Сегодня — День Защиты Детей. Признанный и международный. Как будто оставшиеся триста шестьдесят четыре дня они в защите не нуждаются.
Сегодня СМИ вспомнят о детях, благо роликов со смазливыми детскими мордашками в архивах предостаточно. Равно как и африканских репортажей о голодных детях, умирающих прямо перед камерой телеоператора.
Сегодня этого добра будет предостаточно.
Сегодня чиновный люд будет мусолить пальцы о толстые тома детских благотворительных программ, заодно стряхивая скопившуюся за год пыль.
Сегодня все будет в полном ажуре. Мы все — как один — стройными рядами отправимся защищать детей. Вопрос — от кого?
От прелестей «большой» жизни? От невзгод их светлого будущего? Или — от нас самих?
Я отношусь к защите детей весьма воинственно и цинично.
Когда мне было шесть лет, я выскочил на велосипеде из двора на тихую улочку. Прямо под колеса мусоровоза. Водитель, очевидно, был не самым плохим, потому что кроме отчаянного рева мотора и визга резины о разгоряченный южным солнцем асфальт, никаких других последствий не было. Водитель догнал меня быстро. Прямо посреди улицы он снял с меня штаны, и несколько раз хорошенько прошелся ремнем, нецензурно приговаривая. Мне было больно и обидно.
Теперь, в свои 36, я понимаю, что в момент приведения приговора в исполнение незнакомый досмерти перепуганный водитель занимался в отношении меня — защитой детей. И ничем другим.
Вчера я вытащил за уши, приговаривая при этом цензурно, двоих малолетних, пожелавших исследовать склоны глубокой канавы, вырытой ремонтниками в моем дворе с целью замены тепловых коммуникаций. Дети кричали. Через минуту прибежали мамаши. Они тоже кричали. Я не кричал. Для начала я объяснил мамам, в каком виде обычно извлекают детей из завалов. Потом я обратил их внимание на то, что вся разрытая зона была прекрасно огорожена, имелись все требуемые таблички — значит, за возможный несчастный случай отвечали бы только эти мамочки, и уж никак не ремонтники.
Мамочки не поняли. Я в их глазах остался зверем. Пусть так. Я стерплю.
Когда я вижу в зубах восьмилетки сигарету, я выдергиваю ее — молча, и также молча отвешиваю пинка или подзатыльник — в зависимости от того, какая часть тела воспитуемого ближе. Мне плевать на милицию и возможные последствия.
Когда я вижу ребенка (явно моложе 14-ти) на переднем сидении автомобиля, да еще и без ремня — я притираю эту машину к обочине и высказываю рулящему все, что я о нем думаю.
Когда я прихожу в гости к незнакомым людям, родителям трехлетних близнецов, и вижу на длинных узких форточках — решетки (13-й этаж), я проникаюсь неподдельным уважением.
Помните — если ваша рука может схватить за ранец первоклассника, собирающегося перебежать улицу на красный, то в этот момент несчастный несмышленыш роднее, чем ваше собственное дитя. А вы для него ближе — и в прямом, и в переносном смысле слова — его собственной матери.
Защита детей начинается и заканчивается только одним — чужих детей на свете НЕ БЫВАЕТ. Они все — наши. Единственные, неповторимые. Родные.
А спекуляции на детскую тему со страниц газет и экранов телевизоров — перетерпим. Всего-то — раз в году.