Я мимо ехал, можно сказать. Водитель, Володя, оказался оттуда. Напросился, свернули. Все ведь слышали, всем интересно: как жители деревни Высокий Холм (Смоленская область) спасли санкционные нектарины. Перегнав их в «отличную самогонку», в частности.
Если бы у Высокого Холма был свой учебник истории, составитель обязательно указал бы тот день, 6 августа 2015 года, в основных датах на форзаце. Сразу после записи: «Сентябрь 1943-го. Освобождение от гитлеровских войск». С тех пор здесь ничего не происходило. Да и память об этом последнем событии стремительно тает. Как и не было его.
Володя первым делом зарулил на полигон отходов. Называется красиво, «Днепр». Это в сводках Россельхознадзора. Таблички-то там нет. Просто шлагбаум, сторожка, собака, бульдозер и куча мусора. Дверь сторожки открыл опрятный дед Базель (это кличка). В комнате были еще мужчина и женщина, блаженно-нищего вида.
— Ничего не знаю, меня в тот день не было, — сказал Базель. И вежливо подтолкнул в спину к выходу.
— А можно, — говорю, — помойку сфотографировать?
— А нельзя, — ответил Базель виновато. — Запретили.
— Кто запретил?
— Из Москвы запретили. Извините.
— Вот г-н! — заржал Володя в машине. — Не было его! Да он при мне больше всех увез!
Водитель рассказал, как все было: «Днем в Высоком Холме пилили деревья вдоль дороги. Мы собирали ветки. Мимо нас на машине мотался Базель: туда-сюда, туда-сюда. Что за фигня? Потом приехали менты, сказали пока не ездить в сторону свалки. Мы, конечно, поехали. Там фуры стоят, рядом тетки какие-то. СЭС, Сельхознадзор — не знаю. Местные алкаши перегружают фрукты из грузовиков в мусорку. Мусорка высыпает их на свалке и давит. А когда эти тетки не смотрят, алкаши высыпают нектарины в кусты. Мы с племянником пару ящиков тоже прихватили. Эти дуры кричат: «Мы сейчас полицию вызовем!» А я говорю: «Ты кто? Представься!» Корочки ни у одной не было. А вечером, когда они уехали, туда все потянулись. Мешками таскали, что уцелело. Знакомый до четырех утра там проторчал».
Рассказать мне о том удивительном дне знакомый Володи наотрез отказался. Он госслужащий. Но ведь и другие жители Высокого Холма предпочли умолчать о своем человечном поступке. Даже те, на чьи дома Володя указывал с комментарием: «Вон там женщина живет, только так по свалке ползала». Я протопал деревню насквозь. Все «слышали об этом случае», но никто будто бы не принимал участия в том однодневном празднике жизни. Все напрочь забыли о нем, словно и не праздник это был, а какая-то другая страница в истории деревни. Теперь у всех в тот день были дела: кто за больным родственником ухаживал, кто на смене в Смоленске был.
У иных все-таки проскакивало возмущение: как можно давить еду? Почему не отдать фрукты хотя бы в детский дом или дом престарелых?
В конце концов, я рассчитывал, что аборигенов выдаст гостеприимство. Некоторые предлагали чай и даже ночлег, но никто — рюмочку с характерным запахом.
Правда, и без рюмочки мои поиски походили на поиски Кремля В. Ерофеевым. В соседней деревне Гусино пьяницы называли мне адреса очевидцев, наблюдавших спасение нектаринов («сами-то мы в тот день пили»). Но двери в тех домах открывали не их собутыльники, а сплошь красивые девушки. Вдруг оказывалось совершенно не до фруктов. Я что-то мямлил про нектарины, всем становилось смешно.
Словом, не осталось от того памятного дня ни очевидцев, ни участников.
Больше меня удивлялся Володя: «По помойке все лазали, ниже падать некуда, чего интервью-то стесняться?»
P.S. По информации Россельхознадзора, 12 августа на полигоне «Днепр» уничтожили еще 20 тонн персиков и нектаринов.
