Юбилей двух выдающихся писателей-сатириков сделал возможной встречу в музейном пространстве чемодана Михаила Зощенко и знаменитого портфеля Михаила Жванецкого. На выставке в Доме Ильи Остроухова в Москве представили много чего любопытного — там есть папка для бумаг первого из Михаилов Михайловичей и множество личных вещей второго, но ни один из предметов не обладает такой символической ценностью, как чемодан и портфель.
При этом заявленная тема нового проекта ГМИРЛИ им. В.И.Даля шире, чем жизнь и творчество двух литераторов. «Археология юмора» прокладывает мост между Зощенко и Жванецким, представляя период развития сатирического искусства с «1920-х до 1990-х годов», но шкала периодизации должна доходить до 2020 года, когда умер Михаил Жванецкий. Под «мостом» я подразумеваю Аркадия Райкина, Романа Карцева и Виктора Ильченко, а также Сергея Юрского, о которых выставка упоминает вскользь, хотя голос Райкина звучит на ней наравне с голосом Жванецкого, читающего с экрана монолог «В греческом зале». Но пойдем по хронологии, а точнее, будем двигаться от этажа к этажу, потому что «Археология...» — выставка двухэтажная.
Излюбленный прием Зощенко — заставить «маленького человека» в советском смысле этого слова доставать билеты на поезд, путешествовать или поселяться в гостиницу/дом отдыха.
У него даже есть рассказ о злоключениях в гостиничном номере в Константиновке в Донбассе. Поэтому чемодан писателя выступил в роли смыслового центра первой части экспозиции.
Впрочем, самым узнаваемым «брендом», созданным Зощенко, стал «Парусиновый портфель» — его материального аналога как раз и нет. Зато через чемодан, галстук, записные книжки, папку для бумаг, служебные пропуски и удостоверения нам показывают Михаила Зощенко как биографическое лицо, как живого человека.
А образ Зощенко-творца воссоздается с помощью прижизненных книг и публикаций, а также с помощью экспонатов полутрагических и трагических — таких как телеграмма его жены Веры Зощенко Мариэтте Шагинян, датированная 1958 годом: «Состояние Михаила Михайловича ухудшается. Госпитализация невозможна. Необходима квалифицированная медицинская помощь, всестороннее обследование на дому...»
Еще две значительные смысловые точки — это два самых распиаренных эпизода судьбы Зощенко. Первый — его участие в «обелении» ГУЛАГа, а именно в создании коллективной книги «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина: История строительства, 1931–1934 гг.». Причем на выставке представили не сам уничтоженный в 1937 году фолиант, взахлеб рассказывающий о ярких примерах «исправительно-трудовой политики советской власти, перековывающей тысячи социально-опасных людей в сознательных строителей социализма», а отдельное издание написанной именно Зощенко главы. На людей, знающих, что из сотен тысяч заключенных БелБалтЛага далеко не все были уголовниками, плюс «каналоармейцами» становились члены семей репрессированных «кулаков», «История одной перековки» производит впечатление гнетущее. Но, как свидетельствуют современники, и Зощенко, и, например, советский писатель Всеволод Иванов искренне верили, что партия, используя на стройке века подневольный труд, действительно занимается социальным выравниванием и исправлением.
Классик советской литературы, любивший «Россию мужицкую» и поэтому решивший, что ему с большевиками по пути, расплатился за слепую веру в первый послевоенный год.
Почему и как — выставка рассказывает предметно, давая вместо предыстории знаковое фото: Калинин вручает Зощенко орден Трудового Красного Знамени. 1939 год. Между «хвалой» и «клеветой» — если пользоваться пушкинской терминологией — прошло меньше шести лет.
Отдельная брошюра — «Доклад т. Жданова о журналах «Звезда» и «Ленинград», главной целью которого стали двое — Ахматова и Зощенко. И самым простым ходом организаторов выставки было бы поместить в этом логическом ряду «Звезду», напечатавшую рассказ Зощенко об убежавшей из зоосада мартышке, в котором партийцы усмотрели «пасквиль на советский быт». Но вместо этого они отыскали детский журнал «Мурзилка» с милой белочкой на обложке, номер 12 за 1945 год, где изначально и были опубликованы «Приключения обезьяны».
Перед травлей, последовавшей за постановлением ЦК ВКП(б) 1946 года, все остальное — сатира на нэпманов, блекнет высмеивание пьянства, жадности, лени да и сам статус Зощенко как «главного смехача». Потому что в первую очередь он был исследователем подсознания, который если и интересовался мелкими склоками жильцов коммунальных квартир, то только потому, что они позволяли заглянуть в темные уголки человеческой души.
Кстати, «этаж Жванецкого» выстроили как коммуналку со множеством дверей. Детские фотографии, свидетельство о рождении на двух языках — русском и украинском, афиши, плакаты, карикатуры Михаила Златковского, рисунки Резо Габриадзе, воссозданный рабочий кабинет со столом и лампой, принадлежавшей Михаилу Михайловичу, и снимком кота.
Конечно же, фирменный портфель. На открытии выставки с неизменным атрибутом выступлений сделать импровизированную фотосессию согласилась жена писателя Наталья Жванецкая.
Она же рассказала, что однажды Жванецкий, потеряв портфель, чуть не ушел с эстрады.
Чем не драма? Но вот драма настоящая. Письмо Одесскому городскому совету депутатов 12 марта 1997 года.
«Спасибо. Это было очень неожиданно и приятно. Мой город меня не забыл. Спасибо горсовету. Спасибо мэру...» Это переписка по поводу присвоения знаменитому уроженцу «жемчужины у моря» звания почетного гражданина Одессы. В 2024 году, в новых политических условиях, власти Одессы решат переименовать бульвар Жванецкого в «бульвар Военно-морских сил Украины».
Но и это пройдет.
Семья Жванецкого временно предоставила Гослитмузею значительный массив личных вещей — берет Kango и шарф бренда Brioni, которые, видимо, Жванецкий предпочитал, помимо уже названного — портативный радиоприемник, несколько диктофонов, очки и целую гору ручек — ими Михаил Михайлович создавал бессмертные произведения.
На коллекции записок от зрителей и документах останавливаться не буду — их в марте мы видели в столичной галерее современного искусства ARTSTORY в Москве, где была выставка к 90-летию Жванецкого. Но не исключено, что посланий от почитателей так много, что от выставки к выставке ни одно не повторяется.
Иван Волосюк
