Виктория Исакова считает, что поведение в соцсетях требует особого такта, не устает от хороших спектаклей, продолжает переживать за здоровье близких и признается в любви сериалу «Никита». Об этом заслуженная артистка России рассказала «Известиям» накануне возобновления репетиций в родном театре и старта новых кинопроектов.
— В Театре им. А.С. Пушкина вы репетируете главную роль в спектакле «Ложные признания» по пьесе классика французской комедии Пьера Мариво. Вас заинтересовала пьеса, роль или режиссер?
— Моей единственной новой работой в театре Пушкина за последние три года был моноспектакль с музыкантами «Рок. Дневник Анны Франк» режиссера Семена Серзина, но он не репертуарный. Мы сыграли его несколько раз и записали на видео. Периодически Евгений Александрович Писарев (худрук театра. — «Известия») показывал мне пьесы, чтобы сделать что-то новое. «Ложные признания» какое-то время пролежали без внимания, потом мы договорились делать спектакль через год. То есть это длинный путь. Артисты редко могут, читая материал, оценить его перспективу. «Ложные признания» — злободневная история о том, как люди идут к правде извилистыми путями. Про отношения родителей и детей, невозможность впустить в себя любовь, рамках, в которых мы постоянно находимся, при этом сами себе эти рамки ставим. Все эти смыслы я стала понимать только на репетициях. Жаль, что пришлось остановить работу за неделю до премьеры. Постановка очень нежная и красивая.
— В период карантина вы читали сказки онлайн. Ваши коллеги тоже выходили в эфир. Но есть недовольные, которые говорят, что дикция у некоторых актеров ужасная и кому это вообще нужно. Как вы оцениваете онлайн-акции?
— Всегда найдутся те, кому нравится, и те, кто будет критиковать. Никто не знает, что нужно делать в этой сложной ситуации. Мы все идем на ощупь, интуитивно. Что касается сказок, то мне их предложил читать мой товарищ, музыкант Василий Зоркий, я была одна из первых, кто сделал это у себя в Instagram. Чтения получили живой отклик, потому что людям хочется увидеть своего любимого артиста, за которым ты следишь, который тебе интересен. Потом я сама захотела продолжить чтения — сказки слушает моя дочь. Думаю, родители ставят сказки детям и могут быть свободны на какое-то время, заняться своими делами.
— Количество прямых эфиров вас в какой-то момент не стало напрягать?
— Я не смотрю прямые эфиры и «сторис» не пролистываю. У меня нет такой привычки. Если напрягает, всегда можно просто отказаться от просмотров. Мы с режиссером Анной Меликян участвовали в прямом эфире, организованном благотворительным фондом «Дом с маяком». Показывали наш короткометражный фильм «Нежность», после просмотра общались со зрителями, отвечали на вопросы, говорили о планах снять сериал. За просмотр эфира надо было заплатить, а вырученные средства пошли в благотворительный фонд. Когда люди не понимают, что их ждет завтра, какой будет жизнь через месяц, благотворительность страдает одна из первых. Те, кто были подписаны на минимальные взносы в тот или иной фонд, скажем, по 100–200 рублей, отменяют подписки. Наш эфир стал одной из попыток поддержать детей, которые продолжают страдать и нуждаются в помощи. Но, безусловно, огромное количество эфиров и разговоров с мнениями по любому поводу может раздражать.
— Instagram стал площадкой для дилетантов?
— Instagram позволяет высказываться, не будучи профессионалом и специалистом. Часто это заканчивается серьезными скандалами. Неосторожная фраза может ранить людей, обострить их боль... Когда ты волею судеб становишься ролевой моделью, лидером мнения для большого количества людей, лучше бы внимательно относиться к тому, о чем говоришь. И не затрагивать темы, в которых не разбираешься.
— Что в вас изменилось за это время?
— Я редко выходила из дома и при этом мало что успевала: репетиции в зуме, планирование будущих проектов, тут приготовить, там ответить. При этом мы все пронизаны страхом за своих близких. С одной стороны, в этом можно найти хорошие моменты: мы становимся дисциплинированными, осознаем ответственность за родителей, бабушек, дедушек. Стараемся держать себя в изоляции, чтобы не заразить их, не заразиться самим. С другой стороны, страх притупляет и изменяет какие-то чувства, отношение ко многим вещам. Интересно, как я теперь сяду в самолет? Думаю, что еще долго не смогу спокойно летать без маски, перчаток, близко с кем-то садиться. В профессиональном смысле у меня не произошло мощной трансформации, так как весь этот период я продолжаю работать.
— Многие снимают онлайн-проекты. Видели?
— Да. Оказалось, что можно снимать кино без режиссера, сидя дома. Возможно, этот формат будет жить и после изоляции, приобретет другую форму и станет одним из способов выражения в кино. Но должно пройти какое то время, стихнуть истерика.
— В прошлом году вышел спектакль «Борис» по мотивам драмы Пушкина «Борис Годунов» с вашим участием. Планируете еще работать с Дмитрием Крымовым, ваш творческий тандем сложился?
— Я очень благодарна Дмитрию Анатольевичу за его настойчивость, он меня не отпустил, хотя период выпуска спектакля был для меня сложным. Я снималась в Санкт-Петербурге, оставалось мало времени для репетиций, но мы всё успели. И, конечно, работа у такого большого художника — это настоящее счастье. Надеюсь что наши дальнейшие планы осуществятся. В следующем сезоне нам предстоит большая работа в Театре имени Пушкина.
— В «Гоголь-центре» у вас три названия. Спектакль «мУченик» уже давно в репертуаре, можно и устать. Кирилл Серебренников не предлагал что-то новое?
— Кирилл Семёнович — непредсказуемый человек. Он может совершенно неожиданно появиться с какой-нибудь идеей. Пока совместных планов у нас нет, но я, конечно, рассчитываю, что они появятся. А от хороших спектаклей и ролей сложно устать, даже если им уже несколько лет.
— Как вы смотрите на то, что театры сначала пытались показывать спектакли онлайн, а потом перестали? Сами смотрите постановки в записи?
— Нет, не смотрю. Для меня театр это нечто большее, чем просто смотреть, как артисты ходят по сцене. Это магия, которая случается, когда ты на сцене, а зритель в зале. Совершенно волшебный процесс, он меня завораживает и заставляет возвращаться обратно в театр как зрителя, и как артистку. Мощнейший обмен энергией. Объяснить словами сложно, думаю, что зрители чувствуют это, сидя в зале, а мы — на сцене. Как раз по этим ощущениям мы сейчас и скучаем. Что в ситуации эпидемии должен делать театр? Никто не знает. Поэтому руководство делает то, что может. Как нужно и что правильно, мы поймем потом, время покажет.
— Вы снялись в сериале «Надежда». Судя по всему создатели вдохновились сериалом «Ее звали Никита», где героиня тоже стремилась к свободе, живя в клетке?
— Пока я видела только отдельные серии, мне любопытно, что в итоге получилось. Это оригинальный сценарий, главная героиня — женщина, которая с юности живет двойной жизнью. «Надежда» — это и имя героини, и надежда на свободу, и просто надежда. Как одна из главных эмоций, которая движет человеком. Там много смыслов. Конечно же, вдохновлялись и «Никитой» в каком то смысле. Я, кстати, очень любила этот сериал.
— В фильме «Один вдох», вы сыграли фридайвера Наталью Молчанову. Специально выбираете роли сильных женщин?
— Этот фильм сняла прекрасный режиссер Елена Хазанова. С ней же вместе мы сделали сериал «Надежда». Вы говорите, «выбираете роли». Я много лет работала, чтобы у меня была возможность выбирать. При этом возможность сказать: это та самая роль, которую я хочу играть, выпадает довольно редко. Не часто попадается материал, где поднимается серьезная проблема. Когда появляется роль, в которой чуть больше смысла, — это удача. Если говорить об «Одном вдохе», то моя героиня борется со своими страхами, совершает поступки, в корне меняет представление о женщине, которой за 40. Благодаря таким героиням и я сама, и зрители сможем рассуждать о чем-то важном.
— Думаете, в нашем обществе это возможно? Мизогиния и сексизм так или иначе всё равно проскальзывает. Актрисы становятся заложницами внешности и определенного образа. Создается впечатление, что если актрису не раздеть в кадре, то больше и показать нечего.
— Я в большей степени считаю сексистками и мизогинистками женщин. И предубеждений среди женщин больше, чем среди мужчин. Сложная тема на самом деле. Не хватит одного вопроса, чтобы ее раскрыть. Что касается откровенных сцен, это отдельное искусство — суметь красиво и не пошло снять обнаженную актрису. И хотелось, чтобы это было не сверхзадачей, а оправдывалось всей картиной.
Вообще интересных женских ролей не так много. А чтобы прийти к серьезным ролям, приходится проделать огромный путь. Но сейчас ситуация в нашем кино меняется: женщины всё чаще становятся действующими героинями, не теми, которых любят и за которых борются мужчины, а теми, кто может действовать самостоятельно, совершать поступки.
— Несмотря на то, что вы играете женщин, способных на мужские поступки, короткометражка «Нежность» с вашим участием наполнена женственностью. Кому пришла идея сделать из короткого метра сериал?
— Конечно же, режиссеру Анне Меликян. С моей помощью, наверное. Вообще самое важное — это идея. И то, как ее видит режиссер. Перед «Нежностью» еще выйдет фильм Ани «Трое», который мы снимали осенью, в нем всего три артиста — Константин Хабенский, Юля Пересильд и я.
— Ваши длинные вьющиеся волосы можно считать вашей визитной карточкой. А могли бы вы лишиться их для роли или покрасить в какой-то радикальный цвет?
— Могла, если бы возникла необходимость. Один раз меня попросил перекраситься в блондинку режиссер Павел Лунгин для сериала «Родина». Ходила так целый год, кстати, мне понравилось. Но более радикальных изменений должна требовать роль. Надо понимать, что она уж точно стоит того, чтобы лишиться волос. К сожалению, пока наша киноиндустрия не торопится предложить артисту нового себя. И так ведь неплохо всё складывается.
— Чего, на ваш взгляд, не хватает современному российском кинематографу?
— Мне кажется, что уход от авторского кино — это большая ошибка. Коммерческое кино нас развлекает, а авторское развивает, говорит на серьезные, важные и часто болезненные темы. Мне бы хотелось верить, что авторское высказывание у нас будет представлено не менее масштабно.
Анна Позина
