«Эффективный» менеджер высшего государственного уровня Дмитрий Медведев известен в народе своими историческими нововведениями: переходом на «вечное» зимнее время; переименованием милиции в полицию; крылатой увещевательной молитвой: «денег нет, но вы держитесь»; «реформированием» пенсионной системы с целью повышения пенсионного возраста. И он методично выдает «новые» маниловские идеи, подготовленные его «экспертами»: выступая 11 июня на Международной конференции труда (МОТ) в Женеве, Дмитрий Анатольевич высказался о введении в России четырехдневной рабочей недели.
Не думаю, что «эффективный» менеджер не знал почти двухтысячелетнего евангельского обобщения от Матфея, употребляемого иронически по поводу противоречащих друг другу решений, — когда «левая рука твоя не знает, что делает правая».
С одной стороны, правительство Медведева провело безграмотную пенсионную реформу, увеличив возраст выхода на пенсию, изменив формат трудовых отношений, а следовательно, увеличив общую величину рабочего времени, убеждая россиян, что стране не хватает рабочих рук. А следом вдруг выяснило, что их в избытке, так что можно сокращать рабочее время с переходом на четырехдневную неделю.
А вспомните, как минувшей зимой Медведев предлагал подумать о том, чтобы сократить длинные новогодние каникулы: мол, «практически 14 дней страна мало чего создает и очень хорошо «отмечает».
В производственном календаре 2019 года рабочих дней насчитывается 247, а выходных и праздничных — 118. При введении четырехдневной рабочей недели количество нерабочих дней увеличилось бы еще почти на 50 дней. По подсчетам экспертов, за время новогодних и майских каникул средний производимый ВВП сокращается на 65–75% от обычного показателя. И мы хотим, чтобы страна, отдыхая, развивалась?
Для сокращения количества рабочего времени — в течение рабочего дня или недели — в стране должны вызреть объективные условия. Хорошо помню дебаты на заседании Верховного Совета РСФСР от 19 апреля 1991 года, принявшего закон «О повышении социальных гарантий для трудящихся», которым сократилась продолжительность рабочего времени в стране до 40 часов в неделю. Затем эта норма была закреплена в Кодексе законов о труде (КЗОТ) РФ и в Трудовом кодексе. После этого продолжительность рабочей недели в России не менялась и в настоящее время составляет 40 часов с двумя выходными днями (суббота и воскресенье).
Восемь рабочих часов в день взяты не с потолка — это максимальная продолжительность рабочего дня для среднестатистического работника, исходя из уровня развития производительных сил и производительности труда для конкретного экономического периода страны, рассчитанная медиками с учетом качественного воспроизводства рабочей силы.
Следовательно, с политико-экономической точки зрения изменение формата трудовых отношений, связанное с сокращением общей величины рабочего времени, — это комплексная проблема. Она требует коренного изменения, во-первых, в самой экономике, повышения уровня ее производительных сил на новой научно-технической основе; во-вторых, формирование кадровой составляющей, соответствующей новому качественному состоянию технологической базы; в-третьих, такое развитие социальной сферы, которое способно было бы удовлетворить потребности свободного человека.
Вернувшись в страну из Женевы, Дмитрий Анатольевич дал поручение Минтруду представить в правительство свою позицию о перспективах введения в России четырехдневной рабочей недели. Минтруд подготовил доклад о том, чем может для страны обернуться переход на четырехдневную рабочую неделю. Обсудив идею с работодателями и профсоюзами, а также другими министерствами, Минтруд ушел от прямого ответа на вопрос о целесообразности введения в России четырехдневки и ограничился выводом, что «данный вопрос требует дальнейшего изучения». Но самое парадоксальное заключается в том, что Минтруд не дал оценку главному фактору, от которого зависит возможность изменения формата трудовых отношений, — уровню развития производительной силы и производительности труда: способно ли их нынешнее состояние в стране обеспечить изменение формата трудовых отношений. Поэтому вывод Минтруда — это пустой звук.
Теоретически известно, что сокращать рабочее время можно только тогда, когда материально-технические и людские ресурсы находятся на траектории роста, когда на их базе растет производительность труда. Чем выше производительность труда в экономике, в материальном производстве, тем выше качество жизни населения, уровень развития социальной сферы.
К сожалению, в России мы пока не видим серьезных перспектив прорывного повышения производительности труда, без которого сокращение рабочих часов будет наносить ущерб экономике. Тут уместно вспомнить, что в майском (2012 г.) инаугурационном указе В.В.Путина была поставлена задача повысить производительность труда к 2018 году в 1,5 раза. Фактически же эффективность труда, по данным Росстата, упала с 3,5% в 2012-м до 0,7% в 2014-м. В последующие годы, вплоть до 2018-го, она также сокращалась. Это провал поручения президента в чистом виде! И, думаете, кто-нибудь за этот срыв понес ответственность?
Самое опасное заключается не только в том, что за последние годы снижаются темпы роста производительности труда, но и в низком уровне самого этого показателя. Средняя часовая выработка одного работника в России, согласно данным ОЭСР, составляет $23,9, тогда как в Японии — $41,4, в Германии — $59,2, а в США — $63,1. То есть у нас показатель в 2–2,5 раза ниже развитых стран мира.
Между тем, как свидетельствуют экономическая теория и мировой опыт, единственный научно выверенный путь повышения производительности труда и качества продукции в XXI веке — это ускорение научно-технического прогресса, массовое внедрение роботов, роботизированная автоматизация.
Мировым лидером в промышленной роботизированной автоматизации является Южная Корея. Плотность роботизации в этой стране равна 478 роботов на 10 000 сотрудников. Также в тройку лидеров входят Япония (314 роботов) и Германия (292). США занимают седьмое место в мире (164 робота на 10 000 человек). В России количество промышленных роботов на 10 000 человек населения на два порядка (!) меньше, чем в странах-лидерах. По этому показателю Россия находится ниже таких стран, как Таиланд, Мексика и Филиппины. И никаких подвижек в этом направлении пока не видно.
Сегодня ситуация в Российской Федерации по всем направлениям научно-технического прогресса, инновационного прорыва остается весьма и весьма неблагополучной. В России в среднем используется лишь 8–10% инновационных идей и высокотехнологичных продуктов, тогда как, например, в США — 62%, в Японии — 95%. Отечественная заводская наука выполняет лишь 6% научных исследований, а в компаниях стран ЕС — 65%, в Японии — 71%, в США — 75%. Неудивительно, что производительность труда в автомобилестроении США в 13 раз выше, чем в России; в Европе — в 10 раз выше; в электроэнергетике США — в 18,6 раза выше. В таких условиях о каком переходе на четырехдневную неделю может идти речь?
Все это привело к тому, что 48% россиян и 76% работодателей, как выяснили соцопросы, выступили против перехода на четырехдневку. Бизнесмены и вовсе намерены в случае административного введения сокращенной рабочей недели урезать своим сотрудникам зарплаты. Чем это чревато — нетрудно догадаться.
Процесс сокращения рабочего времени действительно идет во многих развитых странах — Германии, Нидерландах, Новой Зеландии, США, Франции, Японии. Но это происходит на фоне высокоразвитых производительных сил, производительности труда и столь же высокого уровня жизни своих граждан. Россия, к сожалению, ни по объему ВВП, ни по производительности труда, ни уровню развития промышленности и доходам населения развитой страной не является.
Возникает естественный вопрос: что же нужно сделать, чтобы наша страна действительно вошла в пятерку мировых лидеров? Кардинальное решение проблемы изменения временного формата рабочего дня или перехода на четырехдневную неделю невозможно без кардинальной смены нынешнего социально-экономического курса, ликвидации тех механизмов, которые были запущены в 1990-е годы и которые продолжают использоваться вот уже более двадцати пяти лет, загоняя Россию в тупик.
Стратегия социально-экономического развития страны должна опираться на длительную перспективу (15–25 лет), учитывать тенденции изменения всех факторов производства: технологических, социальных — с учетом увеличения свободного времени личности, научно-производственного потенциала экономики, воспроизводства качественной рабочей силы.
Рост производительности труда, его прирост не менее чем на 70–75% за счет ускорения научно-технического прогресса должны стать основными направлениями нового социально-экономического курса как основы качественного экономического развития и социального прогресса, как база изменения формата трудовых отношений.
Юрий Воронин, доктор экономических наук, профессор
