К стыду своему, еще ничего не зная о творчестве Анджея Жулавски я решил познакомиться с ним через его последний фильм… что, конечно, неправильно – каждая из немногочисленных рецензий, найденных мной в интернете, гласит – это худшее, что у него было. Это провал. Великое наследие Жулавски осталось в прошлом…
Но всё-таки меня привлекла… картинка? Сюжетная затравка? Цитата из экранизированной книги Гомбровича про повешенного воробья? Возможно, даже и последнее, причем из каких-то личных побуждений. Всё в целом напомнило мне меня пятнадцатилетнего, я тогда написал одну повестушку, будто с очень похожим сюжетом и даже атмосферой. Мне захотелось проверить, так ли это.
Конечно, не так. Но не важно. Итак, мне незнаком режиссер. Мне незнакома оригинальная книга. Я не очень-то хорошо разбираюсь в польской культуре. И, соответственно, полностью выпадаю из контекста. Это огромный минус, но в чем-то и в плюс: смотрю фильм с незамутненным, детским сознанием.
И именно с этой стороны он мне понравился:
Мне понравились сомнамбулические детективные расследования, не приводящие ни к чему. Бесконечные загадки, ответы на которые не приносят ничего, кроме новых вопросов. Бессвязные связи. Система с разрушаемой на наших глазах логикой.
Мне понравилась таинственная и весьма не занудная камерность, все эти медленные, тонущие блики и завораживающая темнота в межэпизодных промежутках.
Навязчивая болезненность, угловатость, деформированность внешнего мира при видимой его нормальности. Образы, ранящие восприятие.
Философские и околофилософские разговоры, в которых не тонешь, которые лишь придают дополнительные оттенки всепоглощающей «тонущей» атмосфере.
И прекращение всех смыслов, всех ценностей, всей правды и неправды – в развязке.
Критики указывают на, что фильм, быть может, получился слишком личным. Что Жулавский перенес и перснажей и абстрактные образы – на себя, на свое мироощущение, на свой кризис. Но ведь вместе с собой, он будто говорил… и обо мне. Тут важен угол зрения. В самом же «режиссерском присвоении» истории нет ничего преступного. Это обычная творческая практика, а иначе творчество не представляло бы никакой ценности.
