150-летие со дня рождения Максима Горького мастер детективного жанра Александра Маринина отметила трехтомным романом-экспериментом «Горький квест». При подготовке к его созданию автор организовала фокус-группы, состоящие из молодых людей, родившихся после распада СССР. Ее целью было понять, как бы они поступили в той или иной ситуации, если бы на дворе были 1970-е годы. «Известия» расспросили писательницу о впечатлениях от российской молодежи и жанре детектива в современной отечественной литературе.
— Чем «Горький квест» отличается от других ваших произведений?
— Если говорить о линейке детективных романов с Каменской и не с Каменской, то я и раньше отходила в сторону: «Фантом памяти», «Взгляд из вечности», «Обратная сила». Но «Горький квест» — это попытка написать то, чего я еще не пробовала. Редактор назвал ее литературно-аналитическим детективом, но это шуточное определение.
В центре сюжета — рукопись, которая представляет собой сборник эссе по произведениям Горького. Она была написана во второй половине 1970-х годов молодым человеком. Перед организаторами квеста стоит задача восстановить особенности мышления, характера, психики автора. Для этого набирается группа молодых людей от 20 до 27 лет, которые помещаются в обстановку эпохи застоя: телефоны — стационарные, телевизор — только две программы, сотовой связи и интернета нет, комсомольские собрания — есть.
— Почему Горький? Потому что он был «наше всё» в советской литературе?
— В учебниках. В душах людей он «всем» не был. Когда я училась в школе, он преподносился как великий пролетарский писатель, певец революции. У меня как у человека здравомыслящего и в меру циничного эти определения вызывали отторжение. Я изучала творчество Горького ровно столько, сколько полагалось по программе. Как почти все мои ровесники.
Прошло много лет. Я собиралась писать роман «Обратная сила». Чтобы погрузиться в строй фразы, быт XIX века, перечитала Тургенева, Чехова, Толстого, Гоголя, Достоевского. И задумалась, почему я с таким отвращением в школе-то этих авторов читала, почему было так скучно? Тогда я открыла учебники литературы с 8-го по 10-й класс — а там какой-то кошмар написан. И я решила прочесть то, что больше всего не любила, — Горького. Взяла «Дело Артамоновых», проглотила запоем. Прекрасная семейная сага.
— А как же революция?
— Революцию ему придумали потом, потому что революции нужен был певец. Бунин уехал, Куприн уехал. Никто не хотел быть певцом, а кто хотел, у того такого авторитета и популярности не было. Горький согласился. За определенные бонусы: право выезжать за границу и жить там, сколько ему хочется, право жить в большом хорошем доме... Но настоящие идеи Горького как писателя великолепно описаны и изложены в произведениях от 1898 до 1910 года. Весь Горький — там. В них я просто влюбилась. Жаль, что огромное количество мыслей, чувств, нужных и правильных слов прошли в свое время мимо. Мне стало обидно за хорошего писателя. Поэтому я придумала «Горький квест».
— Как думаете, произведения Горького, избавленные от революционного контекста, сегодня могут быть интересны молодым читателям?
— Зависит от учителя. Если он сможет заинтересовать их человеческой проблемой, то да. Речь не о Горьком конкретно, с таким же успехом можно и Толстого взять. Подавать писателя нужно так, чтобы у подростка возникла интеллектуальная или эмоциональная потребность прочитать его произведения.
У Горького есть два варианта пьесы «Васса Железнова» — один 1910 года, другой — 1935-го. Поздний ставится везде и всюду, он же был экранизирован Глебом Панфиловым. Ранний менее известен. А ведь это просто другая пьеса. С другой семьей, другими характерами, другими проблемами. Там достаточно сильная детективная интрига, построенная на желании матери заставить детей жить той жизнью, которая кажется ей правильной. И эта любимая тема Горького школьнику близка. Выпускной класс — это же бесконечное давление родителей: «Что ты будешь делать дальше? Куда поступать? Собираешься ли работать?..», советы, наставления, поучения. Ровно то, о чем и писал Горький.
— Сейчас и в кино, и в литературе идет волна интереса к советской эпохе. Как вам кажется, почему?
— Это стремление хоть какой-то мост перекинуть для понимания между поколениями, потому что непонимание уже достигло катастрофического размера. Мы не понимаем молодых вообще, они нам кажутся инопланетянами. А они не понимают, почему мы такие. Мы же продолжаем жить по своим старым этическим правилам. Сказать человеку в глаза то, что ты думаешь, очень трудно. Если возникает такое желание или необходимость, 10 раз подумаешь, особенно когда начинаешь говорить — и видишь, как ему больно, как ему тяжело это слышать.
Мы росли в условиях, когда общались глаза в глаза, поэтому всё, что мы хотели сказать или говорили, пропускали через этический фильтр. Сейчас общаются в интернете, говорят, не выбирая слов, не думая о том, как они обижают собеседника. «Обидится — я его забаню и других найду».
Мы так думать не могли. Если я обижу одноклассника, мне придется завтра с ним опять за партой сидеть. Мы были привязаны. Наверное, это плохо, но это заставляло нас выстраивать отношения. Нынешняя свобода лишает детей необходимости думать, сопереживать. Новое поколение перестало ценить теплоту отношений, они ее не знают.
— А вы присутствуете в интернете, следите за повесткой дня?
— Зачем? Писатель никому ничего не должен. Уверяю вас, когда Джордж Мартин писал «Игру престолов», ему контекст дня был не нужен, и тем не менее он написал гениальное произведение. Оно интересно всем: и подросткам, поскольку там очень много детей, и взрослым, потому что там достаточно много взрослых интриг. Я «Игру престолов» использую для тренировки мозгов. Это очень сложный текст. Когда Мартин его писал, он ни одной минуты не думал о читателе. Колоссальное количество имен и географических названий, и все их нужно держать в голове, чтобы не упустить нить интриги, не запутаться, у кого с кем конфликт, по какому поводу, кто кому кем приходится, кто в какой части королевства находится... На слух это воспринимать труднее, именно поэтому я не читаю, а аудиокниги слушаю, тренирую голову.
— Детектив по-прежнему считается «низким жанром»?
— Это еще традиция XIX века. Кстати, у Горького очень хорошо в «Дачниках» об этом сказано. Если несчастному писателю удалось написать книгу, которая заинтересовала большое число людей, его немедленно возводили в кумиры. Всё, что он сказал, — истина в последней инстанции, каждая написанная им строчка — повод для цитирования.
А что такое детектив? Просто занимательная история. Там не про революцию, не про коммунизм. Поэтому при советской власти были «правильные» писатели и были писатели, которые не про коммунизм, не про светлое будущее, а про каких-то милиционеров, раскрывающих преступление. Вот и осталось пренебрежительное отношение к детективу как к литературе второго сорта, потому что литература первого сорта — идейно и, главное, духовно насыщенная. Эта «сортность» в голову вбита с детства.
— Может, в этом есть доля истины?
— Не берусь судить. Но скажу, что написать хороший детектив, где есть преступление, интеллектуальный поиск, сопоставление фактов, выводы, анализ, логичный финал — технически тяжелая работа, которая не каждому под силу. Написать любовный роман гораздо проще, чем такие проработанные, продуманные книги, какие писали братья Вайнеры, Хруцкий, Леонов. Люди, которые не умеют этого делать, страшно злятся на тех, кто умеет.
— При этом начиная с 1990-х детектив стал самым популярным и издаваемым жанром.
— В 1991 году многие издательства стали частными. Старая идеология была выброшена на свалку, а новая не сформирована. Но издатели прекрасно помнили советские годы, когда детективов было не достать. Поэтому их и стали издавать в первую очередь, когда появилась возможность. А в 1990-е можно было всё. Тогда и порнографию, насколько я помню, издавали.
— Вы никогда не пробовали перейти на кардинально другой жанр — фантастику или фэнтези, которые сегодня потеснили детектив?
— Про фантастику я не думала, хотя был период в моей жизни, когда я очень ее любила, особенно Азимова, Кларка. Потом — как отрезало. До сих пор желания написать фэнтези у меня не было, но я прекрасно помню 2001 год, когда в интервью меня спросили, не хочу ли попробовать себя в новом жанре. Я к тому времени написала уже 20 книг про Каменскую и искренне ответила, что ни в какой другой меня не тянет. А на следующее утро я проснулась с пониманием, что хочу написать семейную сагу. Я женщина, у меня в голове ветер. Сейчас говорю, что фэнтези писать пока не хочу, но к вечеру могу и передумать
Анастасия Рогова
