Наивный Воланд

Мерзляев, Бузыкин, Самохвалов — и это все о нем. Правда, теперь, после сериала «Мастер и Маргарита», народный артист СССР Олег Валерьянович Басилашвили может представляться просто: «Приятно познакомиться, Воланд». Простой и наивный, великий и ужасный — нет слов, Лицедей. Но одна из лучших его ролей по жизни была сыграна в конце перестроечных 80-х — яркий, страстный депутат Верховного Совета. Когда мы договаривались об интервью, он спросил: «Так, сегодня пятница, сериала „Сталин. Live“ нет? Тогда я к вашим услугам». Вот это поворот.

— Олег Валерьянович, почему же вы такой поклонник сериала «Сталин. Live»?

— Мне просто любопытно, до какого падения могут дойти актеры и режиссеры, чтобы доказать нам, что Сталин был великой фигурой, принесшей такое количество добра нашей стране.

— А вы не видите в этом сериале некий стеб по поводу образа Сталина, замыленность образа, когда это растягивается на 500 серий? Может, это просто халтура, которая ничего не прибавит к монструозности Сталина.

— Но я вижу ряд актеров, которые честно пытаются играть свои роли, и нельзя назвать это халтурой. Мне очень понравился артист, игравший пленного немца, которого допрашивал Сталин. Это такая гламурная история, которой в жизни быть не могло, здесь все придумано. Очень хорошо играет «двойник» Якова Джугашвили, которого никогда в жизни не было. Главный вопрос у меня возникает при воспоминаниях о фигуре товарища Сталина. Ведь Сталин — неоднозначная личность и никогда, на мой взгляд, не был таким, каким представлен в этом фильме. Но это дело субъективное.

— Но когда вы играли Воланда в «Мастере и Маргарите», разве не приукрасили образ этого персонажа?

— Если прочесть внимательно роман Михаила Афанасьевича Булгакова, то вы увидите, что Воланд вовсе не является дьяволом или сатаной. Это Мастер говорит: «Сегодня на Патриарших вы встретились с сатаной…» А сатана, как известно, это искуситель. Он искушал Адама и Еву в раю, Иисуса Христа в пустыне… Но в данном случае Воланд никого не искушает. А если посмотреть его поступки, то мы поймем и увидим, что Воланд творит добро. Недаром эпиграфом к «Мастеру и Маргарите» является фраза из «Фауста» Гете: «Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Если Иешуа Га Ноцри видит в людях только доброе, то у Воланда глаз наметан на зло. Он видит, как атеист и мерзавец Берлиоз совращает талантливого, но необразованного поэта Бездомного. Воланд сеет в душе Бездомного сомнение в своем таланте, ужас перед пониманием этого мира и превращает Бездомного в результате в профессора философии, задумавшегося о мире, о жизни. А Мастеру и Маргарите, двум людям с уникальными способностями — у одной уникальная способность любить, у другого — невероятный талант прозрения писателя, — Воланд помогает, понимая, что в нашей жизни уникальные люди уничтожаемы толпой, то есть нами с вами. Им не жить на этом свете, и даже если они останутся жить, то жизнь будет бессмысленна и ужасна. Так же как ужасен был конец Маяковского, Пушкина, Есенина, Ван Гога и многих, многих других выдающихся землян. Поэтому в условиях тоталитарного строя в Советском Союзе Воланд делает все возможное, чтобы спасти этих людей: он дарит им покой, жалея их.

— Но ведь многие литературоведы считают, что под Воландом Булгаков вывел именно Сталина. Ну а Сталин с тем же Булгаковым обращался примерно так же, как Воланд обращался с Мастером.

— Ничего общего Сталин с Воландом не имеет. Воланд — это положительный персонаж, а Сталин — гений с отрицательным знаком, и параллели здесь не сходятся. Другой разговор, что время Булгакова было временем Сталина. Атмосфера сталинская витала в воздухе и, несомненно, влияла на Михаила Афанасьевича. И, конечно, некоторые черты Воланда взяты у Сталина. Но прямой аллюзии здесь нет. Просто Воланд — это высшая власть, а в Советском Союзе, да и в полумире, высшей властью считался Сталин. Я не согласен, что Сталин поступил с Булгаковым так же, как Воланд с Мастером. Ничего подобного! Сталин наблюдал за Булгаковым, понимая его большой талант. Он много раз посещал спектакль «Дни Турбиных», восхищаясь им, а ведь в этом спектакле воспевались белые офицеры. Даже Хмелеву, исполнителю главной роли Алексея Турбина, Сталин сказал: «Как вы хорошо играете. Мне ваши усики во сне снятся». Перед Сталиным был образец неподкупного, честного, бесстрашного человека, и это, видимо, раздражало его. Поэтому Булгакову советовали написать пьесу о Сталине. Он долгие годы отказывался, но наконец все-таки сел за эту пьесу, понимая, что если не напишет, дальнейшего пути ему не будет. Пьеса называлась «Батум». Он вымучил ее. Все театры Советского Союза предложили ему ставить эту пьесу, в том числе МХАТ. Булгаков, написав ее, поехал в командировку в Батуми, Тбилиси, чтобы на месте ознакомиться со спецификой того времени. И где-то в районе Белгорода, в поезде, когда он сел обедать в купе, по вагону пошла проводница с криком: «Бухгалтер тут есть? Телеграмма бухгалтеру». Булгаков побледнел и сказал: «Это мне». Там было написано: «Булгаков, надобность в вашей командировке отпадает. Возвращайтесь немедленно». И Булгаков сказал: «Всё. Он уничтожил меня». То есть Сталин дождался того момента, когда Булгаков все-таки пошел на компромисс, позволил ему доехать полпути и отомстил за его бесстрашие, написав: плохая пьеса, мне не нравится.

— Так это же чистая воландовщина!

— Я думаю, что Воланд поощрил бы Мастера-Булгакова в его бескомпромиссности и бесстрашии. А Сталин, наоборот, его уничтожил.

— По-моему, вы романтик. Ведь дело не только в Воланде. Мне кажется, вы вообще идеалистично смотрите на мир в целом.

— Не знаю, я об этом не задумывался. Почему я идеалист? Я ведь вижу, где черное, а где белое. Роман Булгакова, конечно, не однозначен, и любая инсценировка великого произведения всегда вызывает разночтения. Например, один читатель видит Остапа Бендера так, а другой совершенной иначе. Когда я пробовался у Леонида Гайдая в «12 стульях» на роль Остапа, то полагал, что этот Остап очень похож чем-то и внешне, и внутренне на Владимира Владимировича Маяковского. А Гайдай вдруг мне говорит, что видит Бендера как молодого Кторова в «Празднике святого Йоргена».

— Вы видите персонажи, а я вижу вас. По поводу компромисса. Недавно Эдвард Радзинский на канале «Культура» сказал, что ваш учитель и режиссер Товстоногов шел на очень большие компромиссы с властью. А вам, для многих человеку безупречной репутации, разве не приходилось заключать сделку с дьяволом?

— Покажите мне человека, который не шел никогда на компромиссы. Я такого не знаю. Может быть, вспомнить притчу об Иисусе Христе, когда ему привели грешницу и сказали, что по закону ее надо забить камнями. Тогда Иисус сказал: «Пусть швырнет камень тот, кто никогда не грешил». И народ разошелся. Конечно, у меня бывали компромиссы и в мелочах, и в большом, как у каждого. Я же живой человек с кожей, с мозгами. Да и не такой уж я и мужественный.

Был такой фильм «Вечный зов». Хороший сериал. Я играл очень интересную роль Лахновского. В начале он был полицейским, сыщиком, искал революционеров, а во время Великой Отечественной войны служил у немцев. Меня интересовало, как он меняется с возрастом. Но вот одна сцена тогда во мне вызвала отторжение. Уже во время того, как мой герой стал работать на Гитлера, он рассуждает на тему будущего и говорит: «Да, войну мы с Гитлером проиграли, но все равно победа останется за нами. Мы используем писателей, которые будут писать антисоветчину». Или что-то вроде этого. А это было начало 70-х и в данном монологе выглядело как намек на Вознесенского, Евтушенко и на многих других. И зритель должен был понять, что вот фашистский сатрап говорит о том, что благодаря деятельности подобного рода «диссидентов» фашизм победит во всем мире. Я возмутился и сказал, что говорить этого не буду, потому что так не думаю. Пришлось вызвать автора, писателя Иванова. Он довольно грубо со мной разговаривал, я ему отвечал тем же. И в итоге я пошел на компромисс. Кое-что мы убрали, но все-таки кое-что осталось. Например, фраза: «Мы такую рубашку сделаем, чтобы ее от тела не оторвать». Здесь был намек на частную собственность. Может быть, это не такой уж страшный компромисс, но я счастлив, что прямых ассоциаций между творчеством Ахмадулиной, Окуджавой и многих, многих других в моем монологе все-таки не прослеживалось. А ведь тогда незадолго до этого травили Пастернака.

— Но вы-то в советское время никогда диссидентом не были. А сейчас, похоже, все возвращается и наша жизнь все больше похожа на ту, советскую.

— В советское время никогда не был диссидентом, но и никогда не был членом партии. Правда, мне неоднократно предлагали в нее вступать, но я находил способы отказаться от этих лестных предложений. Мы жили своей жизнью. Я работал в Большом драматическом театре, в одном из лучших театров Европы в то время, под руководством Григория Александровича Товстоногова. Наше диссидентство заключалось в том, что мы пытались найти правду на сцене, правду человеческих взаимоотношений. Что бы то ни было, эпоха Шекспира, чеховские герои или сегодняшний день, мы пытались найти правду в противовес той лжи, которая царила вокруг.

— Но сами-то вы все понимали о советской системе и, наверное, на кухне с друзьями и близкими об этом говорили.

— Я не был настолько политизирован, чтобы об этом все время думать. Мимо меня, к моему стыду, в Ленинграде прошел процесс над Бродским. Я даже об этом как следует ничего и не знал. А недавно я видел хронику, где мы с Товстоноговым идем по выставке левых диссидентствующих художников. Мы даже не знали, что нас снимает КГБ. Первый удар, который мне нанесла политика, был на Съезде народных депутатов СССР. Я там увидел, как вел себя Андрей Дмитриевич Сахаров, как вел себя Михаил Сергеевич Горбачев и депутаты, затаптывающие, засвистывающие, засмеивающие великого русского ученого и правозащитника Андрея Сахарова. Вот тут я понял, что это тупое, необразованное, глупое, испорченное на века стадо готово затоптать любую свежую мысль, если она чем-то не похожа на то, что у них в головах. Точно так же как не желали слушать Афанасьева, Собчака и тех, кто двигал нашу страну вперед и не дал ей свалиться в болото. Тогда-то я проникся уважением и страшной любовью к этим людям, потому что они на самом деле спасали страну от коллапса. Тут и возникает вопрос: а такой ли гениальный был товарищ Сталин, создавший эту страну, которая, как только исчез страх расстрела и посадок, в кратчайший исторический период рухнула как карточный домик.

— А может, он хорошо знал, что такое российский народ, и умело управлял им?

— Я так не считаю. Сталин, говоря о русском народе, иногда в критические моменты перед ним заискивал. Но народ наш значительно умнее и благороднее, чем думал о нем Сталин и его приспешники. Иначе бы русский народ не вымел бы метлой всю эту компартию. Я помню 9 мая 1945 года, Москва, Красная площадь. Я же родился в Москве и жил в ней. Настал тот самый день, который мы все так ждали. Я потерял брата на войне. И мы с Витькой Альбацем, другом по лестничной площадке, взяли флаг и помчались на Красную площадь. Там были сотни тысяч людей. Был яркий солнечный день, и все праздновали Победу. Ждали появления товарища Сталина, но он так ни разу не появился. А все почему? Потому что Сталин презирал народ, ненавидел и боялся его.

— Вы расскажите это пенсионерам и еще 25 миллионам, живущим сейчас ниже уровня бедности. Они вам скажут, что в СССР на пенсию в 110 рублей можно было достойно жить.

— На эту пенсию нормально, достойно жить было невозможно. Я знал очень многих людей в своем окружении, которые жили на 100—120 рублей. У меня была зарплата 300—350 рублей, тоже не ахти что, но все же жить более или менее можно. Зато о покупке второй пары штанов или, допустим, холодильника и речи быть не могло. Да их и в магазинах не было. А в молодости я жил на 60 рублей и ел гречневую кашу и геркулес. Но не об этом разговор. Реформаторы все это прекрасно понимали, и для того чтобы как-то смягчить удар, была проведена приватизация. Поэтому каждый пенсионер мог получить в частную собственность хотя бы свою жилплощадь. Допустим, пенсионерка живет в однокомнатной «хрущобе» (казалось бы, чего уж хуже), но все-таки эта квартира, которая стоит по нынешним временам очень много. Она может переехать в коммуналку и получить громадные деньги. Это сделали реформаторы, понимая, какой удар нанесет инфляция именно по таким низкооплачиваемым людям.

— Да, понятно, чей вы апологет. А вам скажут, что вы-то как раз от этих реформ и от распада страны выиграли в личном плане, поэтому так и говорите.

— Ну почему же? У меня, например, сгорели вклады на сберкнижке, деньги, которые я выручил на продаже маминой избы. Зато у меня, как и у многих, развязаны руки: можно не просто жаловаться на руководство, что тебе не дают работу, можно перейти в другой театр, либо самому поставить что-то, либо поехать за рубеж зарабатывать деньги. Так что, можно сказать, что я и проиграл, и выиграл. Но вот что меня очень тревожит: нам всем сейчас доказывают, что мораль и нравственность не так уж важны, а важен успех. Морально-нравственная планка падает низко благодаря телевидению, которое с большим успехом превращает нас в полных идиотов.

— Вам, артисту, творческому человеку, свобода необходима. А нужна ли она простому работяге, пенсионеру? Да на кой черт им эта свобода, вернуть бы уверенность в завтрашнем дне, которая была в СССР.

— Чтобы страх не охватывал людей, необходимо создавать рабочие места, развивать промышленность, производство, а не только жить на нефтяные деньги. Чем больше развивается промышленность, тем будет больше товаров, тем больше будет рабочих мест. Необходима реформа судопроизводства в милиции, в правоохранительных органах. Только тогда страх оставит людей.

— С такими выступлениями вам надо вступать в Союз правых сил и идти в декабре на выборы.

— Госдума — это место для дискуссий. Для того чтобы доказать необходимость дальнейших реформ и завоевать в дискуссии большинство сторонников, необходим честный, умный, опытный политик. А я — актер.

— Ладно, давайте на время забудем политику. Скажите, Олег Валерианович, когда вы видите в бесконечных сериалах ваших коллег — артистов, что вы о них думаете?

— Я вижу иногда очень хорошие работы. Вижу, как люди раскрываются, но вижу часто, как они гибнут, оставаясь самими собой во всех ситуациях.

— Это что значит?

— Понимаете, актеру платят за перевоплощение. Сегодня он играет Гамлета, а завтра может предстать в образе совсем другого человека. Так вот многие мои коллеги все время играют одну роль — самого себя, любимого. Они вошли в эту роль и из нее вылезти уже не могут. Да и в нашем театре некоторые не могут освободиться от стереотипа сериалов. Поэтому им вырасти до уровня Алексея Николаевича Грибова, или Женьки Евстигнеева, или многих других любимых артистов почти уже невозможно. Но все равно я вижу иногда и в сериалах очень хорошие актерские работы. Вот посмотрите, как прекрасно артист Ильин играет в милицейском сериале. Я одно время зачитывался этими детективами и хорошо знаю сюжеты, по которым делаются фильмы, и был просто восхищен, как это делает Ильин. Настоящий мент, пропахший потом, усталостью. И он этого не показывает, он есть такой. Это уже настоящее мастерство. Но это личный выбор каждого актера. У нас в театре был молодой хороший артист, подававший большие надежды. Он ушел из театра в сериал и очень хорошо снимался в одной или двух картинах. Я за него даже порадовался. А сейчас я за ним слежу, из фильма в фильм он тиражирует одно и то же: использует свою внешность, голос, выразительные глаза. Но дальше не движется. Деньги человек заработал, а дальше-то что?

— Простите меня за банальный и глупый вопрос, но я вам его все-таки задам: что в вас лично от Воланда, а что от Бузыкина, а что от Мерзляева, от Самохвалова?

— Бог его знает. В каждом человеке намешано очень много. Наверное, будь на моем месте другой артист, он совершенно иначе играл бы Воланда. Есть артисты, которые внешне значительно больше подходят, чем я: они выглядят страшнее, зловеще. Но во мне булгаковский роман побудил очень хорошие, добрые чувства.

— А вы умеете манипулировать людьми, как Воланд? Да и вообще такой артист, как вы, должен обладать таким даром.

— Нет, не умею. Зачем мне это?

— Ну а, как Бузыкин из «Осеннего марафона», вы попадали в подобную ситуацию?

— В точно такую же не попадал. Ведь этот фильм не только о любовном треугольнике.

— Конечно, он о раздвоенности личности.

— Эта картина о попустительстве, о нашем конформизме. О том, что нашей интеллигенции доброта и порядочность, как это ни странно, часто мешают продвигаться дальше. Порядочный человек не может сказать нет, потому что видит, что этим нанесет травму другому человеку. Поэтому он проигрывает по сравнению с наглецом.

— А в вас есть хоть капелька самодовольства, как у вашего героя Самохвалова из «Служебного романа»?

— В каждом из нас есть все. И я был бы нечестен, если бы сказал, что во мне самодовольства нет. Конечно, есть и плохое, и хорошее. Я даже не знаю, чего больше. Раз убедителен Самохвалов, значит, я нашел какие-то его черты в самом себе. Если я убедителен в Мерзляеве из фильма «О бедном гусаре замолвите слово», значит, у меня есть и такие черточки.

— Да вам любой зритель скажет, что уж чего-чего, а мерзляевщины в вас нет ни грамма и вы на себя наговариваете.

— А почему же я так хорошо его сыграл?

— Когда писали, что ваш Воланд слишком старый, вам было это читать смешно или грустно?

— Как вы думаете, как может выглядеть человек, которому много тысяч лет? Я выгляжу моложе, по-моему.

Александр Мельман