Александр Ф. Скляр признался, что Виктор Пелевин однажды над ним крепко подшутил. Полагает, что даже гостевое посещение колонии строгого режима может поменять взгляды на жизнь. И уверен, что творческому человеку незачем идти в политику.
— Вы снова сыграете альбом «Нижняя Тундра», которому исполнилось 20 лет. Это, пожалуй, единственный случай, когда в проекте поучаствовал Виктор Пелевин, прозаик для многих таинственный. Как получилось, что он согласился написать рассказ специально для рок-проекта? Вам повезло?
— Можно сказать и так. Группа «Ва-Банкъ» в тот момент находилась под очень большим впечатлением от романа «Чапаев и Пустота». После того как мы его прочитали, у меня родилась такая идея: а что если попробовать изобрести новый жанр, сделать саундтрек к ненаписанному рассказу. Какого автора? Ну, естественно, того, кто нам нравится сейчас. По-моему, Андрей Гаврилов (переводчик, издатель независимой музыки. — «Известия») дал мне телефон Пелевина: они пересекались по своей переводческой линии.
Я позвонил, представился, выложил идею. После чего Пелевин первым делом меня начал крепко подстебывать. Что-то типа : «Ален Делон, который не пьет одеколон, не ваша ли это песня?» Тем не менее он знал песню «Черное знамя» нашей группы, сказал: «Я подумаю» — и взял мой телефон.
Недели через две он перезвонил: «Я подумал, идея интересная, давай я попробую». Суть была в том, что Виктор создает новый рассказ, а мы к нему пишем саундтрек и издаем в одном флаконе. До этого ни рассказ, ни саундтрек никуда не выкладываются. Дальше была пауза длиной в пару месяцев, на протяжении которой мы созванивались и выясняли, как у кого двигаются дела.
— То есть Виктор Пелевин никак не участвовал в процессе написания песен?
— Абсолютно! Когда мы встретились, он передал мне рукопись, и, что самое главное, в конце рассказа были некоторые пометки для меня. То есть, условно говоря, темы будущих песен. В частности, одна из тем звучала в точности так, как потом у меня возникло в песне «За гагарой с черным пером», где есть строчки «где-то между Кремлем и Курским вокзалом».
Дальше дело было за нами. Саундтрек мы сочиняли гораздо дольше. Пелевину понадобилось пара месяцев, мне, наверное, месяцев девять. Не помню, показывал ли я ему что-то. Кажется, мы однажды встречались, я в машине ставил ему пробные записи на кассете, после чего он сказал: «Не надо мне всё показывать, будет готовая работа, тогда и поставишь».
— Как к процессу подключился писатель, поэт, философ-эзотерик Евгений Головин?
— Это был очень приятный момент. Я, естественно, ему рассказал о проекте и попросил Женю что-нибудь написать. Он активно включился, и так получилось, что этот альбом вместил в себя наибольшее участие Головина, чем любой другой альбом группы «Ва-Банкъ». Здесь его авторству принадлежат песни «Путешествие в Китай», «Кукла-Мандарин», «Склиф», «Агрессия созвучий», «Джон Донн 2000». Какие-то вещи были напеты им на мой диктофон. Ему этот проект был очень интересен. С самого начала мне стало ясно, что делать этот альбом по привычной схеме — музыканты приходят в студию и записывают — мы не будем. Сама фактура требовала другого подхода.
Вот как раз тогда я вышел на музыканта-экспериментатора Олега Литвишко и попросил его помочь нам во всех электронных делах. Его доля в этом альбоме очень большая. Он получал наши групповые демозаписи и придавал им электронное звучание. Поверх этого были записаны какие-то живые инструменты и мой живой голос. Весь процесс занял около двух лет.
— Виктор Пелевин был доволен результатом?
— Не знаю. Штука в том, что в последний раз мы с ним встретились, когда я ему передал кассету с «мастером», и с тех пор больше мы не виделись никогда. Он не позвонил и ничего не написал насчет вышедшей «Нижней Тундры». То есть просто пропал из моей жизни. Это, конечно, потрясающе совершенно, но факт. Мы отлично общались в процессе создания альбома, но сразу после окончания работы он отрулил.
Более того, даже потом, несколько лет спустя, когда я озвучивал его роман «Чапаев и Пустота» для аудиокниги, я знал, что с ним связались агенты проекта и он был не против, чтобы роман был озвучен моим голосом. В результате была проделана большая работа: восемь или девять часов начитки. Но даже тогда он никак не проявился и своего отношения не высказал.
— Вам нравятся последние романы Пелевина?
— Я остался поклонником, что называется, раннего Пелевина. Никоим образом не хочу умалять его литературных достоинств как писателя, просто наши пути, его как писателя и мой как читателя, разошлись.
— Из того состава, что записывал «Нижнюю Тундру», рядом с вами нет никого. Насколько нынешние музыканты способны погрузиться в атмосферу этого альбома?
— Без сомнения, профессионально они способны больше, чем состав, работавший над альбомом. Насколько им это нравится, я могу судить только по их реакции, которую вижу на репетициях. Я очень благодарен Олегу Литвишко, что он решился войти в эту реку во второй раз и заново сделал все эти электронные подклады. Старые не сохранились, да и за 20 лет технологии ушли далеко вперед.
Мои ребята-музыканты вообще слышат этот материал впервые. Да, несколько песен из «Нижней Тундры» сохранились в нашем репертуаре, но мы раньше не играли их именно в тех аранжировках, которые звучат на альбоме, а сейчас это сделаем. О реакции музыкантов на этот материал я могу судить по тому, как у них горят глаза на репетициях.
Наш бас-гитарист Алексей Рыславский спрашивает меня: «Что же мы раньше этого не делали?». Что я могу ответить? Просто жизнь так складывается, порой материалу нужно какое-то время полежать. Я рад, что мы вернулись к нему и сделаем его профессиональнее, чем 20 лет назад.
— «Нижнюю Тундру» будет предварять показ фильма «Концерт для отверженных», снятый в одной из колоний особого режима Хабаровского края. Выступление подобного рода запечатлено в 1968 году на альбоме At Folsom Prison легендарного Джонни Кэша. У вас это некий ответ ему или желание сделать то, что в России никто до вас не делал?
— У нас получается такой киносеанс с живым продолжением. Мне показалось это правильным: если 20 лет назад мы впервые в истории русскоязычного рока сделали саундтрек к рассказу, открыв некий жанр, то сейчас мы — саундтрек к жизни отверженных, то есть к самой жизни. Получилось, что мы открываем некий новый видеожанр. Свои два концерта в тюрьме Джонни Кэш выпустил на пластинке, но видеовариант сделать ему не дали.
До нас, безусловно, были артисты, выступавшие на зонах, но никто не смог придумать единую концепцию, чтобы получилось не просто выступление. Скорее всего, я бы назвал это «музыкально-документально-художественный фильм». В Ванино, где расположена колония, мы были уже второй раз. Это 500 км от Хабаровска по очень непростой дороге на серьезных машинах в сторону тихоокеанского побережья.
Признаться, после первого посещения у меня даже идеи не возникло еще добавить ко всему этому какие-то впечатления. А вот во второй раз я отчетливо понял, что песня «Я помню тот Ванинский порт» родилась именно в этих местах.
— Что это за тюрьма и что вы чувствовали, работая перед очень непривычной для вас аудиторией?
— В советские времена здесь находились две страшнейших пересыльных тюрьмы: женская и мужская. Они образовались, потому что поток гулаговских заключенных был насколько большой, что чрезвычайно трудно было переправлять людей в Магадан. По железной дороге их доставляли в Ванино — в крупный торговый порт, оттуда по двум пересыльным тюрьмам, а потом пароходами в совершенно страшных условиях (одно из самых жутких описаний, которое я прочитал за последнее время, есть в романа «Авиатор» Евгения Водолазкина) отправляли в Магадан и дальше.
В конце 1950-х здесь на месте женской пересыльной тюрьмы сделали тюрьму строгого режима. Сейчас это тюрьма, в которой содержатся только рецидивисты, совершившие тяжелые преступления и отбывающие только большие сроки.
Знаете, я считаю, что артисту всё время нужно не давать себе расслабляться, он должен осознавать, что находится в гуще народной среды, а она представлена самыми разными людьми. В том числе и теми, которые сидят в тюрьмах и которых я назвал отверженными. Отсюда и название фильма «Концерт для отверженных». Они осуждены, но при этом продолжают оставаться людьми.
Да, это очень негостеприимная среда для артиста, но зато очень серьезное испытание. И еще я хотел, чтобы мои ребята оценили то, что называется «это сладкое слово свобода», чтобы они по-другому посмотрели на свое существование в этом мире. Ну и я сам вместе с ними. Возвращаясь к упомянутому вами Джонни Кэшу, меня, конечно же, интересовал вопрос, почему он решил там выступить. Мой ответ — строчки из моей песни «Я всегда был душою с теми, кому трудней». Так вот, если ты так пел, будь любезен, ответь за свою песню!
— Наверное, были сложности как с выбором репертуара, так и с разрешением выступить в таком месте?
— Репертуар подбирался накануне, сразу, как только мы получили разрешение. Кстати, мы его получили очень быстро. Организаторы нашего концерта в Ванино связались с колонией, она связалась с вышестоящей организацией в Хабаровске и оттуда пришло добро.
Конечно, мы никак не могли не сыграть знаковую песню «Я помню тот Ванинский порт» — очевидный внутренний триггер. В программу вошло несколько авторских композиций и песни нашего с вами любимого Владимира Семеновича Высоцкого. Все песни не развлекательные. Я хотел, чтобы это был честный концерт, не подыгрывающий никаким блатным настроениям. Я хотел дать понять, что мы пришли сюда оставить частичку каких-то своих размышлений, чувств, ощущений от песен.
— По реакции зала вы поняли, удалось вам это или нет?
— Я получил ту реакцию, которую хотел. Нас слушали внимательно, естественно, без всяких сантиментов и улыбочек, без криков «Браво!» и вызовов на бис. Зал был освещен, и по глазам я видел, что нас слушали очень внимательно. Начальник колонии мне потом рассказал, что для них это событие, которое, во-первых, они будут сами переживать и обсуждать несколько месяцев, а потом «сарафанным радио» оно пойдет по всем зонам России.
Думаю, что в сердцах у них рождалось то самое ощущение, на которое я, собственно, и рассчитывал. Когда концерт закончился, я вышел в совершенно мокрой рубашке. Это было дикое напряжение. Тем не менее мы поставили перед собой творческую задачу, и мы ее выполнили. Вот этим я очень горд.
— Работа проделана кропотливая. Кто-то помог в финансировании?
— Нет. Я вложил свои деньги и не думаю, что они вернутся. Не ради этого всё затевалось.
— Продвижение такого фильма — занятие непростое. Тем не менее как бы вы хотели его показать?
— После премьерного показа я бы хотел предложить его на различные фестивали, хотел бы дать этому фильму историю до того, как он попадет в Сеть. Хочется, чтобы у него был прокат. Пускай он будет какой-то ограниченный, может быть, какие-то показы в Центре документального кино, в каких-то кинотеатрах в России, которые имеют такой формат. Мне кажется, этот фильм достоин того, чтобы его увидели именно на большом экране.
Он совсем не развлекательный, нетривиальный, совсем не проходной, как мне кажется, в нем заложена мысль о свободе: что такое свобода, как ею надо дорожить и как мы порой бездумно можем этой свободы лишиться. Мне кажется, в «Концерте для отверженных» есть какой-то нравственный урок и именно поэтому я бы очень хотел, чтобы этот фильм увидели.
— Вы рассказали о ваших творческих проектах, но не могу не спросить о том, за что вас активно припечатывают в блогосфере, а именно о вашей работе в Русском художественном союзе с писателем Захаром Прилепиным и режиссером Эдуардом Бояковым. Что там у вас происходит?
— Понятия не имею, что происходит с РХС. О нем, по-моему, уже давным-давно ни слуху ни духу. По моему четкому ощущению, он находится в абсолютнейшей стагнации. Никаких собраний, никаких общих повесток дня, решаемых вопросов. То есть как будто он был и как будто его не было. У меня во всяком случае именно такое ощущение. Я на это совершенно никак не реагирую, никоим образом в это не влезаю. Признаться, я не инициирую никаких дискуссий и обсуждений. Мне хватает моей собственной творческой жизни.
— У вас есть всё для успешной карьеры политика — диплом МГИМО, звание заслуженного артиста России, не говоря уже о жизненном опыте. Вы бесстрашно идете на творческие эксперименты. Нет ли желания заняться политикой?
— Нет, ни малейшего. Я не пошел ни в какие политические движения и объединения. о Сделал это совершенно сознательно и не собираюсь менять свою позицию. Считаю, что нахожусь в таком периоде своей жизни, который Александр Николаевич Вертинский обозначал как «иду на коду».
Так вот: я хочу «идти на коду» не связанным ни с какими политиками, а в максимальной степени связанным со своими творческими амбициями. Даже не амбициями, а с творческими мыслями, ощущениями и с максимально качественно выдаваемой творческой продукцией. Той, которую мне еще предстоит выдать на моем жизненном пути. И отвлекаться от этого, в том числе и на какие бы то ни было политические истории, я не хочу.
Алексей Певчев
