В залах Fondation Cartier в Париже открыта выставка «Мы деревья» (Nous les arbres). Не совсем художественная, не совсем научная и не совсем публицистическая, она — свидетельство нового состояния современного искусства, пытающегося объединить науку, этику, эстетику. Рассказывает корреспондент “Ъ” во Франции Алексей Тарханов.
Дерево — готовая иерархическая модель, иллюстрация течения эволюции (недаром со стволом и ветвями рисуют историю любой семьи). Но это и идеальная модель строения мира для математика Миши Громова, приводящего в пример бронхиальную систему человеческих легких, или запись химических формул, или строение атомных решеток.
Не в первый раз Fondation Cartier устраивает выставки, в которых ученые выступают менторами художников. В 2012 году это была математика, сейчас экспозиция «Мы деревья» рассказывает о мире растений языком ботаники, архитектуры, философии, современного искусства. Главный вопрос выставки — этический, почему мы так жестоки с деревьями. Видеоинсталляция «Exit» американцев Diller Scofidio + Renfro, сделанная вместе с французским философом и урбанистом Полем Вирильо, показывает, как в результате хищнических вырубок и пожаров исчезают леса Амазонии, Суматры, Камеруна.
Конечно, как бы ни лютовало человечество, биологическая масса растений до сих пор составляет 82,5% против наших 0,01%. Мы — горстка узурпаторов, паразитов, появившаяся на Земле без году неделя, каких-то 300 тыс. лет назад, в то время как царство растений существует на ней 475 млн лет. Об этом на выставке говорят биологи.
Фотографы и кинематографисты Раймон Депардон и Клодин Нугаре показывают фильм «Мое дерево», собирающий перед экраном завороженных зрителей. Герои роликов рассказывают об «их» деревьях: растущем на городской площади вековом платане, кормящем несколько семей земляничном дереве, пинии, укрывающей деревню от солнца. Люди говорят о деревьях, с которыми живет несколько поколений их семьи, не всегда в полном ладу (вековой платан захватил участок и разрушил половину дома), но в боязливом уважении.
Я бы послушал, что рассказало бы про человека дерево. Но у нас с ним разговор короткий. Работы бразильца Альфонсо Тостеса — о наших способах с ним общаться. Белая стена увешана садовыми инструментами, напоминающими арсенал великанского дантиста. Тут грабли, лопаты, секаторы, пилы — орудия мирные и военные, для забот о деревьях и их мучений. Напротив — сотни ex-voto: оставленные в церквях в благодарность за излечение деревянные лица, руки, ноги, набор деталей для потенциальных буратин, но связанный с историей человека, его плотью, которая ассоциирована с деревом.
Не следует думать, рассказывает экспозиция, что мы знаем, как живут деревья. Мы с трудом их понимаем, несмотря на то, как давно соседствуем с ними на Земле. Один из способов их понять смешивает ботанику и искусство рисовальщика. Ботаника становится делом художника, какой была в течение прошлых веков, когда тетради натуралистов были достойны музейных рам. Даже сейчас при всех возможностях фотографии рисунки часто яснее, доказательнее и за ними — размышления их автора, который рассказывает не только о том, что он видит, но и о том, что он знает.
Архитекторы Чезаре Леонардо и Франка Стаги изучили архитектуру деревьев так, как когда-то Виньола и Палладио изучили структуру античных ордеров. Иллюстрации их труда 1982 года «Архитектура деревьев» — увражи с деревьями в масштабе 1:100. Они объясняют, как следует работать настоящим проектировщикам ландшафта: парк, как они считают, должен создаваться не во временном и габаритном масштабе человека, а в масштабе и с точки зрения дерева.
Параллель их архитектурным исследованиям — серии ботанических зарисовок француза Франсиса Алле, который потратил десятки лет на подробные изображения деревьев. Если у Леонардо и Стаги это портреты, у Алле это анатомические схемы, скелеты и экорше. Он занят физиологией, техникой, столь совершенной, как будто деревья и вправду кто-то спроектировал и рассчитал на сжатие и растяжение. Его книги наблюдений за деревьями должны стать настольными книгами рисовальщика, как человеческая анатомия Барчаи или Барбера.
Полсотни участников со всего мира — знаменитых и малоизвестных, профессионалов и любителей, с удачными и не очень удачными работами — образовали в итоге сложную и захватывающе интересную выставку того, что у нас на виду, но остается незамеченным. Отличное место для этой выставки — стеклянный дворец Fondation Cartier, перед которым растет вековой ливанский кедр. Его в XIX веке посадил писатель и дипломат Франсуа Рене де Шатобриан, а в XX веке архитектор Жан Нувель бережно сохранил и сделал украшением фасада нового здания. В саду, который в 1994 году спроектировал германский художник Лотар Баумгартнер и который стал частью экспозиции, осенью будет показывать свои работы американец Тони Оурслер. Его Theatrum Botanicum — проекции человеческих лиц на шевелящуюся листву — напомнит о дриадах, умирающих вместе с деревом.
Выставку «Мы деревья» легко счесть конъюнктурной кураторской работой на «зеленую» тему, однако главный итог ее не в том, как «прозвучали» работы звезд (с чего бы им быть неудачными), а в художественном осознании факта, что мы не хозяева планеты. Мы восхищаемся лесами, но лес не придуман человеком, это дом деревьев, которые веками остаются на своем месте, пока мы мечемся по свету. «Мы деревья» — это не про нас, не надо примазываться. Это они, деревья, рассказывают о себе тем немногим, кто в состоянии их услышать.
Алексей Тарханов
