Двухлетний ребенок, оставленный в поликлинике под международный День защиты детей, — визитная карточка нашего общества. То, что история эта не исключительная, а, как страшно это ни звучит, типичная, подтверждают и записки детского психолога, которые мы публикуем сегодня.
…Все те годы, которые я работала психологом в школе-интернате, мне казалось, что нахожусь в своей внутренней тюрьме. Моими соседями были дети-сироты. Сплошной крик одиночества. Иногда — немой крик, иногда — настоящий побег.
«Жизнь — это мучение»,— сказала мне как-то 7-летняя девочка Шура... Первое время у меня волосы становились дыбом от всего услышанного. Казалось, что кабинет дышит болью, пропитан страхом. Смотрела на детей и задавала вопросы в пустоту: «Как они смогли это выдержать? Как могут после всего прожитого верить людям и надеяться на взрослых? Как помочь детям прожить этот травматический опыт до конца и вырасти более счастливыми?»
Друг
Мы с Антоновым стояли разговаривали, подошла учительница, стала рассказывать мне, какой он «хороший»: на уроках не работает, болтает, всем мешает, самовольно уходит. Он стал плакать, закрывая глаза. Создалось впечатление, что хочет спрятаться. Присел на корточки, попытался закрыться, обхватив голову руками.
— Ты помнишь, что вчера был мой день рождения? — спросила я.
— Да.
— Нарисуй, пожалуйста, мне в подарок рисунок. А после урока приходи ко мне в кабинет, покажешь. Хорошо?
После урока он пришел с моим портретом. Мы сидели за столом, я попросила его нарисовать самого себя, но рука малыша рисовала маму.
— Ты можешь помочь ей забрать меня отсюда? Я хочу к маме...
Он рисовал и рассказывал о маме. Не знаю, выдуманы эти красивые истории или они настоящие, но слезы блестели на его глазах. Рисунок-подарок для мамы нарисован, письмо под диктовку написано. В тот момент меня пронзила мысль: «Ведь я ничего не знаю о нем! Вдруг мама умерла?» Сама себе сказала, что узнаю историю ребенка.
…Мы шли в класс, держась за руки, и я боялась его упустить — шустрый. Интересная деталь: сколько я ни ходила по этому длинному коридору, кабинет социального педагога всегда был закрыт, а сейчас, как только мы поравнялись с ним, дверь сама открылась. Оказалось, замок плохо работает, и, чтобы дверь не открывалась, хозяйка запиралась изнутри. Передав героя в руки воспитателя, я вернулась в открывшийся для меня кабинет с историями всех детей и узнала: его мама уже третий год находится в заключении, она ничего не знает о сыне и ищет его. Несколько дней назад пришло письмо из тюрьмы с просьбой посодействовать в поиске мальчика.
P.S. Уже несколько месяцев живет переписка сына и «самой прекрасной мамы». Каждое письмо мой друг обцеловывает и просит перечитать по нескольку раз (сам он читать так и не научился). Он прижимает конверт к груди, закрывает глаза и улыбается, как будто мысленно воссоединяется с мамой. Он прячет дорогие письма в моем кабинете, чтобы дети не забрали, не порвали, не выбросили, чтобы не потерять. Берет одно письмо, меняет на другое, снова прячет. И ждет, и предчувствует.
— Сегодня мама пришлет мне письмо?
— Не знаю.
А вскоре секретарь сообщает, что для Антонова есть письмо.
У взрослых по-прежнему не хватает на мальчика сил, терпения, времени. Иногда он грозит: «Вот придет моя мама и всем вам даст за меня!» Мама пока не все знает о сыне. Есть надежда, что ее любовь поможет нам вместе пережить и перерасти некоторые трудности.
Больше всего моего друга беспокоят три вещи.
— Когда мама меня заберет?
— У меня проблемы в учебе. Бедная Нина Геннадиевна учит-учит меня, бьется-бьется со мной, а я никак не могу научиться хорошо учиться... Что мне делать?
— Напишите маме, чтоб она прислала свои фотографии... я не помню ее... вдруг она придет, а я не узнаю ее... Как я ее узнаю? Напишите так: «Мама! Пришли мне, пожалуйста, в следующем письме свои фотографии. Целую, твой сын».
Обещание
Он пришел сам и сказал:
— Меня мучает мое состояние... уже долго. Помогите мне разобраться... Можно?
Его вопрос слегка удивил меня. Девятилетний мальчик в школе-интернате с таким сформировавшимся четким запросом.
— Да. На выходные мама брала меня домой. Я был у тети, у бабушки и несколько дней дома с мамой, дядей и сестричкой.
— Сестричка младшая?
— Да, ей месяцев восемь всего, мама недавно родила. Мы играли с ней в основном дома, потому что маме коляску тяжело носить с этажей на улицу. Все было хорошо. А потом мама привезла меня обратно. Мы в коридоре обнялись, я плакал, не хотел уходить. Мама мне пакет с вещами и конфетами дала и уехала. И вот я уже несколько дней хожу в этот коридор, стою, а потом иду обратно к себе. И так целые вечера: хожу туда и обратно. Что со мной происходит, а?
— Я думаю, что ты просто скучаешь по маме и, вспоминая ее, проходишь снова и снова путь, который проходил после расставания с ней. Тебе кажется, что, выйдя в коридор, ты как бы оживляешь общение с мамой? Возвращаешь ее?
— Да. Мне кажется, что вдруг я приду сюда, а она ждет меня. Стоит тут. И почему мама живет с сестричкой дома, а я тут? — Он посмотрел мне прямо в глаза с вызовом, с горечью.— Хотя я сам в этом виноват...
— Кто тебе это сказал?
— Я сам знаю. Ну, мама пила и плохо жила вообще. У тети откуда-то маленький дом нашелся в деревне, и она сказала, что мама со мной будет там жить и помогать бабушке. Она старенькая уже была и надо было ей помогать. Мы там жили, в этой деревне. Огород садили, я много на улице гулял.
— В школу там ходил?
— Нет. Не ходил. А потом один раз мама поехала за бабушкиной пенсией в город и пропала надолго. Мы с бабушкой вдвоем остались. Уже зима была, было холодно.
— А кто вам готовил?
— Я. И бабушку кормил, и на себя делал все. Ну мы так жили и жили, а потом я не смог больше и попросил соседей позвонить тете. Приехала милиция с тетей, и рассказали, что я тут сам с бабушкой старенькой живу давно, а мамы нету, тоже давно. Тетя разозлилась сильно на маму. Ругалась. И нас забрали.
— А почему ты себя винишь в этом?
— Ну как же почему?! Я же слабак, не выдержал, позвонил тете. А вот если бы не звонил, меня бы не забрали! Был бы с мамой и бабушкой.
— А я восхищаюсь тобой и твоим поступком! Ты поступил как настоящий мужчина! Ведь если бы ты не позвонил, вы бы с бабушкой могли мерзнуть, могли бы голодать, заболеть, могло случиться все что угодно. А ты правильно все рассудил, сколько было сил, справлялся сам, а потом обратился за помощью — ты спас и себя, и бабушку!
— Но бабушка все равно умерла... Но все равно мне кажется, что я виноват, что не с мамой сейчас...
— А как вы сейчас с мамой общаетесь?
— Мы по телефону говорим каждый день.
— У тебя есть телефон?
— Нет. Я прошу телефон у кого-нибудь из воспитателей или дежурная мне разрешает со своего звонить, иногда «старшаки» знакомые дают. Я набираю номер, мама перезванивает, и мы разговариваем. Так и дедушке звоню, и тете могу позвонить.
И он рассказал историю своего первого интернатского телефонного звонка маме. Когда они уже заканчивали разговор, мама произнесла:
— Ты мне еще позвонишь?
— Да!
И с того самого момента он тихо и незаметно, но настойчиво и упорно ищет «свободный телефон», чтобы выполнить данное маме обещание...
— Она ведь ждет моего звонка, понимаете...
Молчун
Случайно в разговоре с ученицей интерната я услышала, что тот мальчик, кто у нас все время молчит, раньше был совсем другим, даже анекдоты рассказывал. Поверить в это было трудно, и я решила раскопать историю. То, что мне говорил в телефонную трубку директор приюта, куда после родного дома попал Молчун, никак не подходило к тому парню, которого все мы здесь знаем.
— Вы уверены, что мы говорим об одном и том же человеке?
— Конечно. Он и у нас больше разговаривал глазами, но при этом нам удавалось привлекать его к выступлениям на сцене. Он мог сделать подножку или поднять юбку девочкам, улыбался. Друзей не было, а самые теплые отношения сложились с соседкой по родному двору, которая навещала его.
Эту женщину я нашла, узнала историю молчания.
Семья мальчика была обеспеченной, но очень неблагополучной. В доме жили бабушка, дедушка, папа и родной дядя. Все мужчины постоянно пили и дрались. Драки были особенно жестокими, зверскими. Родная мама бросила своего трехмесячного малыша на улице в коляске. И пропала. Наверное, это был первый узел на толстой, удушающей веревке предательств. Бабушка, обозленная на весь мир, любила внука, но по-своему. Попрекала, затюкивала, указывала, наказывала и вместе с тем нанимала лучших репетиторов для образования мальчика. Он был отличником, лучшим в классе. Справлялся с математикой, с английским языком было сложнее, но лучше, чем у всего класса. Его любили учителя. Он собирался поступать в военное училище.
Неясно, как вышла эта история. Умер дедушка, и пять дней его скрюченное тело лежало на полу в кухне. Ребенок все это время находился в доме с трупом один. Ходил мимо, даже не притрагиваясь к телу. Понимал ли он, кто лежит перед ним? Может быть, тогда мальчик и замолчал? Соседи, увидевшие эту картину — начавший разлагаться труп и 11-летний мальчик, ходивший мимо мертвого тела,— были в шоковом состоянии.
Когда милиция забирала из дома отца, ребенок не сдержался. Детское горе, оно больше горя взрослого человека. Когда мир рушится, свои силы не осознаются и ощущение, снова ощущение предательства заполняет каждую клеточку организма, каждую клеточку души. Он кричал. Он хотел докричаться до отца...
Когда органы опеки забирали из дома его самого, он еще разговаривал и просил соседку забрать его к себе. Но она не смогла... Позже соседи нашли родную маму парня и уговорили ее забрать сына из приюта, чтобы он не стал сиротой. Обещали помогать им. Мама согласилась, забрала сына. Через неделю выгнала. С кем теперь говорить? О чем теперь кричать? И смысл?
Женщина, рассказавшая мне эту историю,— не просто соседка. Она молочная мама нашего Молчуна. Она кормила грудью свою дочь и не оставила этого мальчишку, от которого отказалась мать. Сейчас его отец умер, умерла и бабушка. Нашедшийся дядя заинтересован только в оставшемся имуществе, которое бабушка завещала внуку. Это лакомый кусок для здравствующей и процветающей родни.
Но: соседка кричала о любви и не приехала, дядя ни разу не появился, время неумолимо двигалось к завершению школы, а он по-прежнему молчал.
Нам помогли чужие люди и дельфины.
Хозяйка дельфинария молчала в трубку, а я волновалась, что не смогу без личной встречи донести до нее важность знакомства нашего Молчуна с ее подопечными. Оказалось, женщина просто плакала, слушая историю его жизни, и не могла выдавить из себя ни слова. Он стал первым клиентом, получившим десять сеансов занятий с дельфинами абсолютно бесплатно.
По дороге в дельфинарий я незаметно наблюдала за ним. Ему интересен мир и люди вокруг. Во время занятия старалась не смотреть на него, разговаривала с тренерами, врачом. Он стал отвечать тренеру на вопросы, продемонстрировал знания в области географии, биологии, хорошую память. Боялся нырять, не умел плавать, но старался, был исполнительным.
В интернате педагоги старались расспросить: «Как он? Разговаривает с дельфинами? Доволен? Как все идет?» Все переживали и радовались за парня, и однажды счастье пришло. Он должен был обхватить дельфина и вместе с ним проплыть по кругу. Шустрый дельфин норовил выскользнуть, парень стеснялся своей неумелости. Наконец ухватился за плавник, и они поплыли.
В предыдущие заплывы выражение лица моего героя было каменным, а сегодня он улыбался! Он светился от радости. Увидев, что я вижу это, смутился, опустил голову, но тут же дернул ею в сторону, как будто бы хотел отбросить все сомнения, освободиться от них, и засмеялся снова. Это была победа!
Он даже разрешил фотографировать себя с дельфинами. После он с девочками ездил на занятия по английскому языку. Лучше всех в школе написал выпускные экзаменационные работы. Занимался альпинизмом и много путешествовал со своей спортивной командой. Директор интерната старалась отправить его в каждую поездку и всегда получала в ответ самые добрые слова о воспитанном, культурном, трудолюбивом, умном парне, который много молчит, но так красиво улыбается и говорит глазами.
Доверие
Мне в работе помогают сказки и притчи. Если на столе стоит свеча, дети знают: будет сказка, комната наполняется таинством.
Я читаю сказку, могу даже пустить слезу. Смущаюсь и добавляю: «Надо менять профессию. Ваш психолог слишком эмоциональный». В ответ — открытая улыбка, смех в ладонь, крики: «Нее, нее, нее!» или молчаливая просьба глазами: «Нет, нет...» Плакать могут и дети. И если в начале работы они стеснялись друг друга и меня, то со временем волнение, неприятие, осуждение, насмешки стали исчезать.
— Родители называли меня таблеточкой,— с улыбочкой свой рассказ начала Юляська.
— Почему?
— У меня всегда были холодные руки. Отец бухал, у него голова болела, он просил держать руки на его голове, чтоб боль сходила. Типа, я лечила его.
Дальше шел рассказ о ее младшей сестре, которая в годовалом возрасте съела обои со стены, а позже собирала бычки на улице для отца. Однажды девочки гуляли недалеко от водоема, и младшая сестра провалилась в прорубь. Спасла ее Юля с собакой по имени Дик.
Сейчас мать сидит в тюрьме. Девочка пытается узнать, за что именно, но та упорно не отвечает на вопросы. Мать стала верующей, бросила курить и пытается после освобождения из колонии поселиться в приюте для верующих при монастыре. Юля читает мне письма матери. Всегда удивляют слова матери: «Купи симку и позвони мне». Не хочется омрачать радость ребенка при получении долгожданной весточки от мамочки, но откуда у девочки в интернате могут взяться деньги на симку, телефон, конверт и другие вещи? Или мама понимает, что девочка найдет способ решить эти материальные вопросы?
Иногда свеча напоминает единственный свет, который ребенок помнит с детства. Когда Наташе было 5 лет, а брату Стасику — 2 года, маму полностью поглотило пристрастие к спиртному. Воспитанием детей занималась старенькая бабушка. Про существование детишек мама вовсе забыла.
— Когда маленький брат плакал, я щекотала его, жалела. Потом мы смотрели на луну и радовались, думали о хорошеньком.
— Мечтали?
— Мне тогда часто слышался голос папы. Он умер. Сейчас включаю музыку, засыпаю с ней. Если честно, мне кажется, это не музыка, а папа что-то мне говорит. Только сейчас я не могу разобрать его слова...
Она говорит спокойно, только при словах о брате прикрывает глаза рукой.
— Мама шлялась сама, потом мужика нашла. Однажды они закрылись на щеколду в хате, я не смогла зайти. Мы с братом хотели выбить окна, но побоялись, что они застудятся... Брат стал пальцем тыкать на крышу сарая, на горище. Я взяла его на руки, и мы полезли по лестнице вверх. Спали у дымаря. Помню, что было светло и холодно. Брат меня улюлюкивал, а я все говорила ему, что я уже большая и не надо меня успокаивать. Все время есть хотелось. Мы ходили к церкви и стояли с ручкой. Так мы кормили бабушку и собаку Дружка. А еще бабушка варила нам затирку.
— Это что за блюдо?
— Суп с лапшой. Самая большая вкуснятина в мире! Мне ваша свечка нравится. Смотрю на нее, думаю. Уходят прочь мысли о прошлом, и приходят планы. Иногда даже забываюсь в этом.
…Вот такие детские переживания оживают в кабинете психолога.
Но сказка открывает еще одну грань воспоминаний. Оказывается, в жизни было не только плохое, но и хорошее. Была бабушка, которая заботилась о ребенке с самого рождения, дед, с которым ходили на рыбалку и чуть не спалили штаны в костре, брат, защищающий от соседских пацанов.
А еще наши дети всегда помнят о своих горе-родителях, несмотря ни на что. Прячут свои подарки, выменивают, копят приятные мелочи, чтобы при встрече отдать матери-алкоголичке или отцу.
Инна Ковалёва,
детский психолог
