Поголовная вакцинация никогда не вызывала у меня больших симпатий. Во-первых, я не люблю, когда по отношению ко мне предпринимаются действия, рассчитанные на поголовье. Во-вторых, я всегда считал, что прививая всех подряд, без предварительной и последующей диагностики, медики ведут себя, именно как поголовье, у которого нет ни времени, ни возможностей, а часто и ума поразмышлять, подходя со шприцом к очередному прививаемому. В-третьих, сама идея поголовных прививок во многих деталях некорректна. Например, уже больше полувека всех младенцев прививают от туберкулёза, а заболеваемость этой болезнью не падает, а растёт. Поэтому, когда на совещании у директора института, в котором я работал, объявили, что все сотрудники должны пройти вакцинацию для предотвращения назревающей в области эпидемии не помню чего, я, как всегда, пропустил это мимо ушей.
Через пару дней с утра меня вызвал директор и сделал мне выговор за то, что из 30 человек моей лаборатории только двоим сделали прививку, а остальные это дело злостно проигнорировали. Директор строгим тоном мне сказал, что сегодня вся лаборатория под моим предводительством должна на автобусе отправиться в медпункт расположенного неподалеку завода и сдаться на волю прививателей. Поскольку в то время я находился в неважных отношениях с директором и хорошо помнил формулу "Don`t trouble trouble until trouble troubles you", вернувшись в лабораторию, я строгим голосом объявил о поголовной мобилизации.
Через несколько минут ко мне в кабинет протиснулся лаборант Валера, который с плаксивой гримасой на лице пожаловался мне на дурацкое положение, в которое он попадёт, если пойдёт на прививку. Дело было в четверг, а в субботу у него должна была состояться свадьба в соседнем селе. Он узнал от знакомых, что после этой прививки температура повышается до 38-39 градусов. Валера, взывая к моему разуму и глядя на меня с мольбой в глазах, объяснял мне, что просто невозможно сознательно повышать самому себе температуру перед свадьбой с последущим за ней важным мероприятием, требующим особого душевного и физического напряжения.
Валера был очень спокойный, немногословный, дисциплинированный парень. Мне он нравился. Я ему объяснил, что против лома нет никакого другого приёма, кроме такого, которому я его научу. Но поскольку этот приём из области театрального искусства, то объяснить я ему здесь в кабинете ничего не смогу толком. Он должен будет встать в очередь на прививку недалеко от меня, смотреть, что я буду делать и в дальнейшем, перейдя в конец очереди, поступать так, как я.
Через пару часов вся лаборатория во главе со мной была сгружена у медпункта. Валера держался через одного человека от меня. Зайдя в помещение и отметившись у тётки на входе, я стал тутже быстро разоблачаться. Скинул с себя пиджак, снял рубашку и сверкая глазами от нетерпения, стал спрашивать тётку, где колоться и куда колоться, всем своим видом показывая, что при необходимости могу мгновенно скинуть брюки, не снимая туфель.
Тётка слегка опешила от такой неадекватной активности и сказала: "Подождите, подождите, молодой человек, сначала к доктору на консультацию" и указала на сидящего рядом с ней пузатого пожилого доктора с бутылочными очками. То, что этот доктор является распределителем уколов, я оценил ещё в дверях, и собственно ему и предназначал демонстрацию своей любви к прививкам. На фоне понуро двигавшихся подневольно прививаемых мои резкие жизнерадостные телодвижения не остались незамеченными, поскольку я видел, как доктор пару раз метнул на меня взгляд поверх очков. Я понял, что пол дела сделано.
Когда я уселся напротив доктора, он меня казённым голосом спросил не жалуюсь ли я на здоровье. Я, устремив на него горящий взор врождённого идиота, сообщил, что здоровье у меня превосходное и ни на что я не жалуюсь. Пока доктор раздумывал спросить меня ещё что-нибудь или сразу отправить к медсёстрам, я напряжённо вглядывался в его глаза под бутылочными стёклами очков, всем своим видом изображая, что не перенесу, если он мне откажет в прививке.
Наконец доктор меня спросил не болел ли я какой-то (сейчас не упомню) болезнью, на что я ему ответил, что кроме порока сердца я ничем никогда не болел. Произнеся эту ключевую фразу, я вскочил, давая этим понять, что не считаю возможным жить дальше без прививок, поскольку среди прививаемых, и даже среди медперсонала могут быть уже заболевшие.
Доктор внимательно посмотрел на меня поверх очков, отлепил задницу от стула и начал меня прослушивать. Наслушавшись, он перешёл к пальпаторной перкуссии сердца. Потом куда-то удалился на несколько минут, приказав мне стоять на месте. Потом вновь появился, ещё один раз прослушал и сказал, что я не могу быть вакцинирован.
Я изобразил на лице крайнюю степень разочарования, сказал, что у меня семья, что я боюсь заболеть и заразить жену и ребёнка и т.д., хотя, честно говоря, к тому моменту я уже забыл про доктора-консультанта, про прививку, про директора и думал о том, что нужно зайти в лабораторию при заводе и взять у знакомого химика кварцевую трубку нужного мне диаметра.
Сначала врач с отеческими нотками в голосе объяснял мне, что с таким сердцем мне нельзя на прививку, но после моего очередного "Но, доктор!" встал и решительным голосом сказал мне, чтобы я убирался. Сердце у меня и тогда было идеальное, и сейчас после недавней электрокардиограммы демонстрирует идеальную работу.
Я отправился к знакомому химику, получил у него то, что мне было нужно, попил с ним чай, побеседовал за жизнь, и к концу дня появился на работе. У дверей кабинета поджидал меня Валера. Он мне с обидой в голосе сообщил, что сделал всё в точности, как я, но ему прививку всё таки впороли. Я просто недооценил силу своего артистическо-психологического таланта. Мне казалось, что это - вполне рутинное действо. Этим я сильно, не желая того, подвёл Валеру.
Ваш Леонид Владимирович Андреев
