Я позабыл искренность, и уже давно скрыт за маской иронии и «позитива». Я и сам теперь едва понимаю, что чувствую, чего хочу, о чем мечтаю. Голос внутри пытается прорваться сквозь железобетонную стену. Мне хочется его задушить, но он на удивление живучий. Когда-нибудь он все-таки прорвется, и этого я боюсь больше всего на свете. Наверное, это звучит как нытье, но почему бы ему так не звучать? Все лучше, чем просто молчать до боли в зубах.
Иду на встречу с другом-одноклассником в октябрьские каникулы и заранее придумываю, что буду говорить, иначе возникнет неприятное ощущение непредсказуемости. В нем я уверен, ждать чего-то экстраординарного не стоит.
Мне нравится такое общение, где я отгораживаюсь ширмой шуток и бесконечных анекдотичных историй. В этом я по-настоящему хорош. Со стороны я кажусь бодрым и уверенным, но внутри всё давным-давно опустело, а затем наполнилось чем-то склизким, бесформенным и зудящим. Это настораживает, но уже кажется привычным.
Вот он, узнав меня, машет руками издалека, мне же приходится догадываться по силуэту и походке, что это он. В груди сжимается сердце, мне немного больно опять с кем-то общаться, хочется притвориться незнакомцем. Но друг приближается, и мы в своем стиле здороваемся.
Все как всегда — мы идем гулять по большому лесопарку, который находится совсем близко к моему дому. Друг на голову выше меня, и мне необходимо двигаться, поспевая за его исполинскими шагами, но это тоже рутина.
Близится поступление в университет, и мы неизбежно касаемся этой темы. Физтех, Вышка, МГУ, — вырываются эти затертые названия из наших уст. Его девушка живет в Питере, и он думает, что поступит туда или же она переберется в Москву.
— Сам куда поступаешь? — спросил он.
— Борь, пока что не уверен, но тоже куда-то туда, — отвечаю я, понимая, что вру — у меня не было никаких планов на будущее. — Хочется сменить обстановку, может, тоже в ИТМО подамся.
Осенний ветер хлестко ударил по нашим курткам. Я оделся не по погоде, было холодно, и я с завистью смотрел на шапку моего друга.
Я всегда ему завидовал: слишком легко ему давалась учёба. Порой доходило до злости на него, которую я глубоко закапывал в душе, надеясь поскорее от неё избавиться. Но она только накапливалась, как и все другие мои скрытые эмоции.
Я скорчил улыбку и начал рассказывать очередную презабавную историю из жизни моей многочисленной семьи. Мы смеемся, но я не верю в этот смех. Я не делюсь тем, что у меня на уме, собственно, как и всегда, но я погружен в вымученный диалог и стараюсь соответствовать его ритмическому рисунку.
Я редко смотрел другу в глаза, чего-то боясь увидеть в его взгляде. Такого, что тут же меня обнажило бы. Но этот страх тоже оказался глубоко внутри, и вместо подобных откровений, как это у нас в компании заведено, мы заговорили о девушках.
— Прикинь, у Славы девушка появилась, — сообщил очень «важную» новость мой друг.
Слава — обычный клоун из нашего класса, кои непременно существует в любом коллективе, и его начавшиеся отношения лишь очередная попытка завладеть всеобщим вниманием. Но во мне его эпатаж не вызывает во мне никакого эффекта, и становится смертельно больно смотреть, как он пыжится, чтобы завоевать минуту своей пошлой славы.
— Очередная жертва, — сыронизировал я.
— А у тебя-то как дела с Аней? — спросил он.
— Мы как-то перестали общаться. На самом деле, я даже рад, у нас не было никаких шансов.
С Аней я познакомился необычным образом. Она прислала мне сообщение интимного содержания, которое закономерно меня смутило, и я ее заблокировал. Потом, через подругу, она все-таки достучалась до меня и у нас завязалось общение. Обсуждали мы в основном музыку, впрочем, это было единственное, что хоть как-то нас связывало.
В реальной жизни дело ограничилось двумя прогулками. Затем она перестала мне написывать, проверяя, буду ли я проявлять инициативу, но я стушевался, и наше общение на этом прекратилось. Скорее всего, я ее обидел, но большой проблемы в этом не вижу. Наши пути явно не должны были пересекаться.
— Тян не нужны, — гордо продекламировал я.
— Поддерживаю, — с сарказмом согласился мой друг Боря.
— А если серьезно, то лучше быть как я — титаном одиночества, чем Славой, — приоткрыл дверцу в свою душу я.
— Да не, он же нормальный чувак, я рад за него.
— Как знаешь, — ответил я и посмотрел куда-то вдаль с какой-то слепой, непонятной надеждой.
Звук проезжающих мимо велосипедов, шуршащая листва под ногами, надоевший голос моего незатейливого друга. Где-то запрятано обыкновенное человеческое счастье, но найти его нет ни малейшего шанса. Груз на сердце тяжелее, чем обычно, но он скрыт моей сардонической маской.
Мне было больно. Боль была ноющей и непрерывной. Хотелось расплакаться и убежать, но я не плакал уже пятый год, ни разу, с момента гибели моего дедушки.
А бежать у меня не было сил. К тому же я не хотел обидеть моего друга. Мне кажется, он чувствовал, что со мной что-то не так, но у него не хватало эмпатии, чтобы понять это до конца. Он никогда не был чутким: ко всему относился с размахом, закрывая глаза на нюансы и неточности. Я ценил в нем энтузиазм, чистый, ненаигранный, но вместе с тем Боря тяготил меня своим сангвинизмом.
Начался дождь, и стало совсем зябко. Я отчетливо осознал, насколько я на самом деле одинок, и даже компания ближайшего друга не спасала от этой отчужденности, этой пропасти между мной и остальными, сжимающей мое сердце в материальную точку.
С окружающим меня миром меня связывала только слабая нить веры в то, что есть спасение в этой сутолоке, есть что-то вечное, незыблемое, которое когда-нибудь меня приютит в лучшей реальности. Все эти Славы, Ани и Бори — суета; они, существующие лишь на мгновение в океане бесконечности, потратят свою жизнь на работу, детей и непродолжительные приступы отдыха.
— Наверное, надо уже по домам расходиться, — с мольбой сказал я, измученный холодом.
Отличный способ сбежать опять в свою нору, где безопасно и тепло. В сущности, мы недалеко ушли от животных, а то, что приобретено вместе с сознанием, причиняет лишь зло. Мне это противно и хочется забыть, что я Homo Sapiens, а не чистый сгусток вечного разума. А все живут, удовлетворяя свои базовые потребности, ищут спокойствия в любви. Разве любовь не есть противоположность спокойствия.
— Давай я тебя провожу, — предложил Боря.
— А ты не промокнешь?
— Промокну, но я уже и так сильно промок, какая разница.
— Заболеешь, — предупредил я.
— Скорее всего, — сказал он со своим привычным мне упрямством. Он всегда стоял на своем.
Мы вышли из осеннего леса и добрались до двери моего дома — обычная сталинская пятиэтажка. Попрощавшись с Борей, я со стыдным чувством облегчения поднялся на замызганном лифте вверх и закрылся от враждебного окружающего мира в своей квартире.
Андрей Лондон
Фото: Freepik
