все было бесполезно, никто не хотел меня даже слушать, и только когда к делу подключились журналисты и о моей проблеме показали несколько сюжетов, Генеральная прокуратура признала, что взыскания были неправомерными, и штрафы сняли», — вспоминает Ирина Карабулатова сейчас.
К сожалению, за минувшие три года ее здоровье ухудшилось, и с января 2023 года женщина имеет первую группу инвалидности бессрочно. Хотя она по-прежнему ведет аспирантов и получает приглашения на зарубежные научные конференции, куда ее сопровождает единственный сын. Он же осуществляет за матерью постоянный уход. Других близких родственников у Ирины нет.
Ухаживающий за тяжелобольной матерью Михаил Карабулатов учится в музыкальном училище при консерватории. Этим летом заканчивает учебу. В конце марта он, как и десятки тысяч москвичей призывного возраста, получил повестку явиться в военкомат для уточнения своих учетных данных.
Был еще повод пойти в военкомат. Дело в том, что мать получила приглашение в Китай на авторитетную международную конференцию. Сопровождать ее туда мог только сын, и нужно было получить разрешение на его поездку.
«Мы вместе отправились в райвоенкомат 21 марта со всеми моими документами, плюс ИПРА (индивидуальная программа реабилитации инвалида. — Авт.), в которой было указано, что я нуждаюсь в помощи, плюс справка из МФЦ, что мы живем вдвоем, плюс справка матери-одиночки, — рассказывает Ирина Карабулатова. — Там все посмотрели и сказали, что отдельно требуется еще получить заключение медико-социальной экспертизы, где было бы указано, что я нуждаюсь в уходе».
Поездка в Китай состоялась. Там Ирине, кстати, присвоили звание почетного профессора ведущего китайского вуза.
После возвращения сбор документов, необходимых для предоставления Михаилу отсрочки от призыва, продолжился. Михаил отправился в 80-е бюро МСЭ, где ему заявили: чтобы получить освобождение, мама должна проходить заново медицинскую экспертизу.
Обратились в районную поликлинику, чтобы получить направление на экспертизу. Там, по словам Ирины, от их вопроса даже оторопели, потому что «подобное требование противоречит самому определению первой группы». Но, поскольку об этом попросили в бюро, решили, что ладно, пусть проходит все обследования еще раз. По закону при наличии повестки из военкомата медики обязаны выдать подобную экспертизу в течение трех дней без дополнительных обследований и проволочек. Однако в этом случае система почему-то заглючила, очевидно, так же, как это было в пандемию. Она не только не увидела перед собой живого парализованного человека, но даже существующие законы трактует так, как хочет.
«Мы все это объясняли, и не раз, что есть действующие правовые нормы, однако в ответ получали, что необходимо пройти всю комиссию заново».
С 26 апреля по 7 мая 2023 года Ирина Карабулатова находилась на очередном этапе лечения в Кургане. Ей должны были сделать операцию. Момент был очень нервный.
«В сам день операции мне неожиданно стали звонить врачи из поликлиники, они заявили, что меня нет дома, поэтому они не могут меня осмотреть. Извинились только, когда я им объяснила, что лежу на хирургическом столе в другом городе».
Операция заключалась в установке двух электродов на оболочку спинного мозга. Ни в коем случае нельзя было тревожиться , так как при этом нервы и мышцы могли непроизвольно сократиться. Так оно и случилось. В результате один электрод, по ее словам, сломался внутри Ирины. Пришлось экстренно оперировать второй раз.
По возвращении в Москву снова обратились в поликлинику. Но документы там, как говорит героиня, принялись оформлять лишь в конце мая. «Особенно долго пришлось ждать справку из соцзащиты, что у меня нет соцработника и за мной ухаживает сын. Когда поликлиника подала документы, то опять пришел ответ, что якобы я не прошла еще какие-то важные обследования. Причем были указаны те анализы, которые точно имелись в карте. Потом мне вписали необходимость дополнительных исследований, которые ничего не привносят в картину заболевания, ибо повреждение спинного мозга и тетрапарез (патологическое нарушение, характеризующееся снижением двигательной активности рук и ног. — Авт.) никуда не уйдут. Мы обратились в платную поликлинику, поскольку в государственной не оказалось некоторых специалистов, которых я должна была пройти, я отослала в главное бюро МСЭ через сайт жалобу. Мне пришел странный ответ — мол, что я не заказывала никакую справку в январе, ну да, я описывала ситуацию, произошедшую в марте».
Ирина звонила на «горячую линию», написала заявление в прокуратуру — вопрос не решается.
Зато в бюро медико-социальной экспертизы Карабулатовой ответили, что из городской поликлиники им поступило направление на медико-социальную экспертизу на ее имя с указанием цели освидетельствования как определение нуждаемости по состоянию здоровья в постоянном постороннем уходе (помощи, надзоре) отца, матери, жены, родного брата, родной сестры, дедушки, бабушки или усыновителя граждан, призываемых на военную службу. «Цель освидетельствования предусматривает наличие у вашего родственника специального статуса гражданина, призываемого на военную службу. В предоставленных медицинских документах сведения о (…) статусе отсутствуют. Исходя из этого вынесение решения о наличии нуждаемости по состоянию здоровья (…) не представляется возможным». Впрочем, Ирину тут же успокоили, что если «статус вашего родственника» изменится, то можете обратиться еще раз. «Я ничего не понимаю вообще, ведь повестка сына им была вручена под расписку, каким образом они ее не увидели и не понимают, зачем мне требуется экспертиза».
С марта мать и сын не могут получить важный документ, который определит судьбу молодого человека, хотя само требование получения этого документа, по идее, вступает в противоречие с федеральным законом о соцподдержке инвалидов.
«При этом, как мне кажется, создается круговая порука и наплевательское отношение к работе. Такое впечатление, что я снова вернулась во время пандемии. Или система мне так мстит за то, что в прошлый раз ее удалось победить? — размышляет моя собеседница. — Разве при создании реестра призывников заранее не необходимо учитывать такие параметры, как полнота состава семьи, наличие и степень болезней/инвалидности призывников и членов их семей, наличие, степень инвалидности у прямых родственников, сроки действия инвалидности? Тогда, я думаю, многие вопросы были бы сняты сразу. Сейчас эти документы подает поликлиника, при этом сам инвалид не знает, что из предоставленных им документов было отправлено, что ими получено, это в конечном итоге приводит к тому, что никому ничего не надо, и просто опускаются руки».
Ирина Карабулатова обращалась в Госдуму, к депутату, который непосредственно занимается делами инвалидов. Говорит, что ответа пока не получила. «Время есть только до 10 июля, пока сын еще считается студентом. Потом его призывают. Он сдает экзамены в вуз, одновременно бегает по врачам и комиссиям. Несмотря на мое состояние, несмотря на федеральные законы, нас никто не слышит. И я просто не знаю, что и как делать…»
Я слушаю ее рассказ и понимаю, что он мне напоминает: древнюю юмореску Аркадия Райкина, где его герой, бюрократ, требует бесчисленное множество справок, в том числе «справку о том, что вам нужна справка». Но там это выглядело смешно. Хотя и показывало всю непроходимую тупость чиновников. Ничего не изменилось с тех пор. Кроме того, что в данной конкретной ситуации речь идет практически о жизни и смерти. Ирина без сына никуда.
Есть федеральный закон, что единственный родственник инвалида первой группы, ухаживающий за ним, не подлежит призыву на военную службу. И надо, чтобы эта законодательная норма была соблюдена.
«О какой помощи, поддержке инвалидов может идти речь, когда на местах поступают как хотят? Я опасаюсь, что это создает условия для злоупотреблений с культивированием чувства собственной безнаказанности, — говорит Ирина Карабулатова. — Мне очень горько, что меня снова пытаются втравить в скандал, провоцируя на публичное обсуждение своей проблемы, но иного выхода, кроме как обратиться в газету, я не вижу. Прикованная к кровати, я устала бороться».
Екатерина Сажнева
