В 1683 году, цари-соправители Иван Алексеевич и Петр Алексеевич запретили ввоз в великороссийские земли табака из Малороссии. А всего четырнадцать лет спустя тот же Петр I разрешил торговлю проклятой церковными иерархами травой-никоцианой на всей территории страны, кроме Сибири, — дабы самоеды, увлекшись питием табака, как это тогда называлось, не прекратили добывать для казны пушного зверя. Похожая картина наблюдалась по всему миру. Сначала на табак не обращали внимания, затем за его употребление подвергали различным церковным наказаниям и даже казнили. А когда табак, несмотря на все меры противодействия, все же распространялся повсеместно, принимали меры к его легализации и обложению податями и сборами.
Универсальный наркотик
Среди других наркотических средств, — писал в 1916 году один из основных русских специалистов по табаку В. Н. Любименко, — табак занимает особое место по своему быстрому и громадному распространению на земном шаре. Если принять во внимание, что у начинающих курить табак вызывает сначала невнятное ощущение, то подобное распространение можно объяснить только неодолимой потребностью человеческого организма к наркотическим возбуждающим средствам. Однако опий, гашиш, бетел меланезийцев, кава полинезийцев и целый ряд других наркотических растительных продуктов сохраняли и продолжают сохранять лишь местное значение. Только табак пришелся по вкусу всем народам и сделался универсальным наркотиком.
В начале XX века, когда кокаин в России едва входил в моду, а морфий и опийные препараты продавались в аптеках, с оценками Любименко соглашалось подавляющее большинство исследователей. Единственное, в чем расходились отечественные специалисты по табаку и его истории, было время появления табака на Руси. Одни доказывали, что вредное зелье во времена Ивана Грозного ввезли в Московское царство злокозненные английские купцы. И в доказательство своей правоты приводили выписки из писцовых книг и воспоминаний бывавших на Руси иноземцев. А также рассказывали о том, что в Европу табак попал в середине XVI века, так что и у нас он раньше появиться никак не мог.
Другие знатоки не менее доказательно утверждали, что табак проник в русский обиход совершенно иным способом и с совершенно другой стороны — из Китая, чей курительный продукт, именовавшийся нашими соотечественниками "шар", ввозился задолго до времен грозного царя через Каспий и Астрахань, попадая по Волге в русские города, прежде всего в Москву. Стремление иностранцев доставить табак именно в столицу имело простое объяснение: дурманящее зелье стоило огромных денег, так что позволить себе такое развлечение могли лишь москвичи с тугой мошной.
Однако на первых порах власти не обращали особого внимания ни на торговлю странной "истертой травой", ни на существование табачных курилен, где посетители, следуя тогдашней терминологии, напивались табаком до полной потери рассудка. Иные знатоки утверждали, что курильни принесли немало пользы в Смутное время, помогая русским людям забыться и отдохнуть от свалившихся на них многочисленных невзгод. И якобы именно поэтому ни оба Лжедмитрия, ни другие кратковременные правители Руси той поры ничего не делали для искоренения укреплявшейся в народе вредной привычки. Возможно, в этом есть немалая доля истины, поскольку гонения на табачников начались после конца Смутного времени и восшествия в 1613 году на престол первого Романова — царя Михаила Федоровича.
Возглавило борьбу с заморским злом православное духовенство. И здесь снова историки табака расходились в том, что именно послужило побуждающим мотивом для начала травли курильщиков. По одной версии, первопричиной стало то, что курение табака в то время распространилось настолько, что курить стали даже в церквях во время служб. И это поругание традиционного благолепия всколыхнуло все русское духовенство и подвигло на борьбу с курением. Правда, историки-патриоты не верили, что русские могли дойти до такой степени падения, и убеждали всех, что в храмах курили только поляки во время своего недолгого владычества в Москве.
Другая же версия гласила, что истинная причина недовольства священства имела чисто экономический характер. Монастырские крестьяне чрезмерно увлеклись табаком и, докурившиеся до полного изумления, не хотели, да и не могли выходить на работы. Монастырское хозяйство приходило в запустение, и, соответственно, падали доходы церкви и ее иерархов. Чего, понятное дело, они допустить не могли.
Как бы то ни было, но вскоре на Руси неведомо откуда появилась книга "Мир с Богом", якобы написанная ученейшими греческими богословами и переведенная на русский язык. В ней табак назывался проклятым и богомерзким, употребление оного объявлялось смертным грехом, а люди, пристрастные к дьявольскому зелью, объявлялись лишенными божьего благословения. Греческий первоисточник потом, правда, так и не нашли, но книга стала обоснованием для гонений курильщиков. Самым замечательным оказался характер преследований. Патриарх Филарет, отец и соправитель Михаила Романова, торжественно запретил курение, однако основным наказанием за ослушание стало не отлучение от церкви, а очень крупные денежные штрафы в ее пользу. К примеру, с выборного, не донесшего на табачников, Тихвинский монастырь взыскал огромную сумму — десять рублей. А чуть позднее там же курильщиков приговорили к "смирению по монастырскому обычаю", включая битье плетьми, и штрафу два рубля четыре алтына и полторы деньги с каждого в монастырскую казну.
Патриарх Филарет
Табачные деньги стали камнем преткновения в отношениях между дворами царя и патриарха. Ближний круг царя решил было пополнить казну, легализовав табак, и продать право на торговлю им. Нашелся и покупатель, заплативший колоссальную по тому времени сумму — 16,5 тыс. руб. Но патриарх немедленно отлучил купца вместе со всеми чадами и домочадцами от церкви, что было равносильно гражданской смерти. И больше желающих легально торговать табаком не находилось. Только в 1634 году, через год после смерти Филарета, окружение царя Михаила Федоровича смогло перенаправить денежные потоки от штрафов за курение из патриаршей в царскую казну. В царском указе говорилось:
Великий Государь указал: на Москве и в городах о табаке заказ учинить крепкий под смертною казнью, чтоб нигде русские люди и иноземцы всякие табаку у себя не держали и не пили и табаком не торговали. А кто русские люди и иноземцы табак учнут держати или табаком учнут торговати, и тех людей продавцов и купцов велено имати, и за то тем людям чинити наказанье большое без пощады, а дворы их и животы имати, продавати, и деньги имати в государеву казну.
Во время следующего царствия, при царе Алексее Михайловиче, смертную казнь применяли главным образом к распространителям табака. Но и с них после пыток предпочитали брать огромные штрафы. Потребители же на законной основе отделывались менее строгим наказанием. Пойманных с табаком в первый раз пытали и, если под пытками виновный признавался только в потреблении, отпускали. Но если курильщика доставляли в Приказ новой четверти, ведавший алкогольными и табачными делами, неоднократно, его ожидало куда более суровое наказание:
А которые стрельцы и гулящие, и всякие люди с табаком будут в привод дважды или трижды: и тех людей пытать и не однова, и бить кнутом на козлах, а за многие приводы у таких людей пороти ноздри и носы резати, а после пыток и наказанья ссылати в дальние города, где Государь укажет, чтоб на то смотря иным так не повадно было делать.
Однако все эти меры приносили немного пользы. Курильщиков становилось все больше, и всегда находились купцы и перевозчики, готовые удовлетворить растущий спрос. Причем иногда это происходило при прямом попустительстве царя. Алексей Михайлович, к примеру, испытывал симпатию к английскому королю Карлу I Стюарту и потому смотрел сквозь пальцы на ввоз табака из Англии в Архангельск. Однако как только в 1649 году британцы казнили своего монарха, английская тайная табачная торговля немедленно была закрыта. Известен и случай, когда казна за очень большие деньги, правда недолго, торговала конфискованным у нелегальных торговцев табаком.
А вскоре борьба с курением стала почти бессмысленной. В Малороссии, присоединенной в 1654 году во времена польского правления, ни выращивание, ни употребление табака не запрещалось и повсеместно вошло в обычай. Распространить на малороссов запрет на курение было бессмысленно и невозможно. Как невозможно было и остановить поток украинского табака-самосада, хлынувший в центральные области Московского царства. По существу, царю не оставалось ничего другого, как легализовать курение. Однако штрафы с распространителей приносили казне серьезный доход, отказываться от которого царь не собирался. Даже во время соправления его сыновей Ивана и Петра продолжались малоэффективные попытки остановить ввоз табака из Малороссии.
Товар с ускользающей прибылью
Подобная картина наблюдалась и по всему остальному миру. Практически везде после долгого и не раздражающего власти курения начиналась борьба против табака. Причем ее формы зависели главным образом от уровня цивилизованности страны.
Медицинский факультет в Париже,— писал известный русский специалист по табаку М. Чулков, — воздвиг гонения на табак, приписывая ему ядовитые свойства. Людовик XIV приказывал проповедовать в церквах против употребления табака. Рассказывают, будто доктор Фагон, говоря по приказанию короля речь против табака и проповедуя, что он смертельный яд, до того увлекся своим красноречием, что беспрерывно нюхал табак, не замечая смеха слушателей... В Турции султан Амурат IV в 1625 году велел табачников водить по улицам с петлею на шее, казнить их и выставлять отрубленные их головы с трубкою во рту напоказ. В Персии шах Аббас жег табачников вместе с табаком и трубками, так что персияне курить уходили в леса... В Германии проповеди священника Гаспара Гофмана против табака многих лишили жизни. В Венгрии в 1670 году за курение табака определен штраф в 300 гульденов... В Швейцарии гонения на табак начались в 1655 году с кантона Берн, в котором в 1656 году несколько лиц, куривших на улице, были жестоко наказаны; в 1661 году Аппенцельский Магистрат за торговлю табаком, как за грех, запрещенный самим Богом, определил такое же наказание, как за убийство; а в 1675 году в эдиктах Аппенцельской Судной Комиссии, учрежденной единственно для преследования и наказания табачников, курение табака было причислено к преступлению против седьмой заповеди.
Не осталась в стороне и католическая церковь.
Папы Урбан VIII в 1684 году и Иннокентий XII в 1690 году, — повествовал Чулков, — торжественно прокляли табак и употребляющих его отлучили от церкви как соблазнителей и еретиков; только Бенедикт XIII, когда ему представили, что во время долгих обеден невозможно удержаться от нюханья табака, который сверх того удерживает от греха и соблазна, уничтожил некоторые запрещения его и не отлучал уже от церкви, потому что сам привык курить и нюхать его, бывши еще кардиналом.
Но все страны рано или поздно начинали идти по английскому пути.
В Англии, — писал Чулков, — употребление табака в первый раз было строго запрещено Елизаветою; Яков I, прозванный Британским Соломоном, убеждал своих подданных бросить нестерпимую привычку курить табак, отвратительную для глаз и для чувства обоняния, распространяющую около курителя столь заразительный запах, что кажется, будто он выходит из ада, наконец привычку, развращающую нравственность, затмевающую разум и делающую человека каким-то низким существом; он говорил, что если бы ему привелось угощать дьявола, то он сперва бы попотчевал его горчицей, а в заключение подал бы ему трубку. Наконец в 1604 году он обложил табак огромною пошлиною.
К концу XVII века стало очевидным, что и России не избежать движения по общему пути. Тянуть дальше не было ни возможности, ни какого-либо смысла. Церковь, правда, упорно сопротивлялась. Ни для кого не было секретом, что табак ввозится из Малороссии и из-за моря в больших количествах, а во многих городах воеводы и дьяки за мзду позволяют беспрепятственно торговать им. А казна не имеет ни штрафов за нарушение запретов, ни налогов с табачной торговли. Так что в феврале 1697 года Петр I сделал курение совершенно законным занятием. Единственным местом страны, куда ввоз табака был по-прежнему запрещен, осталась Сибирь. Петр обоснованно считал, что сибирские аборигены менее других его подданных стойки к вредным последствиям курения и потому могут прекратить добычу пушного зверя, что нанесло бы урон царской казне. Поэтому каждого, кто осмелился провезти табак в Сибирь, ожидало нещадное битье кнутом.
Однако вскоре со сбором табачных денег возникли серьезные трудности. Каждый торговец, как водится, хитрил, обманывал и утаивал выручку, и никакие проверки и ухищрения мытарей делу не помогали. Так что ожидаемых доходов от табака казна так и не получила. А в 1698 году Петр во время европейского турне получил предложение, которое, казалось бы, могло разрешить все проблемы. Он посетил в Англии известного кораблестроителя маркиза Кармартена, который очаровал царя своими знаниями морского дела и хваткостью. Поэтому, когда речь зашла о торговле табаком, оба собеседника нашли, что могут быть очень полезны друг другу. Кармартен хотел получить исключительные права на ввоз и продажу в России табака и курительных принадлежностей. А Петр — твердые выплаты от продажи табака. Единственным препятствием служил формально все еще действовавший патриарший запрет на курение. Но Петр пообещал адмиралу упразднить этот устаревший закон. Детали сделки Кармартен оговаривал уже с приближенными царя Ф. Головиным и Ф. Лефортом.
Чтобы не мешать торговле Кармартена, повсюду, за исключением земель донских казаков, было запрещено выращивание табака. А тем, кто попытается ввозить табак нелегально, были обещаны суровые кары. Однако адмирала и его доверенных лиц в России ожидало жестокое разочарование. Промучившись шесть лет, он через английского посланника в России попросил о прекращении договора. Причиной тому, как писали отечественные историки, было "нестрогое соблюдение договора с нашей стороны" — право эксклюзивной торговли так и осталось только на бумаге. В реальности табак ввозили все кому не лень. А таможенные и прочие чиновники, получив мзду, не замечали нарушений царского указа.
Впрочем, и сам царь не отличался особой деловой порядочностью. По соглашению с Кармартеном полагалось выкупить у него все складские запасы. Но Петр велел после тщательной проверки купить только по оговоренной цене половину товара, очевидно, надеясь, что остальное англичане отдадут за бесценок. Но назначенный для приемки дьяк А. Курбатов сболтнул о царской задумке английскому консулу. Возник скандал, после которого царь писал Курбатову:
Зело не добро вы учинили, что английскому консулу сказано, что часть, а не весь табак принять. Хотя и велено часть принять, однако ж объявлять было не надобно.
Самосад российский
Избавившись от англичан, Петр решил создать государственную систему торговли табаком, завести в Малороссии плантации и табачные заводы, а повсюду в городах и весях — казенные табачные лавки. Историк русской промышленности М. Джервис так описывал этот процесс:
Первая в России табачная мануфактура (казенная) заведена была в Ахтырке, на Слободской Украине, не позднее зимы 1716 года: в этом году Петр писал в Амстердам Соловьеву о приискании там лица, которому можно было бы поручить заведывание переработкой табака "на такую маниру, как из Голландии отвозят для продажи на Остзей". В январе 1717 года фабрика уже работала. К Ахтырской мануфактуре приписано было 550 душ крестьян для работы на заведенных в ней плантациях и прислано несколько учеников для обучения производству. Выписанными из Америки семенами засевалось 50 десятин, приносивших до 115 т табака ежегодно. Оборудование фабрики было весьма несложно. Его изготовили на месте под руководством голландского мастера. В первые же годы своего существования табачная мануфактура оказалась убыточной. Этому способствовала не столько новизна дела и первоначальная плохая его постановка, сколько отдаленность фабрики от мест сбыта табачных изделий. Провоз табака в Петербург обходился дешевле при доставке его морем из-за границы, чем при перевозке сухим путем из Ахтырки. В 1722 году Ахтырскую фабрику решено было отдать в частное содержание, а если никто не возьмет, строение продать, табачные же семена раздать населению. За отсутствием других кандидатов фабрика была отдана без торгов купцу Маслову, а после его смерти отдана в содержание Ахтырскому полку (1733). В 1759 году она была окончательно закрыта.
Та же судьба ждала и табачную фабрику в Петербурге. Как, впрочем, и всю задуманную Петром систему табачной торговли. В 1716 году он попытался отдать ее купцам, но из-за высоких налогов желающих взяться за табачное дело так и не нашлось. Потом табачную торговлю то объявляли свободной, то находили откупщика, но к началу XIX века сложилась структура, продержавшаяся несколько десятилетий. Качественный дорогой табак привозили из-за границы, лист рубили в мелких мастерских, там же набивали им сигареты. Дело было очень трудоемким и хлопотным, многое зависело от квалификации мастеров, и потому лучшим из них платили баснословные деньги — до 20 руб. в день. Правда, и владельцы фабрик не оставались внакладе — качественная табачная продукция стоила столь дорого, что некоторые владельцы небольших табачных фабрик входили в число богатейших людей страны. Одним из них, к примеру, обоснованно считался В. Г. Жуков, владевший фирмой своего имени. Со временем фабрика Жукова превратилась в одну из крупнейших в России. В докладе управляющему департамента мануфактур Жуков так описывал работу своей фабрики:
Мальчики и женщины под надзором опытного мастера занимаются непрерывно разборкою табачных листьев по сортам предполагаемого к выделке табаку. Одни из рабочих мочат и варят американские табачные стебельки. Другие пластят эти стебельки между цилиндрами. Третьи занимаются резкою этих стебельков на особо устроенных для того машинах. Четвертые режут листы на машинах, подобных же предыдущим. Пятые просушивают на печи особого устройства нарезанный табак и стебельки. Шестые, большею частью непосредственно под моим наблюдением, мешают табак, окончательно приводя его в сорты. Седьмые разрезывают и мочат бумагу. Восьмые на трех типографских станах печатают Фирмы для обертки картузов. Девятые, также мальчики, складывают печатную бумагу, подготовляя ее к обертке. Десятые навертывают бумагу на жестяные Формы картузов, припечатывают картузы книзу и передают их набивальщикам. Одиннадцатые набивают картузы и печатают их сверху. Двенадцатые прикладывают сбоку каждого картуза сургучную печать моего имени и фамилии, причем одни намазывают сургуч, другие кладут печать. Тринадцатые погружают табачные картузы для отправления в деревянные ящики и ставят на них клеймо. Четырнадцатые обивают эти ящики рогожами... При сем разделении каждый отдел работ имеет своего мастера, отмечающего на особой черной дощечке мелом количество произведенной работы. Во время производства работы старший, прохаживаясь по всей Фабрике, находится на ней безотлучно, наблюдая, чтобы, с одной стороны, работы не останавливались без основательной причины, а с другой, чтобы не происходило между рабочими никакого крику, празднословия и препирательства. Движение Фабрикации и состояние Фабрики каждый день известны мне во всей их подробности. На ней не может произойти никакого неустройства, противу которого не предстояло бы скорой возможности.
Газеты с почтением рассказывали о бывшем резчике табака, который сумел обзавестись собственным производством и в 1830-1850-х годах зарабатывал около 10 тыс. руб. в день.
К услугам же массового потребителя были главным образом табаки, выращенные в Малороссийских губерниях и на Кавказе. Как отмечали специалисты, отечественный табак горчил и при курении источал неприятный запах. Поэтому многие видные ученые взялись за исследование и улучшение его свойств. В 1850-х годах химик Ф. Киров установил, что в русских табаках, в отличие от американских, отсутствуют масляные ароматические вещества, и предложил искусственно ароматизировать отечественную табачную продукцию. Правда, добиться полного сходства с виргинскими и турецкими табаками так и не удалось.
Другие проблемы волновали российское правительство. Правильный сбор пошлин за торговлю табаком не налаживался с петровских времен. Акцизные инспекторы, как ни старались, не могли наладить учет на сотнях маленьких фабрик, где ко всему прочему для набивки сигарет и их укладки в коробки нередко использовался труд женщин-надомниц. И выяснить, сколько и где производится сигарет, оказалось решительно невозможно.
Именно поэтому в 1882 году в табачном деле был произведен настоящий переворот. Идея его была предельно проста — чтобы поставить под контроль оборот табака, частным лицам отныне запретили покупать табачный лист с плантаций и ввели его строгий учет. А предпринимателям, создававшим табачные фабрики, пообещали множество льгот и преимуществ. Вот только результаты, как обычно, расходились с ожиданиями правительственных чиновников. Знаток табачного дела Ф. Я. Вороной в 1891 году писал:
Фабрик открылось множество. Для устройства табачной фабрики не требуется особых затрат: ее можно открыть в сарае. Поэтому на это дело бросились люди с капиталами и без капиталов. Управляющие акцизными сборами разных губерний в своих отчетах вполне выяснили причины необычайного оживления в деле махорочной фабрикации в первые годы действия устава 1882 года. "Неимоверно дешевый наемный труд городского населения, ничтожная плата за помещения и другие сокращения в накладных расходах ставят табачное производство Виленской губернии в более выгодные условия, чем в других губерниях" (отчет управляющего акцизными сборами 1884 года)... Но это всестороннее оживление продолжалось не долго. Легкомысленные надежды безкапитальных фабрикантов скоро привели к разочарованиям. Мелкие фабриканты, не имея средств закупать табак на наличные деньги на плантациях, покупали таковой в оптовых складах в кредит и, разумеется, по сравнительно дорогой цене. Фабрикация у таких фабрикантов и сбыт изделий пошли тоже неудовлетворительно. Фабрики мешали друг другу в деле сбыта изделий в то время, когда в народе и без того было мало расположения к потреблению фабричных изделий, и он предпочитал табак собственного производства.
Крестьяне действительно перестали покупать табак в лавках и перешли к высадке табака на собственных участках. Сравнительно небольшой участок с табаком-самосадом мог обеспечить всех курильщиков в крестьянской семье на длительный срок. Так что мелкие фабрики начали терять клиентуру и, соответственно, доходы. Не лучше шли дела и у тех, кто работал на городского потребителя.
В одних местах, — писал Вороной, — фабрикаты не имели сбыта вследствие излишества производства, в других фабричное производство не поспевало за спросом. Фабриканты мало обращали внимания на вкусы потребителей и иногда шли прямо против них.
Так что и эти фабрики ожидала печальная участь. Волна банкротств вслед за ними настигала оптовых торговцев табаком и табачных плантаторов. В выигрыше оказались только самые крупные фабрики.
Бесспорно, — констатировал Вороной, — малые фабрики, без капиталов, с первобытными способами производства, зависимые от капиталистов-складчиков, приносили более вреда, чем пользы. Но сосредоточение табачной фабрикации, а с нею и торговли в руках крайне ограниченного числа лиц, не могло не сопровождаться вредными последствиями. Эти последствия уже налицо. Они заключаются главнейше в изгнании конкуренции и извращении табачной торговли ко вреду для промышленности и заинтересованного в ней населения.
Табак, папиросы и сигареты резко подорожали. Однако самым главным итогом реформы 1882 года стало совсем другое. Наладить получение акцизных сборов от табачного производства так и не удалось. Если раньше на мелких фабриках жульничали с количеством выпускаемых сигарет, то на крупных фирмах появились проблемы с расходом табака на производство продукции. Акцизным чиновникам он казался чрезмерно завышенным, а управляющие и специалисты доказывали, что при сушке табака получается много брака, выбрасываемого на свалку. На деле, естественно, из неучтенного табака изготавливалась неучтенная казной продукция. По самым минимальным оценкам убытки казны оценивались в миллионы рублей.
Так что долгая и безуспешная борьба властей против курения превратилась в столь же долгую и безуспешную борьбу с табачными производителями. И как показывает зарубежный опыт, теперь главным оружием в нем становится запрет на курение. Возможно, и Россия вновь пойдет проторенным другими путем.
Евгений Жирнов
