Инна Кабыш, известный поэт, лауреат премии «ЛГ» имени Дельвига, словесница, преподающая в московской школе № 1274, ведёт на страницах «ЛГ» рубрику «Дневник учителя», рассказывая о своём уникальном опыте. Её статьи вызывают неизменный интерес и ответную читательскую почту. И вот под этой же рубрикой мы сегодня вынуждены публиковать историю её странного, невероятного на фоне постоянной нехватки учительских кадров в Москве конфликта с новым руководством школы.
Я раньше думала, что смерть дорогого человека — самое большое горе, когда, по слову Цветаевой, «слёзы больше глаз». Можно ли сделать эти слёзы ещё больше?
Оказывается, можно.
Я поняла это на следующий же день после смерти своего старшего товарища, директора школы, где работаю: он умер 29 августа, а уже
Между тем начался учебный год, а вместе с ним — ожидание нового директора.
Школа у нас непростая — с литературным музеем, богатыми традициями — так что найти нового руководителя было, очевидно, не
Но получилось не «
Началось с того, что новый сорокатрёхлетний директор на своей инаугурации пообещал поговорить наедине с каждым учителем. Я работала и спокойно ждала. Но через 2 месяца не выдержала и сама пришла в директорский кабинет.
«Неужели я так хорошо работаю, что вы меня не вызываете?» — пошутила я.
«Я как раз собирался, — ответил мой новый начальник. — Меня удивляет, как при такой маленькой нагрузке вы можете быть классным руководителем!..»
Что мне было отвечать?
Что администратор, отнявший у меня нагрузку накануне нового учебного года, должен же был понимать, чем это чревато: тем, что я буду видеть своих детей реже?
Но мне не хотелось никого, как говорят дети, «закладывать», и я спросила: что же мне делать?
Ответ ошеломил.
— Оставить классное руководство.
(Оставить? Это после трёх лет, прожитых вместе с детьми, ежедневного, а порой и нощного труда, бед и побед, мыслей, планов, надежд?)
— Но, может, целесообразнее дать мне большую нагрузку? — взяв себя в руки, спросила я.
Директор скорбно покачал головой:
«Боюсь, что это не поможет: я не вижу вас в качестве классного руководителя…»
Разрыдалась я уже за дверью. Секретарь бросилась капать корвалол, а на следующий день «скорая» увезла меня в больницу.
Но что Бог ни делает, всё к лучшему.
За время, проведённое на больничной койке (хотя многие друзья уговаривали меня поберечь своё здоровье, плюнуть, как они выражались, на эту школу вместе с директором: «Неужели ты, известный поэт, не найдёшь себе другого места — да это просто смешно!»), я физически почувствовала отсутствие детей в своей жизни — эта пустота болела, как рана — и решила сделать всё возможное, чтобы остаться с ними.
Вернувшись из больницы (к детям, которые на радостях готовы были делать всё: читать, писать, вытирать пыль), я снова пошла к директору.
«Авось, — думала я, — рассосалось…»
Но не
Директор твёрдо стоял на своём и теперь (видно, хорошо подготовившись) привёл целый «поток доказательств» того, что я не способна быть руководителем класса: «У вас в журнале не заполнена сводная ведомость посещаемости, в некоторых дневниках нет подписи, вы бываете не на всех педсоветах…» Я не верила своим ушам: неужели он это серьёзно!
«Но,
Но директор не дал мне договорить:
«Вам нравится заниматься только высоким и прекрасным, — заявил он, — а работа воспитателя на 90% состоит из быта…»
(Неужели у всех директоров нового поколения будут такие приоритеты — «быта» над «высоким и прекрасным» — или это только печальное исключение?) Я ответила, что, не имея на этом свете ни мамы, ни папы и вырастив собственного сына, что называется, «на одних руках», я не понаслышке знаю, что такое быт, но на основании того, что у ребёнка, предположим, в дневнике нет подписи родителей или дырка в носке, мать не лишают родительских прав: нужны, мягко говоря, более веские основания.
И тут мой начальник, словно обрадовавшись, изрёк: «У вас в классе нездоровая атмосфера, её нужно менять коренным образом…»
В этом месте я позволю себе маленькое лирическое отступление, тем более уместное, так как речь пойдёт о сопредельной с педагогикой сфере — медицине. Не так давно пришла я на приём к стоматологу: у меня ныл зуб.
Внимательно осмотрев мой рот, врач с трагическим выражением лица сказал, что я практически стою на краю гибели: и то у меня плохо, и это ужасно, короче говоря, «нездоровая атмосфера», которую нужно менять в буквальном смысле коренным образом…
Расстроенная, я вернулась домой и поведала о своей проблеме мужу. И он тут же разрулил ситуацию: посоветовал мне обратиться к его знакомому врачу, «кристальной души человеку», и во всяком случае, не унывать раньше времени.
Какова же была моя радость, когда новый врач сказал, что у меня всё в пределах нормы: разве что кое-что немножко подправить.
«А почему же другой доктор решил, что всё так ужасно?» — изумилась я. — «Да просто он денег хотел», — популярно объяснил мне «кристальный человек».
Вспомнив эту историю, я подумала, что, может, и мой начальник тоже руководствуется не педагогической (как врач медицинской) целесообразностью, а просто хочет, как сказала, правда по другому поводу, Ахматова,
Кстати, об Ахматовой.
Когда 25 (из 28) родителей моего класса пришли к директору с письмом, где настоятельно просили оставить детям их классного руководителя, директор их не принял, письмо взял через секретаря, а мне на следующий день заявил, что это я «организовала вставание» (как будто современных родителей можно «организовать»!).
Но «ларчики», как известно, открываются «просто». Ещё через несколько дней к завучу пришла некая дама устраиваться на моё место (словно я умерла!)
Но мои коллеги, уже успевшие почувствовать себя «униженными и оскорблёнными» при новой власти, умоляли меня не бросать борьбу и, если можно, написать об этом: вы же писатель…
И мне вспомнилось опять-таки ахматовское (пусть не подумает читатель, что я примазываюсь к великому имени или ставлю знак равенства между двумя ситуациями, но борьба между добром и злом — категория вечная, просто разыгрывается в разных декорациях): в очереди, чтобы передать посылку в тюрьму,
— А это вы можете описать?
И я, — пишет Ахматова, — сказала:
— Могу.
Инна Кабыш
«ЛГ» надеется, что руководитель столичного департамента образования Любовь Петровна Кезина, всегда защищающая учителей, ищущих нестандартные формы воспитания и обучения, разберётся в создавшейся более чем странной, на наш взгляд, ситуации.
