«Ширли» Жозефины Декер, участвовавшая в конкурсной программе «Встречи» Берлинале и получившая спецприз жюри «Сандэнс» за развитие авторского кино,— экранизация романа-фантазии Сюзан Скарф Меррелл, в которой культовая американская писательница Ширли Джексон («Призрак дома на холме») представлена почти героиней собственных романов. В фильме Декер ее играет Элизабет Мосс — и эта игра достойна «Оскара»
Летним вечером молодожены Фред и Роза Немзер (Логан Лерман и Одесса Янг) прибывают в лесной парадиз Беннингтона, штат Вермонт. Фред получил место преподавателя в местном колледже и комнату в доме своего начальника, литературоведа и критика-самоучки Стенли Хаймана (Майкл Стулбарг), женатого на знаменитой сочинительнице страшных романов Ширли Джексон (Элизабет Мосс). Ширли встречает гостей со стаканом виски в руке и гримасой презрения на опухшем лице. Она едва стоит на ногах. Вместо интеллектуального рая Немзеры угодили прямиком в ад.
Чтобы не оставалось никаких сомнений в этом, сам путь новоселов от машины до калитки снят так, будто это зритель, а не Ширли только что выпил бутылку бурбона: камеру заваливает то туда, то сюда, лихорадочный монтаж выхватывает пятна лиц, листвы, декора старого особняка. Со временем эта качка превратится в настоящий катаклизм, сотрясающий основы уютного буржуазного мира, откуда прибыли Фред и Роза. Абьюз, газлайтинг, алкоголизм, истерия, депрессия, обжорство и писательская обсессия, которая питается жизнями окружающих,— вот строительный материал для той башни, в которую заточили себя два литературных демона, Джексон и Хайман. Ширли, как настоящая ведьма из фильма ужасов, будет постепенно отравлять невинную Розу горько-сладким ядом соблазна, вовлекая в свои манипуляции, заставляя лгать и воровать, практически влюбляя ее в себя. Фредом займется завистник-самородок Стэнли, поставивший себе цель уничтожить богатенького везунчика-хорошиста, не нюхавшего настоящей жизни.
Нет, эта страшная сказка — не байопик сочинительницы жутких историй Ширли Джексон. Фильм Жозефины Декер — киноадаптация рекурсивного романа Сюзан Скарф Меррелл, превратившего писательницу словно бы в героиню ее собственных хоррор-новелл. Так что пространство фильма — не реальный мир американских университетов 1940-х, а пространство американской культуры, где сталкивается вновь модная готика, истерические пьесы Эдварда Олби (вроде «Кто боится Вирджинии Вулф?») и еще одно увлечение сегодняшнего американского инди-кино — феминистская повестка
К счастью, «Ширли» лишена всякой партийности — и две ее протагонистки состоят друг с другом и миром в отношениях куда более сложных и диалектических, чем безусловная женская солидарность и безропотное подчинение соответственно. Линий напряжения здесь несколько.
Во-первых, это неиллюзорные муки творчества: Ширли пишет тру-крайм, основываясь на реальном случае исчезновения студентки Беннингтона. Роман не идет, авторская версия преступления не складывается, фантазия писательницы вступает в противоречие с алиби прототипов. Да и вообще непонятно — кому в Америке интересна история какой-то пропавшей девчонки? Тут авторы фильма подпускают актуальности, вкладывая в сознание персонажей мечты и чаяния сегодняшнего дня (правда, не так нарочито, как Райан Мёрфи в сериале «Голливуд»). «Их сотни, этих девочек, никому не нужных, забытых! Кто знает, через что им пришлось пройти в общежитии» — пламенная речь Ширли явно должна отбить лавры у Тома Вулфа, лишь через 60 лет описавшего сексистские нравы кампусов в романе «Я — Шарлотта Симмонс».
Во-вторых — это перверсивные отношения Ширли с мужем. Хайман изменяет Ширли, держит ее на коротком поводке, покрикивает, но не разводится, и, в общем-то, выполняет все ее прихоти, ведя к финалу работы над романом, как прожженный продюсер ведет звезду-алкоголика к записи очередного золотого альбома. Любовь? Да — но любовь к литературе. Их странный брак держится на постоянном присутствии третьего, и это не столько любовница Хаймана, о которой знает весь колледж, или Роза, живая игрушка его жены,— но талант Ширли Джексон, странная, будто трансцендентная сущность, от которой рождаются тексты. Хайман первым читает рукопись, на его лице — улыбка удовлетворения, поправить нужно, как всегда, лишь пару строк. Ширли отвечает униженно-преданным взглядом; ради этого странного момента они и устраивают себе весь свой бытовой кошмар.
И наконец, дружба-вражда Ширли и Розы, сюжетная дорожка, по которой и предлагается следовать тому зрителю, который не ищет сложных амбивалентных смыслов. Сестринство, женская солидарность в беде, сексуальные отношения без секса (сцена, в которой Мосс предлагает Одессе Янг отведать якобы ядовитого гриба — а потом мгновенно отправляет шляпку себе в рот, непременно понравится поклонникам «Портрета девушки в огне»). Старшая учит младшую не доверять мужчинам, во всем блюсти свой интерес и стремглав бежать с кухни — что ж, это полезные советы, вне зависимости от того, чем — пьяным дебошем или чтением — заканчивает свой день дающий их.
Отдельного абзаца заслуживает игра Элизабетт Мосс, которая очевидно становится одной из главных звезд эпохи после #MeToo. Играющая сильных женщин, находящихся под жестким мужским прессингом, но не сдающихся (такими были ее героини в давних «Безумцах», недавнем «Человеке-невидимке» и, конечно, в «Дневнике служанки»), Мосс обладает не только гражданской позицией, но и мощнейшим исполнительским потенциалом. Ее стремительные превращения из жертвы в фурию и обратно, ее готовность выглядеть на экране омерзительно — все это очень востребовано и может в недалеком будущем принести ей «Оскар». Увы, условия производства «Ширли» — низкий бюджет, плотный график, не позволявший много репетировать,— очевидно вынуждали Декер помогать своим актерам техническими средствами: собирая персонажей на монтаже, усиливая драматизм их игры подвижностью камеры и прочими нехитрыми, но действенными трюками. Но кульминационная сцена, в которой невротизированная, с неровной помадой Ширли изводит себя ожиданием, пока муж дочитывает рукопись и в конце концов посылает ей живительные лучики своего одобрения,— настоящая вершина искусства мимики. Мосс — причем уже безо всяких режиссерских костылей — тут превосходит в экспрессии даже актеров раннего русского кино, которым удавалось исполнить глазами настоящую немую арию. И кажется — вот он, тот самый женский взгляд в кино, о котором много кто говорит, но который мало кто видывал
Василий Корецкий
